пор бросают вызов заговору королей; но все эти республики были и остаются
запятнаны первородным грехом: одни из них аристократические, другие -
олигархические, третьи деспотические; например, Генуэзская республика, одна
из тех, что уцелели, - аристократическая; ее жители дома остаются простыми
гражданами, но за ее стенами все они - знатные люди. Одна Швейцария
располагает некоторыми демократическими учреждениями, но ее недоступные
кантоны, затерянные в горах, не могут быть ни образцом, ни подспорьем для
рода человеческого. Нам было нужно нечто другое; нам нужна была большая
страна, неподвластная влиянию извне и сама способная оказать такое влияние;
огромное колесо, зубцы которого могли бы привести в движение Европу;
планета, которая могла бы вспыхнуть и озарить весь мир!
продолжал:
источник всякого прогресса, и увидел, что его перст указует на Францию.
одиннадцатого века в ней сложилась нация французов, с шестнадцатого века она
стала единой; Франция, которую сам Господь нарек своей старшей дочерью,
несомненно, для того, чтобы в великий час самоотречения иметь право послать
ее на крест во имя человечества, как послал Христа, - в самом деле, Франция,
испытавшая все формы монархического правления, феодальную, сеньориальную и
аристократическую, показалась нам наиболее способной воспринять и передать
наше влияние; и вот, ведомые небесным лучом, подобно тому как израильтяне
были ведомы огненным столпом, мы решили, что Франция получит свободу первой.
Поглядите на Францию, какой она была двадцать лет назад, и увидите, что для
того, чтобы взяться за такое дело, потребна была великая отвага или, вернее,
высшая вера. Двадцать лет тому назад в хилых руках Людовика Пятнадцатого
Франция была еще та же, что при Людовике Четырнадцатом: это было великое
аристократическое государство, где все права принадлежали знатным, все
привилегии - богатым. Во главе этого государства стоял человек,
олицетворявший одновременно все самое возвышенное и самое низкое, самое
великое и самое мелкое, Бога и народ. Этот человек единым словом мог сделать
вас богачом или бедняком, счастливым или несчастным, свободным или узником,
живым или мертвым. У этого человека было трое внуков, трое молодых принцев,
призванных ему наследовать. По воле случая тот из них, кого природа
назначила ему в преемники, был таков, что общественное мнение, если бы оно
существовало в то время, также остановило бы на нем свой выбор. Его считали
добрым, справедливым, безупречно честным, бескорыстным, просвещенным и чуть
ли не философом. Чтобы навсегда уничтожить в Европе те пагубные войны, что
разгорелись из-за рокового наследства Карла Второго, в жены ему была избрана
дочь Марии Терезии; две великие нации, воистину служившие в Европе
противовесом одна другой - Франция на берегах Атлантики, Австрия на Черном
море, - отныне должны были заключить неразрывный союз; таков был расчет
Марии Терезии, лучшего политика Европы. И вот когда Франция, опираясь на
Австрию, Италию и Испанию, должна была войти в эпоху нового, желанного
царствования, тогда-то наш выбор пал не на Францию, чтобы сделать из нее
первое королевство в мире, но на французов, чтобы превратить их в первый
народ на земле. Вопрос был только в том, кто войдет в логово льва, какой
христианский Тесей, ведомый светом веры, пройдет по изгибам гигантского
лабиринта и бросит вызов минотавру монархии. Я ответил: "Я!. Тут несколько
горячих голов, беспокойные натуры, осведомились у меня, сколько времени
понадобится мне для осуществления первого периода моего труда, который я
предполагал разделить на три периода, и я испросил себе двадцать лет.
Последовали возражения. Вы представляете себе? В течение двадцати веков люди
были рабами или крепостными, а они возражали, когда я испросил себе двадцать
лет, чтобы сделать людей свободными!
вызвали иронические улыбки.
братьям знаменитый девиз: "Lilia pedibus destrue" - и взялся за работу,
призывая всех окружающих последовать моему примеру. Я въехал во Францию под
сенью триумфальных арок; весь путь от Страсбурга до Парижа был усыпан
лаврами и розами. Все кричали: "Да здравствует дофина! Да здравствует
будущая королева!." Все надежды королевства были связаны с потомством этого
спасительного брачного союза. Далее я не желаю приписывать себе славу
предпринятых шагов и заслугу в событиях. Господь меня не оставил, он
позволил мне видеть божественную руку, державшую поводья огненной колесницы.
Хвала Господу! Я отбросил с дороги камни, я навел мосты через потоки, я
засыпал пропасти, а колесница катилась вперед, вот и все.
презрением.
законность так и осталась под вопросом; ее материнство подвергалось нападкам
при рождении дофина, ее честь была поколеблена после дела с ожерельем.
королевские труды и оказался бессилен в политике, как и в любви, скатываясь
от утопии к утопии вплоть до полного банкротства, от министра к министру
вплоть до господина де Калонна.
Национальным собранием.
знати.
королевской власти.
председатель Национального собрания сел на такой же трон, что и король;
закону и нации было отведено место выше этих тронов; Европа не сводит с нас
глаз, склоняется к нам, молчит и ждет; все, кто не рукоплещет нам, объяты
трепетом!
колесо, которое могло бы привести в движение Европу, не то солнце, которым
озарится мир?
продвинулось достаточно и мы можем отступиться, чтобы дальше оно шло уже
само собой? Считаете ли вы, что после присяги Конституции мы можем
положиться на королевское слово?
второму революционному периоду великого дела демократии. Я рад убедиться,
что в ваших глазах, как и в моих, Федерация 1790 года-не цель. но остановка
в пути; что ж, мы постояли, передохнули, и двор принялся за свое
контрреволюционное дело; так препояшемся и снова в путь. Несомненно, робким
сердцам предстоит изведать немало тревожных часов и отчаянных мгновений;
часто будет казаться, что луч, озаряющий нам дорогу, погас; нам еще не раз
почудится, что указующая нам путь рука покинула нас. На протяжении этого
долгого периода, который нам надлежит пройти, не раз покажется, что дело
наше опозорено и даже загублено каким-нибудь непредвиденным несчастным
случаем, каким-нибудь нежданным происшествием; все будет оборачиваться
против нас: неблагоприятные обстоятельства, триумф наших врагов,
неблагодарность сограждан; и многие из нас, быть может наиболее
добросовестные, после стольких тяжких трудов и ввиду явного бессилия начнут
терзаться вопросом, не сбились ли мы с пути, не следуем ли по неверной
дороге. Нет, братья, нет! Я говорю вам это теперь, и пускай мои слова вечно
звучат у вас в ушах - во время победы подобно торжественным фанфарам, в час
поражения подобно набату; нет, народам-вожатым доверена святая миссия, и на
них лежит роковой, провиденциальный долг ее исполнять; Господь, направляющий
их, ведает свои таинственные пути, которые открываются нам лишь в сиянии
исполненного предначертания; нередко пелена тумана скрывает Господа от наших
глаз, и мы полагаем, что Его нет с нами; нередко сама идея отступает и
словно обращается в бегство, а между тем на самом деле она, подобно рыцарям
на средневековых турнирах, берет разбег, чтобы вновь поднять копье и
устремиться на противника с новыми силами и новым пылом. Братья! Братья!
Цель, к которой мы стремимся, - это маяк, зажженный на высокой горе; за
время пути мы десятки раз теряем его из виду из-за неровностей почвы и
думаем, что он погас; и тогда слабые начинают роптать, сетовать и
останавливаются, говоря: "Ничто больше не указывает нам направление, мы
бредем в потемках; давайте останемся здесь, к чему блуждать?." Но сильные
идут дальше, улыбаясь и храня веру, и вот уже маяк виден опять, а после
вновь исчезает и вновь появляется, и с каждым разом все виднее, все ярче,
потому что он становится все ближе. Вот так, борясь, упорно продолжая
начатое, а главное, храня веру, избранники мира дойдут до подножия
спасительного маяка, свет которого воссияет однажды не только для всей
Франции, но и для всех народов земли. Поклянемся ж, братья, поклянемся от
имени нашего и наших преемников не останавливаться, покуда не воссияет по
всей земле святой завет Христа, первой части которого мы уже почти достигли:
свобода, равенство, братство!
рукоплесканий, подобно каплям ледяной воды, срывающимся со сводов сырой
пещеры на пылающий лоб путника, во всеобщий восторг ворвались слова,