Чтение 124–й страницы книги ~Королева Марго~

- Поручите мою душу, - сказал он, - молитвам монахинь в монастыре
благодатной Девы Марии.

- Скорей, Ла Моль, скорей, а то я так страдаю за тебя, что сам слабею, -
сказал Коконнас.

- Я готов, - ответил Ла Моль.

- Можете ли вы держать голову совсем прямо? - спросил Кабош, став позади
коленопреклоненного Ла Моля и готовясь нанести удар мечом.

- Надеюсь, - ответил Ла Моль.

- Тогда все будет хорошо.

- А вы не забудете, о чем я просил вас? - напомнил Ла Моль. - Этот
ковчежец будет вам пропуском.

- Будьте покойны. Постарайтесь только держать голову прямее.

Ла Моль вытянул шею и обратил глаза в сторону башенки.

- Прощай, Маргарита! - прошептал он. - Будь благосло...

Ла Моль не кончил. Повернув быстрый, сверкнувший, как молния, меч, Кабош
одним ударом снес ему голову, и она покатилась к ногам Коконнаса.

Тело Ла Моля тихо опустилось, как будто он лег сам. Раздался
оглушительный крик, слитый из тысячи криков, и Коконнасу показалось, что
среди женских голосов один прозвучал более скорбно, чем остальные.

- Спасибо, мой великодушный друг, спасибо! - сказал Коконнас, в третий
раз протягивая руку палачу.

- Сын мой, - сказал Коконнасу священник, - не надо ли вам чего-нибудь
доверить Богу?

- Честное слово, нет, отец мой! - ответил пьемонтец. - Все, что мне надо
было бы Ему сказать, я сказал вам вчера.

С этими словами он повернулся к Кабошу.

- Ну, мой последний друг палач, окажи мне еще одну услугу, - сказал он.

Прежде, чем стать на колени, Коконнас обвел площадь таким спокойным,
таким ясным взглядом, что по толпе пронесся рокот восхищения, лаская его
слух и теша его самолюбие. Коконнас взял голову Ла Моля, поцеловал его в
посиневшие губы и бросил последний взгляд на башенку, затем опустился на
колени и, продолжая держать в руках эту горячо любимую голову, сказал
Кабошу:

- Теперь моя очере...

Он не успел договорить, как голова его слетела с плеч.

После удара нервная дрожь охватила этого достойного человека.

- Хорошо, что все кончилось, - прошептал он, - бедный мальчик!

Он с трудом вынул золотой ковчежец из судорожно стиснутых рук Ла Моля, а
затем накрыл своим плащом печальные останки, которые тележка должна была
везти к нему домой.

Зрелище кончилось; толпа разошлась.

Глава 11

БАШНЯ ПОЗОРНОГО СТОЛБА

Ночь только что опустилась на город, еще взволнованный рассказами о
казни, подробности которой, переходя из уст в уста, омрачали в каждом доме
веселый час ужина, когда вся семья в сборе.

В противоположность притихшему, помрачневшему городу Лувр был ярко
освещен, там было шумно и весело. Во дворце был большой праздник. Этот
праздник состоялся по распоряжению Карла IX. Праздник он назначил на вечер,
а на утро назначил казнь.

Королева Наваррская еще накануне получила приказание быть на вечере; она
надеялась, что Ла Моль и Коконнас будут спасены этой же ночью; в успехе мер,
принятых для их спасения, она была уверена, а потому ответила брату, что его
желание будет исполнено.

Но после сцены в часовне, когда она утратила всякую надежду; после того,
как в порыве скорби о гибнущей любви, самой большой и самой глубокой в ее
жизни, она присутствовала при казни, она дала себе слово, что ни просьбы, ни
угрозы не заставят ее присутствовать на радостном луврском празднестве в тот
самый день, когда ей довелось видеть на Гревской площади страшное
празднество.

В этот день король Карл IX еще раз показал такую силу воли, которой,
кроме него, быть может, не обладал никто: в течение двух недель он был
прикован к постели, он был слаб, как умирающий, и бледен, как мертвец, но в
пять часов вечера он встал и надел свой лучший костюм. Правда, во время
одевания он три раза падал в обморок.

В восемь часов вечера Карл осведомился о сестре: он спросил, не видел ли
ее кто-нибудь и не знает ли кто-нибудь, что она делает. Никто не мог ему на
это ответить, потому что королева вернулась к себе в одиннадцать утра,
заперлась и запретила открывать дверь кому бы то ни было.

Но для Карла не существовало запертых дверей. Опираясь на руку де Нансе,
он направился к апартаментам королевы Наваррской и неожиданно вошел к ней
через потайной ход.

Хотя он знал, что его ждет печальное зрелище, и заранее подготовил к нему
свою душу, плачевная картина, какую он увидел, превзошла его воображение.

Маргарита, полумертвая, лежала на шезлонге, уткнувшись головой в подушки;
она не плакала и не молилась, а только хрипела, словно в агонии.

В другом углу комнаты Анриетта Неверская, эта неустрашимая женщина,
лежала в обмороке, распростершись на ковре. Вернувшись с Гревской площади,
она, как и Маргарита, лишилась сил, а бедная Жийона бегала от одной к
другой, не осмеливаясь сказать им хоть слово утешения.

Во время кризиса, который следует за великим потрясением, люди оберегают
свое горе, как скупец - сокровище, и считают врагом всякого, кто пытается
отнять у них малейшую его частицу.

Карл IX открыл дверь и, оставив де Нансе в коридоре, бледный и дрожащий,
вошел в комнату.

Обе женщины не видели его. Жийона, пытавшаяся помочь Анриетте, привстала
на одно колено и испуганно посмотрела на короля.

Король сделал ей знак рукой - она встала, сделала реверанс и вышла.

Карл подошел к Маргарите; с минуту он смотрел на нее молча; потом
обратился к ней с неожиданной для него нежностью в голосе:

- Марго! Сестричка!

Молодая женщина вздрогнула и приподнялась.

- Ваше величество! - произнесла она.

- Сестричка, не падай духом! Маргарита подняла глаза к небу.

Да, я понимаю, - сказал Карл, - но выслушай меня.

Королева Наваррская сделала знак, что слушает.

- Ты обещала мне прийти на бал, - сказал король.

- Кто? Я? - воскликнула Маргарита.

- Да, ты обещала, тебя ждут, и если ты не придешь, твое отсутствие
вызовет всеобщее недоумение.

- Простите меня, брат мой, - Ответила Маргарита, - вы же видите: я очень
страдаю.

- Пересильте себя.

Маргарита попыталась взять себя в руки, но силы покинули ее, и она снова
уронила голову на подушки.

- Нет, нет, не пойду, - сказала она. Карл взял ее за руку и сел рядом с
ней.

- Марго! Я знаю: сегодня ты потеряла друга, - заговорил он, - но подумай
обо мне: ведь я потерял всех своих друзей! Даже больше - я потерял мать! Ты
всегда могла плакать так, как сейчас, а я даже в минуты самых страшных
страданий должен был найти в себе силы улыбаться. Тебе тяжело, но посмотри
на меня - ведь я умираю! Будь мужественной, Марго, - прошу тебя, сестра, во
имя нашей доброй славы! Честь нашего королевского дома - это наш тяжкий
крест, будем же и мы нести его, подобно Христу, до Голгофы; если же мы
споткнемся на пути, мы снова встанем, безропотно и мужественно, как и Он.

- О, Господи, Господи! - воскликнула Маргарита.

- Да, - сказал Карл, отвечая на ее мысль, - да, сестра, жертва тяжела, но
все чем-нибудь жертвуют: одни жертвуют честью, другие - жизнью. Неужели ты
думаешь, что я в свои двадцать пять лет, я, взошедший на лучший престол в
мире, умру без сожаления? Посмотри на меня.., у меня и глаза, и цвет лица, и
губы умирающего, это правда. Зато улыбка.., разве, глядя на мою улыбку, не
подумаешь, что я надеюсь на выздоровление? И однако, через неделю, самое
большее - через месяц, ты будешь оплакивать меня, сестра, как оплакиваешь
того, кто расстался с жизнью сегодня утром.

- Братец!.. - воскликнула Маргарита, обвивая руками шею Карла.

- Ну так оденься же, дорогая Маргарита, - сказал король, - скрой свою
бледность и приходи на бал. Я велел принести тебе новые драгоценности и
украшения, достойные твоей красоты.

- Ах, эти брильянты, туалеты... Мне сейчас не де них! - сказала
Маргарита.

- Жизнь вся еще впереди, Маргарита, - по крайней мере для тебя, - с
улыбкой возразил Карл, - Нет! Нет!

- Помни одно, сестра: иной раз память умерших почтишь всего достойнее,
если сумеешь подавить, вернее, скрыть свое горе.

- Хорошо, государь! Я приду, - дрожа, ответила Маргарита.

Слеза набежала на глаза Карла, но сейчас же испарилась на воспаленных
веках. Он поклонился сестре, поцеловал ее в лоб, потом на минуту остановился
перед Анриеттой, ничего не видевшей и не слыхавшей, промолвил:

- - Несчастная женщина! - и бесшумно удалился.

После ухода короля сейчас же вошли пажи - они несли ларцы и футляры.

Маргарита сделала знак рукой, чтобы все это положили на пол.

Пажи вышли, осталась одна Жийона.

- Приготовь мне все для туалета, Жийона, - сказала Маргарита.

Девушка с изумлением посмотрела на госпожу.

- Да, - сказала Маргарита с непередаваемым чувством горечи, - да, я
оденусь и пойду на бал - меня там ждут. Не мешкай! Так день будет закончен:
утром - праздник на Гревской площади, вечером - праздник в Лувре!