его превосходительство.
вошел в его каюту и улегся на койку.
Рожественским.
Но командир этого миноносца, капитан 2-го ранга Андржиевский, не подчинился
сигналу, считая Баранова младше себя. Сейчас же был поднят второй сигнал:
дал ход впереди, приблизившись к "Бедовому", спросил по семафору: "Какие и
от кого имею приказания?" Ему по
Рожественский на миноносце, ранен, большинство штаба также. Идем
Владивосток, если хватит угля, в противном случае-в Посьет. Идите так, чтобы
ваш дым не попадал на нас". Только после таких переговоров "Грозный" вступил
в кильватер "Бедовому" и держался от него на почтительном расстоянии.
ослябцев на крейсер. Но скоро пришлось отказаться от этой операции: на
горизонте заметили подозрительные дымки. "Донской" поднял шлюпки, дал ход
вперед и, сопровождаемый "Буйным", направился к северу.
поспеть.
Баранов
де-Ласси-флаг-капитану, а сигнальщик Михайленко и вестовой Балахонцев-самому
Рожественскому. Возможно, что все трое, занятые одной и той же мыслью,
поставили один и тот же вопрос в разное время.
учитель. Ведь первый когда-то брал у второго уроки по штурманскому делу.
флага. Тут же находился мичман О'Бриен-де-Ласси, юноша лет двадцати, изящно
сложенный, с девичьи, нежным лицом, с аристократическими, манерами.
словам, из ирландского королевского рода.
полковник Филипповский объяснил ему:
без боя, чтобы сохранить жизнь адмирала.
атласной бороде, приятно заулыбался, как будто получил весть о повышении его
в следующий чин.
заменить туковой салфеткой или простыней. Но командир Баранов отверг и то и
другое, авторитетно заявив:
молодо сияя голубыми глазами из-за густых ресниц, сейчас же приказал
сигнальщику Сибиреву:
парламентерский флаг.
волновались, спорили между собою: одни верили таким слухам, другие-нет.
крепкие кулаки, угрожал:
свободен. Наивные люди могли думать, что таким образом они достигнут
конечной цели. Но они не знали, что наверху, на командирском мостике, были
приняты все меры к тому, чтобы встретиться с японцами. Флагманский штурман,
полковник Филиповский, провел по морской карте черту вблизи острова Дажелет,
оставляя его справа. Таким курсом должны были идти оба миноносца. Мичман
Демчинский высказал свое предположение:
и пошлют за нами погоню.
Филипповский недовольно нахмурил брови и возразил:
путь.
действовать в определенном направлении. Прежде всего призвали судового
механика Ильютовича и, расспросив его, какой будет самый экономичный ход,
приказали прекратить пары в двух котлах. А затем, вместо того чтобы скорее
удалиться из неприятельской зоны, удрать от грозящей опасности, в машину
было отдано новое распоряжение-убавить ход до двенадцати узлов.
Владивосток. Об этой скрытой мысли их догадывался исполняющий обязанности
минного офицера лейтенант Вечеслов и очень волновался. Это был любимый
командою начальник, передовой человек, талантливый начинающий беллетрист.
Вечеслову за его человеческое отношение к матросам и частые беседы с ними на
темы, стоящие вне военно-служебных интересов. Широкоплечий, чуть повыше
среднего роста, с крупными чертами лица в здоровом загаре, он теперь бродил
по миноносцу с таким видом, как будто потерял в жизни что-то самое
драгоценное. Прислушиваясь к. разговору штабных, он сам расспрашивал их:
"Буйный" был неисправен и не имел угля. Но почему же они не избрали для себя
миноносец
Клапье-де-Колонг ни другие не могли
встретившись с механиком Ильютовичем, намекнул ему о своих догадках:
самым наглейшим образом. Он ни разу не подошел к флагманскому кораблю. Об
этом адмирал не мог не знать. И все-таки, как я слышал от штабных, он сам
пожелал пересесть именно на "Бедовый". Что это значит?
командир. Но мы с вами, по-видимому, влипли в нехорошую историю. И вся беда
наша в том, что мы ничего не Сможем поделать.
них, и прекратили разговор.
вперед двенадцатиузловым ходом, держа
по-прежнему был чист. Японцы точно провалились-ни одного признака их
близкого присутствия. Лейтенанты Кржижановский и Леонтьев от непривычного
плавания на миноносце страдали морской болезнью. Остальные разошлись спать.
Здоровье адмирала не вызывало никаких опасений: по сообщению доктора,
температура у него была тридцать семь с половиной.
тоскливо стоял на мостике, пока сигнальщик не доложил ему, что за кормою
показались дымки. Вахтенный начальник сейчас же распорядился сообщить об
этом командиру. На "Бедовом" все пришло в движение. Штабные чины и судовые
офицеры спешили на мостик. Бинокли и подзорные трубы были направлены туда,
Откуда, как два небольших облака, приближались дымки, постепенно вырастая.
держался на левом траверзе своего попутчика в пяти кабельтовых. Потом стал
отставать от крейсера. Машина на "Буйном", разладившись, грохотала всеми
своими частями, пар начал падать. Машинная команда выбивалась из последних
сил, чтобы держать сто тридцать оборотов вместо трехсот пятидесяти.
мостике согнувшись, подавленный бременем безотрадных дум. За пережитые
сутки, без сна, в беспрерывной напряженности, точеное лицо его потеряло
свежесть, осунулось, тонкий нос заострился. От всего видимого пространства,
залитого солнечным блеском, от моря, плавно забившегося под полуденным
небом, веяло тишиной и миром, но душа была в смятении. Серые глаза впивались
в уходящий крейсер. Что делать дальше? Остаться в море на одиноком
миноносце, который превратился в инвалида,-это значит обречь себя и всех
своих подчиненных на бесплодную жертву. Нет, надо принять решительные меры.
Командир вызвал на мостик инженера-механика, поручика Даниленко и, подавляя
внутреннее волнение, заговорил сухо, тоном властного начальника:
достаточно угля, мы можем дойти до Владивостока? Для ясности я поставлю
вопрос иначе: стоит ли нам задерживать "Донского" для принятия угля, или это
будет бесцельная проволочка времени. Я прошу вас дать мне на это точный
ответ.
утомленно посмотрел на командира.