ногами". Название это вызывает в воображении "загадочную картинку", в
которой нужно отыскать скрытые фигуры - охотника, зайцев, крестьян, птиц и
т. д. Автор книги - Виктор Хенкин. Он был тем самым подручным Вилли Фишера в
старые добрые испанские времена, и книга его посвящена главным образом
Фишерабелю, хотя по существу это - автобиография. Некоторые детали про
Орлова тоже заимствованы оттуда. Книга должна была бы стать бестселлером уже
хотя бы потому, что осведомленные лица на более длинном из двух берегов
Атлантики по-прежнему считали, что взяли Рудольфа Абеля. Так же точно, как
они все еще верили, что Орлов, в свое время к ним перешедший, действительно
работал на эту сторону Атлантики, награды которой горделиво красуются у него
на груди на одном из редких снимков Орлова в книге, с помпой изданной в
Штатах через много лет после его смерти (умер он в 1972 году). С книгой
Хенкина никакой помпы не было. Когда американский издатель попытался
заключить на нее контракт, он уперся в стенку авторского права. Еще был
какой-то негромкий скандал, обвинения в плагиате в связи с французским и
немецким изданиями, дело дошло до суда и, насколько я знаю, Хенкин проиграл.
Теперь он работает на мюнхенской радиостанции, которая вещает на Россию -
почти что зеркальное отражение того, чем он занимаются долгие годы на
московском радио, вещая по-французски. А может быть, он уже на пенсии.
Российский эмигрант со слишком пестрой биографией... Ненадежный человек,
видимо - параноик... Живет прошлым, скверный характер... По крайней мере,
теперь он свободен, теперь у него нормальные документы. Он может отправиться
на Лионский вокзал, сесть на поезд и, как пятьдесят лет назад, проведя ночь
в вагоне, прибыть наутро в Мадрид, город его юности и приключений. Стоит
лишь пересечь широкую привокзальную площадь, и он окажется перед входом в
"Насьональ" - он может его найти с закрытыми глазами. Так же, с закрытыми
глазами, он может войти в вестибюль отеля, где пятьдесят лет назад кишели
Орловы, Фишеры, Абели. Хемингуэи, Филби, Орвеллы, Меркадеры, Мальро,
Негрины, Эренбурги и светила поменьше, вроде него самого, - все те
персонажи, которые на данный момент уже приняли участие в нашем
повествовании или которым мы обязаны своими сведениями. Однако раскрой он
глаза, он обнаружил бы, что "Насьональ" закрыт. Закрыт он, если верить одним
- молодежи в особенности - вот уже десять лет; если верить другим - уже
скоро пятьдесят. Судя по всему, ни молодежь, ни старики не знают, кто платит
за него налог на недвижимость; но может, в Испании все вообще делается
по-другому.
давай извлечем его из этой толпы в вестибюле "Насьоналя" и спросим его, что
он тут поделывает. "Пресса, знаете ли, - услышим мы в ответ. - Репортаж с
поля боя". Попробуем выяснить, на чьей он стороне, и представим на минутку,
что он ответит честно. "В данный момент меняю стороны. Инструкции". И,
возможно, легким движением подбородка укажет на шестой этаж "Насьоналя". Ибо
я на сто процентов убежден, что именно Орлов в 1937 году или около того в
Мадриде велел ему сменить свою песню в "Тайме" с республиканской на
франкистскую, для вящего камуфляжа. Если, как принято считать, идея была в
том, чтобы превратить Филби в мину замедленного действия в sancta sanctorum
британской разведки, окраска его должна была стать профашистской. Не то
чтобы Орлов предвидел, чем кончится испанский спектакль (хотя какие-то
предчувствия у него могли быть), - просто он предполагал или даже знал, что
Филби нужно приберечь на будущее. А полагать или знать это Орлов мог только
при условии, что он имел доступ к досье Филби, которое к этому времени
накопилось у русских (завербован он был в 1933 году), или же был причастен к
самой его вербовке. Первое несомненно, второе - возможно. Так или иначе,
Орлов знал Филби лично, что он и пытался довести до сознания незадачливого
сотрудника ФБР, который с ним беседовал в 1944 году, по-моему, в Айове, где
Орлов обретался после того как иммигрировал в Соединенные Штаты из Канады. В
этот момент, судя по всему, Орлов был готов расколоться, но малый из ФБР не
обратил внимания на упоминание о каком-то заике-англичанине, работавшем на
Советский Союз, каковой, ко всему прочему, был тогда американским союзником.
Орлов не стал особенно настаивать, и Ким Филби дослужился до почтовой марки.
гиппоталамусе, с одной стороны, и с парой напечатанных романов, напичканных
безликой детективной жвачкой, правда, русского образца, с другой, Орлов,
несомненно, представлял некоторый интерес для только что образованного в
конце 40-х гг. ЦРУ. Понятия не имею, милый читатель, кто сделал первый шаг:
я не занимался изучением ни биографии Орлова, ни печатных о нем материалов.
Не мое это дело. Я даже не детектив-любитель - просто собираю на досуге все
эти обрывки в нечто единое, и не из любопытства даже, а чтобы заглушить
приступ сильного отвращения, вызванного видом заглавной страницы
вышеупомянутой литературной газеты. Стало быть - автотерапия, и какая
разница, каковы источники, лишь бы действовало. Как бы там ни было, кто бы
ни сделал первый шаг, Орлов, судя по всему, с начала 1950-х гг. сотрудничал
с ЦРУ. Штатно или внештатно - трудно сказать, но, судя по наградам и
косвенным свидетельствам в его последующих худ. произведениях, предположение
это имеет основания. Скорее всего, агентство это держало его в роли
советника; в наши дни такой сотрудник называется консультантом. Интересно,
конечно, знали ли московские коллеги о его новой работе. Полагая - ради
блага Орлова, - что сам он их об этом не уведомил, ибо это было бы
самоубийством, и что проникнуть в новорожденное учреждение - хотя бы по
определению - им не удалось, москвичи оставались в неведении. Тем не менее,
основания считать, что Орлов жив и здоров, у них были - хотя бы как
честолюбивый автор. Поскольку в течение двадцати лет про него не было
никаких новостей, они могли сомневаться. А когда сомневаешься, воображение
рисует самые мрачные картины. При определенном роде занятий это только
естественно. Вполне возможно, что им захотелось проверить свои опасения.
нафталина и доставили в нужную точку. Тем не менее, они не торопились. То
есть не торопились, пока не наступил тысяча девятьсот вездесят мятый. И тут
они вдруг заспешили. И надцатого мартобря, в Бруклине, Вилли Фишер дает этим
самым малым из ФБР себя арестовать и заявляет urbi et orbi: "Я - Рудольф
Абель". И пресса в Штатах и во всех других местах от этого просто заходится.
И Орлов молчит, как рыба. Видно, ему неохота встречаться со старым
приятелем.
спросите вы, и почему вдруг срочно понадобилось проверять содержание
орловского гиппоталамуса? Даже если он еще не раскололся, разве оно не
устарело и не утратило какую бы то ни было ценность? И кто сказал, что
обязательно нужно встречаться со старыми приятелями? А теперь, дорогой
читатель, приготовься выслушать бредовые соображения. Теперь-то мы тебе
докажем по-настоящему, что не забыли свой сюжет. Сейчас в котле закипит: мы
топим чистой нефтью.
самого его возникновения всегда была оппортунистической. Это слово я
употребляю в буквальном, а не в уничижительном значении. Оппортунизм - это
суть любой иностранной политики, вне зависимости от степени уверенности в
себе данного государства. Означает он использование возможностей -
объективно присутствующих, мнимых или созданных. На протяжении большей части
прискорбной своей истории Советский Союз оставался весьма неуверенным в себе
субъектом, травмированным обстоятельствами собственного рождения, и
поведение его по отношению к окружающему миру колебалось между
настороженностью и враждебностью. (Лучше всех в этих параметрах чувствовал
себя Молотов, сталинский министр иностранных дел). В результате Советский
Союз позволял себе пользоваться лишь объективно существующими возможностями.
Которыми он наиболее явно и воспользовался в 1939 году, захватив балтийские
государства и пол-Польши, предложенные Сталину Гитлером, а также в
заключительный период второй мировой войны, когда он завладел Восточной
Европой. Что касается возможностей мнимых (поход на Варшаву в 1928 году,
испанская авантюра 1936-39 гг. и финская кампания 1940 года), то Советский
Союз дорого заплатил за эти полеты фантазии (хотя в случае с Испанией и
получил возмещение в форме испанского национального золотого запаса). Первым
за это поплатился Генеральный штаб, почти целиком обезглавленный к 1941
году. И все же, как я подозреваю, самое тяжелое последствие этих фантазий
заключалось в том, что беспомощность Красной Армии, проявленная в борьбе с
горсткой финских соединений, сделала одолевавшее Гитлера искушение напасть
на Россию непреодолимым. Реальной расплатой за удовольствия, связанные с
мнимыми возможностями, оказалось число дивизий, вовлеченных в операцию
"Барбаросса".
поскольку военные трофеи не в состоянии были покрыть гигантских человеческих
и промышленных потерь, понесенных в ходе войны. Масштабы разрушений были
беспрецедентными; основным лозунгом после войны стало восстановление страны.
Осуществлялось оно, в основном, за счет техники, вывозимой с покоренных