деловое товарищество четверых. На старом красочном народном языке, который с
каждым днем все больше забывается, "петушиный час" означает время перед
рассветом, так же как "час, когда впору волка за собаку принять", означает
сумерки. Прозвище Петушиный час происходило, вероятно, от того часа, когда
кончалась ночная работа бандитов, ибо с рассветом привидения исчезают, а
грабители разбегаются. Всех четверых знали под этой кличкой. Как-то
председатель суда присяжных посетил в тюрьме Ласнера и допрашивал его по
поводу одного преступления, в котором тот не сознавался. "Кто же это
сделал?" - спросил председатель. Ласнер дал ответ, загадочный для судьи, но
понятный всякому полицейскому: "Может быть, Петушиный час".
же образом можно составить довольно точное представление о шайке по перечню
бандитов. Вот на какие прозвища откликались главные участники банды
Петушиный час, - эти имена сохранились в особых списках:
есть свое лицо. Они обозначают не отдельные личности, а типы. Каждое такое
прозвище соответствует особой разновидности отвратительных лишаев, лепящихся
в подземелье цивилизации.
было встретить на улицах. С наступлением дня, усталые после кровавых ночных
дел, они отсыпались то в ямах для обжига извести, то в заброшенных
каменоломнях Монмартра или Монружа, а то и в сточных трубах. Они зарывались
в землю.
всегда. Еще Гораций говорит о них- Ambubaiarum collegia, pharmacopolae
mendici, mimae {Флейтщицы, нищие мимы, шуты, лекаря площадные (лат ) - стих
из "Сатир" Горация}. И пока общество будет таким, каково оно теперь, они
останутся такими, каковы они теперь. Они беспрестанно возрождаются под
мрачными сводами своего подвала из просачивающихся туда социальных нечистот.
Они возвращаются, эти привидения, всегда одни и те же, только под новыми
именами и в новой коже.
блюдут чистоту породы Они нюхом угадывают кошельки в карманах и чуют часы в
жилетах. Они различают запах золота и серебра. Бывают прохожие настолько
простоватого вида, что, кажется, грех было бы их не ограбить. Таких прохожих
они терпеливо выслеживают. При встрече с иностранцем или провинциалом они
вздрагивают, точно пауки.
пустынном бульваре, эти люди внушают страх. Они кажутся не людьми, а
сгустками тумана, принявшими человеческие формы, можно подумать, что они
составляют одно целое с ночью, что они неотделимы от нее, что у них нет иной
души, кроме души мрака, и что только на миг, ради нескольких минут своей
ужасной жизни, они оторвались от тьмы.
света. Ни одна летучая мышь не выносит лучей зари. Залейте же светом
общественное подземелье!
Книга восьмая. КОВАРНЫЙ БЕДНЯК
Глава первая. МАРИУС, РАЗЫСКИВАЯ ДЕВУШКУ В ШЛЯПКЕ, ВСТРЕЧАЕТ МУЖЧИНУ В ФУРАЖКЕ
девушка больше не показывались в Люксембургском саду. Теперь Мариус был
поглощен одной мыслью - как бы снова увидеть нежное, обожаемое личико. Он
все искал, искал повсюду, но никого не находил. Это был уже не прежний
восторженный мечтатель Мариус, не тот решительный, пламенный и непреклонный
человек, который смело бросал вызов судьбе, не ум, строивший планы за
планами, не молодая голова, полная замыслов, проектов, гордых мыслей, идей,
желаний; он уподобился псу, потерявшему хозяина. Им овладела беспросветная
печаль. Все было кончено; работа ему опротивела, прогулки утомляли,
одиночество наскучило; необъятная природа, раньше полная форм, красок,
звуков, мудрых советов и наставлений, манящих далей и просторов, теперь
опустела для него. Ему казалось, что все исчезло.
в привычку; но размышления больше не доставляли ему радости. На все, что
неустанно нашептывали ему мысли, он мрачно отвечал: "К чему?"
счастлив уже тем, что видел ее! Она глядела на меня; разве это не величайшее
блаженство? Она, казалось, любила меня. Разве это не предел желаний? Чего же
мне еще хотелось? Ведь большего и быть не могло. Я поступил глупо. Это моя
вина..." и т. д. Курфейрак, которого Мариус по свойству своего характера ни
во что не посвящал, но который - что уже являлось свойством его, Курфейрака,
характера - кое о чем догадывался, вначале похваливал друга за то, что тот
влюбился, изумляясь, впрочем, этому обстоятельству. Однако, видя, в какую
черную меланхолию впадает Мариус, он в конце концов заявил: "Все ясно, ты
вел себя, как безмозглое животное. Сходим-ка в Шомьер".
Курфейраку, Боссюэ и Грантеру повести себя на бал в Со, надеясь - придет же
такая фантазия! - встретить Ее там. Само собой разумеется, что он не нашел
той, кого искал. "А где же, как не здесь, находят потерянных женщин?" -
бурчал Грантер. Мариус оставил друзей на балу и пешком отправился домой,
усталый, разгоряченный. Оглушая грохотом и осыпая пылью, обгоняли его шумные
"кукушки", набитые публикой, которая, весело распевая, возвращалась с
праздника, а он шел в глубоком унынии, всматриваясь беспокойным печальным
взглядом в ночь и жадно вдыхая, чтобы освежиться, терпкий запах придорожного
орешника.
Растерянный, удрученный, весь отдавшись сердечной муке, он метался в
отчаянии, как волк, попавший в капкан, и, отупев от любви, всюду искал ту,
что исчезла.
странное впечатление. В одной из улочек, прилегающих к бульвару Инвалидов,
он столкнулся с мужчиной в одежде рабочего и в фуражке с длинным козырьком,
из-под которой выбивались белоснежные пряди волос. Мариуса поразила красота
этих седин, и он внимательно оглядел прохожего; тот шел медленно, словно
погрузившись в тяжелое раздумье. Как ни странно, ему показалось, что перед
ним г-н Белый. Те же волосы, тот же профиль, насколько его можно было
разглядеть из-под фуражки, та же походка, только еще более усталая. Но к
чему этот рабочий наряд? Что бы все это значило? Какова цель этого
переодевания? Мариус был крайне удивлен. Когда же он опомнился, его первым
побуждением было пойти за неизвестным: как знать, не напал ли он, наконец,
на верный след? Во всяком случае, надо посмотреть на этого человека вблизи и
разрешить загадку. Но мысль эта пришла ему в голову слишком поздно -
человека уже не было. Он свернул в одну из боковых улочек, и Мариус не мог
его найти. Эта встреча занимала Мариуса несколько дней, затем изгладилась из
памяти. "По всей вероятности, - говорил он себе, - это проста сходство".
Глава вторая. НАХОДКА
внимания.
него да тех самых Жондретов, за которых он как-то внес квартирную плату, ни
разу, впрочем, не удосужившись поговорить ни с отцом, ни с матерью, ни с
дочерьми. Остальные обитатели дома или выехали, или умерли, или были
выселены за неплатеж.
случилось это 2 февраля, в самое Сретенье, коварное солнце которого,
предвестник шестинедельных холодов, вдохновило Матье Ленсберга на двустишие,
ставшее классическим: