конь. Тысячи лошадей - рыжих, красных и серых, гнедых, соловых, игреневых,
карих и вороных, караковых, пегих, буланых, редрых, каурых, сивых, чалых,
мышастых, саврасых и бурых - хорошо кормленных, с круглыми, словно
налитыми спинами. Густой конский дух перекрывает все прочие запахи, и в
его волне проходит, и проходит, и проходит конная московская рать.
Рыжий веселый Юрий, он тоже без шелома, в одной кольчуге с короткими
рукавами сверх малинового зипуна. Рядом высокий Александр, в броне с
зерцалом и граненом шеломе, гордится оружием - не диво в восемнадцать-то
лет! За ним Борис, щурится на проходящую рать. Он без шелома и брони, в
одном кожаном кояре с перевязью. На перевязи дорогая ордынская сабля,
подарок отца. Борис то и дело слегка трогает рукоять ладонью: позволит ли
ему батюшка обновить саблю в бою? И страшно, и по-мальчишечьи сладко
испытать <это>, почуять себя героем, <храбром>, скакать и рубить в
настоящем сражении! Только тридцатилетний Иван не жаждет в бой. Он
внимательно следит за проходящим войском, иногда взглядывает на отца,
седого, в сверкающих доспехах, непривычно грозного, на его горбатый нос,
на его выпростанную наружу бороду, на его утонувшие под шеломом строгие
<повелительные> глаза, на княжеский шестопер, что подвешен у батюшки на
кожаном паворзне через руку. Все непривычно, все грозно, и батюшка
непривычен, и сколько же собрано коней! Ему очень хочется поднять на руки
крестника Елевферия, посадить перед собой на седло и показывать ему
проходящую рать; или младшего братца Афанасия, - но нельзя. И тот и другой
дома. Даже матушка смотрит сейчас издали, со смотрильной башенки Кремника.
спускается к пристани, где его ждет лодья. Старшие сыновья отправлены с
Протасием в конном строю.
рязанской сторожи и множество жителей - москвичи, сам открыл Даниле
ворота. Князь Константин с собранным войском, слышно, стоял на полчище под
Рязанью. У Коломны переправились через Оку. Высадили пешую рать,
перетащили обозы. Погода скоро переменилась, задул холодный ветер, мигом
сорвал желтую листву с дерев, начал сечь холодным мелким дождем. От
Коломны до Рязани тащились четыре дня. Мокрые до нитки разъезды
возвращались и уходили назад, в дождь. К счастью, к вечеру третьего дня
разведрило, мокрядь сменило холодом. Ветер сушил дорогу, и продрогшая,
отсыревшая до костей пешая рать пошла резвей. Сбросили стертые лапти,
повязали новые. Уже по сторонам запоказывались татарские и рязанские
разъезды князя Константина. Конная московская сторожа перестреливалась с
ними без особого толку.
Переяславлем-Рязанским. С вечера стали станом, обрылись, утром начали
уряжать полки.
но в бегство его обратить должны были московские воеводы.
отцу. Перед боем они от волнения почти не спали (кроме Юрия, тот был как
рыба в воде), и потому ни один не обиделся, когда Данил, уже в шишаке и
броне, оборотясь с коня, приказал:
Юрко, вали к Протасию. Да смотри, ежели что - голову оторву!
боем.
на седле, вслед за двумя дружинниками на правое крыло, к воеводе Протасию.
Московская пешая рать, чавкая лаптями, пошла вперед. Далеко слева
рязанские пешцы, посверкивая оружием, неровными рядами переходили лощину.
Им навстречу вынеслась на рысях волынская кованая дружина Родиона
Нестеровича. Справа конный полк Протасия тоже медленно подвигался вперед,
а перед ним, в видимом беспорядке, отходили, отстреливаясь, негустые кучки
конных рязанцев.
ветру развернутое московское знамя. Запасная конная дружина стояла в
шеломах и бронях с поднятыми копьями. Ратники, вытягивая шеи, вглядывались
в поле боя. Кони настороженно поводили ушами, поматывали мордами, дергали
повода, переминались, подымая то одно, то другое копыто. По небу шли серою
чередою рваные рыхлые облака с ослепительными холодными пробелами, иногда
приоткрывался кусок бледной осенней голубизны, по которому, точно дым,
летели легкие лиловые клочья, и снова все заволакивалось серо-синею
клубящейся пеленой.
конной рати и полоскался по ветру рязанский стяг. Там иногда что-то
посверкивало. Верно, блестели харалужные брони князя Константина и его
воевод, их корзна и дорогие попоны лошадей.
быстрей, густою лавой, растекаясь двумя рогами, в охват полка Протасия,
татарская конница. Московские пешцы, уже далеко ушедшие вперед, словно
споткнулись, затоптались на месте. Данил, поворотясь (и княжичи увидели,
как изменилось и стало гневным его лицо), протягивая шестопер, закричал
что-то, и тотчас двинулся один из стоявших сзади конных полков и на рысях
пошел вперед, в обгон пешцев. Данил, сдерживая коня, шагом двинулся
вперед, и за ним поплыло княжеское знамя, и шагом, с глухим дробным
топотом, удерживая поводьями храпящих коней, тронулся весь полк.
того чтобы идти вперед, совсем стал, а обходившая его только что посланная
конная дружина еще не доскакала до места. В это время с горы, оттуда, где
стояло знамя рязанского князя, стремительно излились плотные ряды конной
рати и, расскакиваясь на ходу, наметом пошли на москвичей. Пешая рать
дрогнула. Данил, ругнувшись, двинул второй полк, а сам, привстав на
стременах, следил, что происходит впереди. Вдруг, оборотя гневное лицо к
воеводе, он крикнул:
ратники.
схватил под уздцы коня княжича, крикнув:
падающими сердцами следили сыновья, как отец далеко впереди подскакивает к
первым бегущим, замахивается шестопером, что-то кричит, а его <детские>,
растянувшись по полю, с саблями наголо гонят назад бегущих.
бледный, смотрел, сжав зубы, слезы катились у него по лицу. Иван с
тревогою смотрел на воеводу, что тоже безотрывно следил за князем. Но вот
пешцы повернули и нестройною толпой побежали назад. Князь гнал их,
размахивая шестопером и (не слышно отсюда) страшно матерясь, и уже,
обскакав поворотивших мужиков, врезался в пешую рать, где: <Князь! Князь!>
И уже, с поднявшимся ликующим криком, рать поворотила и пошла, быстрей
пошла, еще быстрей и уже бегом, с ртами, разорванными в реве, опрокидывая
рязанскую конную дружину, и уже те заворачивали коней, устремляясь в бег.
подскакал к полку, когда татары во главе с рязанскими воеводами начали
появляться из-за холма и с визгом скатываться вниз, прямо на московский
полк. Протасию, который в сплошном крике, ржании, гуле и топоте тысяч
коней, срывая голос, поворачивал полк, развертывая его лицом к татарам,
было не до Юрия. Пригнувшись, - в воздухе над ним со зловещим пением
прошли татарские стрелы, - княжич вытащил лук и стал стрелять, почти не
целясь, в катящуюся все ближе и ближе лавину татарской конницы, быстро
опоражнивая колчан. Конь плясал под ним, и вряд ли хоть одна из стрел Юрия
достигла цели. Татары были уже совсем рядом, он уже различал оскаленные
скуластые лица, и тогда, убрав лук, он вытащил было саблю и только тут,
невольно оглянувшись, увидел, что остался один, далеко от полка. Юрий
припустил к своим, за ним уже гнались, сматывая на руку арканы, двое
татар, по платью и оружию признавших дорогого пленника. Юрий скакал, остро
переживая страх и радость сечи, и, не доскакав до своих, снова повернул,
усмотрев зарвавшегося татарина, и обнажил клинок, и кинулся, но чей-то
конь, налетев на него грудью, выбил Юрия из седла, а дальше он плохо
понял, что произошло. Вокруг оказались московские ратники, и знакомый
старик дружинник, за шиворот подняв Юрия (<Жив? Жив!>), кинул его в седло
и поволок подальше от сечи. И Юрий, переживший и радость, и страх, и
панический ужас смерти, сейчас плакал от стыда и унижения. Ратник держал
за повод его коня, меж тем как перестроенный полк уже катился мимо и
вокруг них, встречу татарам, и клинки, как редкие зыбкие колосья,
колыхались над головами скачущих ратников.
густым тараном кольчужной конницы прошиб татарскую лаву насквозь. Легкие
татарские всадники заворачивали коней, огрызаясь стрелами, уходили, а
московский полк, озверев от победы, катился, почти не отставая, следом за
ними, рубил и топтал непроворых, и уже докатывался до вершины холма.
утер пот. Понял, что давеча струхнул маленько. Слева, рассыпаясь по
склону, бежала рязанская пешая рать, а волынская дружина Родиона, рубя
бегущих, косо подвигалась по подошве холма, отрезая рубившихся в середине,
под холмом, рязанцев. И полк Протасия, справа, растянувшись вширь, гнал
татар и уже взбирался на бугры, с которых давеча скатывались татары. Это
была, кажется, победа.
переходя в рысь, а с рыси на скок, пошел вперед, и Данил, все утирая и
утирая льющийся пот, стоял, пропуская полк мимо себя, и слушал, как тяжко
у него в груди бьется сердце и кровь толчками ударяет в виски. Потом шагом
Панов Вадим
Лукин Евгений
Никитин Юрий
Браун Дэн
Перумов Ник
Орлов Алекс