смирением распрощался с ней. Но Уитерс, встретив его на лестнице,
остановился, пораженный великолепными его зубами и ослепительной его
улыбкой, а когда он ехал на своей белоногой лошади, - прохожие принимали его
за дантиста - так сверкали его зубы. И прохожие принимали ее, когда она
вскоре отправилась на прогулку в своем экипаже, за знатную леди, не менее
счастливую, чем богатую и изящную. Но они ее не видели, когда несколько
минут назад она была одна в своей комнате, и не слышали, как она произнесла
три слова: "О, Флоренс, Флоренс!"
шоколад, не слыхала ничего, кроме произнесенного шепотом слова "дело", к
которому она питала смертельное отвращение, так что давно уже изгнала его из
своего словаря, и в результате самым очаровательным образом и от всего
сердца (не будем говорить - от души) почти разорила многих модисток и других
лиц. Посему миссис Скьютон не задавала никаких вопросов и не проявляла ни
малейшего любопытства. По правде сказать, бархатная персикового цвета шляпка
в достаточной мере занимала ее внимание вне дома; ибо день был ветреный, а
шляпка, водруженная на затылке, делала бешеные усилия, чтобы ускользнуть от
миссис Скьютон, и, несмотря на улещения, не шла ни на какие уступки. Когда
дверцы кареты захлопнулись и доступ ветру был прегражден, параличное
дрожание снова начало заигрывать с искусственными розами, будто резвились в
богадельне престарелые зефиры; и, вообще, у миссис Скьютон достаточно было
забот, и справлялась она с ними неважно.
прождала ее в своей уборной, а мистер Домби, прогуливаясь по гостиной,
пришел в состояние высокомерного раздражения (они втроем должны были ехать
на званый обед), Флауэрс, горничная, предстала с бледным лицом перед миссис
Домби и сказала.
миссис!
нее лицо как будто искривилось.
параде - бриллианты, короткие рукава, румяна, локоны, зубы и прочие
девственные прелести были налицо; но паралич нельзя ввести в заблуждение, он
признал в ней ту, за кем был послан, и поразил ее перед зеркалом, где она и
лежала, как отвратительная кукла, свалившаяся на пол.
подлинным, уложили в постель. Послали за докторами, и те вскоре явились.
Прибегли к сильно действующим средствам; вынесли приговор, что от этого
удара она оправится, но второго не переживет; и в течение многих дней она
лежала немая, глядя на потолок; иногда издавала нечленораздельные звуки в
ответ на вопросы, узнает ли она тех, кто здесь находится, и тому подобные;
иногда не давала ответа ни знаком, ни жестом, ни выражением немигающих глаз.
двигаться, но дар речи еще не возвращался. Однажды она почувствовала, что
снова владеет правой рукой, и, указав на это горничной, за ней ухаживающей,
и обнаруживая величайшее волнение, она делала знаки, чтобы ей дали карандаш
и бумагу. Горничная подала их немедленно, полагая, что она хочет написать
завещание или выразить последнее свое желание; миссис Домби не было дома, и
горничная с благоговением ждала, что будет дальше.
ненужных букв, казалось, срывавшихся самопроизвольно с карандаша, старуха
протянула такой документ:
Клеопатра приписала еще два слова, и теперь на бумаге значилось:
чтобы в присутствии врачей цвет лица у нее был лучше; а так как те из
домочадцев, кто хорошо ее знал, не сомневались в правильности этого
заключения, которое она вскоре и сама могла подтвердить, у ее кровати были
повешены розовые занавески, и с этого часа она начала поправляться с
удивительной быстротой. Вскоре она могла уже сидеть в локонах, кружевном
чепце и капоте и украшать глубокие впадины на щеках легким искусственным
румянцем.
кокетничавшая со Смертью и пускавшая в ход свои девичьи уловки, словно
Смерть была майором; но изменение ее душевного склада, последовавшее за
ударом, также давало обильную пищу для размышлений и было не менее страшно.
лукавой и фальшивой, чем прежде, или у нее спутались представления о том,
чем она хотела быть и чем была в действительности, а быть может, она
почувствовала смутное раскаяние, которое не могло ни вырваться на
поверхность, ни отступить во мрак, или же в затуманенном ее мозгу все это
всколыхнулось одновременно - последнее предположение, пожалуй, является
наиболее вероятным, - но результаты были таковы: она сделалась необычайно
взыскательной во всем, что касалось любви, благодарности и внимания к ней со
стороны Эдит; восхваляла себя, как безупречную мать, и ревновала ко всем,
кто посягал на привязанность Эдит. Мало того: забыв о решении не говорить о
замужестве дочери, она постоянно упоминала о нем, считая это доказательством
того, что она - несравненная мать. И все вместе взятое, наряду с болезненной
слабостью и раздражительностью, являлось весьма язвительной иллюстрацией к
ее легкомыслию и юному возрасту.
Флауэрс?
Флоренс.
Флоренс. Что для нее мисс Флоренс по сравнению со мной?
она стала надевать шляпку в ожидании гостей задолго до того, как снова
начала выезжать из дому) или какие-нибудь нарядные тряпки обычно
останавливали поток слез, уже готовых хлынуть, и она пребывала в благодушном
расположении духа вплоть до прихода Эдит; а тогда, бросив взгляд на гордое
лицо, она снова впадала в уныние.
искусственным и неблагодарным, что мне начинает казаться, будто совсем нет
на свете сердца или чего-нибудь в этом роде. Скорее Уитерс - родное мое
дитя, чем ты! Он ухаживает за мной гораздо больше, чем дочь. Право же, мне
хочется, чтобы я не была такой моложавой. Может быть, мне оказывали бы тогда
больше уважения.
это так.
тебя, Эдит! Я не расставалась с тобой с самой твоей колыбели! А ты не только
пренебрегаешь мною и питаешь ко мне не больше привязанности, чем к чужому
человеку, - ты не уделяешь мне и двадцатой доли той любви, какую питаешь к
Флоренс! Изволите видеть, я твоя мать, и могу ее испортить. И ты еще
говоришь мне, что я сама виновата!
этому?
любовь и чувствительность, а каждый твой взгляд наносит мне жестокую рану?
Оставим прошлое в покое.
оставим в покое, и меня оставим в покое, пока я лежу здесь одна, лишенная
общества и забот, тогда как ты находишь новых родственников, за которыми
ухаживаешь, хотя они решительно никаких прав на тебя не имеют! Ах, боже мой,
Эдит, известно ли тебе, в каком блестящем доме ты - хозяйка?
Эдит, и что у тебя есть состояние, положение, карета и мало ли что еще?
Грейнджером, если бы он не умер? Кого ты должна благодарить за все, Эдит?
хорошо известно: не было на свете лучшей матери, чем я. И позаботься о том,
чтобы я, терзаясь и мучаясь из-за твоей неблагодарности, не превратилась в
настоящее чудовище, иначе меня никто не узнает, когда я снова появлюсь в
обществе, - не узнает даже это ненавистное животное майор!
голову, прижималась холодной щекой к ее щеке, мать откидывалась назад, как
будто боялась ее, и начинала дрожать, и восклицала, что у нее мысли
путаются. А иногда она смиренно просила ее посидеть на стуле у кровати и
смотрела на нее (когда та сидела в глубокой задумчивости), и даже розовые
занавески не могли прикрасить бессмысленного и страшного лица.
наряд, еще более девический, чем прежде, - надо было скрыть разрушительное
действие болезни, - ее румяна, зубы, локоны, бриллианты, короткие рукава и
весь туалет куклы, свалившейся на пол перед зеркалом. Они краснели, наблюдая
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Жюль Верн
Свержин Владимир
Шилова Юлия