моя история, Жюстина: каждый день для моих жертвоприношений необходимы два
ребенка, насладившись ими, я не только никогда больше не вижу их, но для
полного удовлетворения моих прихотей необходимо, чтобы эти предметы тотчас
покинули город. Я был бы огорчен на следующий день, зная, что жертвы дышат
тем же воздухом, что и я. Избавляюсь я от них очень простым способом, и ты
не поверишь, Жюстина, но благодаря моим утехам и Лангедок и Прованс
заселяются многочисленными предметами распутства {Это вовсе не выдумка:
такой человек жил в Лионе. И все, сказанное здесь, правда; он отобрал честь
у двадцати с лишним тысяч маленьких девочек. После надругательства их
погружали на суда, ходившие по Роне, и за тридцать лет вышеуказанные
провинции были заполнены предметами наслаждения, то есть жертвами того
развратника. (Прим. автора.)}. Через час после того, как я попользовался
этими девочками, надежные люди продают их в публичные дома Нима, Монпелье,
Тулузы, Экса и Марселя. Эта торговля, где я имею две трети доходов, с лихвой
окупает все, что стоят мне жертвы, таким образом я утоляю две самые любимые
свои страсти: наслаждение и жадность. Но не так просто находить жертвы и
соблазнять их. Кстати, моя похоть весьма требовательна: мне надо, чтобы эти
предметы извлекались из приютов нищеты и убожества, где невозможность
выжить, убивающая и мужество, и гордость, и целомудрие, иссушающая душу,
заставляет их, в надежде на спасение, соглашаться на все. Мои эмиссары
обшаривают трущобы и поставляют мне невероятное количество предметов. Скажу
больше, Жюстина: если бы. не мои усилия и мой авторитет в городе, жертв у
меня было бы не так много, дело в том, что я манипулирую ценами или вызываю
дороговизну съестных товаров, в результате умножается число бедняков, у
которых нет ни работы, ни средств к существованию. Хитрость очень простая,
дитя мое, и нехватка дров, пшеницы и других вещей, от которой столько лет
страдает Париж, способствует моим предприятиям. Жадность и распутство - вот
две страсти, которые из этого кабинета с золочеными панелями раскинули свою
паутину над хижинами бедного люда. Однако несмотря на всю мою ловкость, если
бы не нашлись надежные: руки, которые хорошо исполняют мои замыслы, эта
машина не работала бы с такой четкостью. Итак, мне нужна проворная, молодая,
умная женщина, которая, сама пройдя по тернистым тропам нищеты, лучше, чем
кто-нибудь другой, знает, как совратить себе подобных: ее проницательные
глаза могут обнаружить нужду в самых убогих мансардах, ее изощренный ум
способен толкнуть ее жертвы на путь, который я расчищаю перед ними, наконец,
это должна быть женщина опытная и понятливая, без принципов и без
сострадания, которая ничем не побрезгует, которая, догадается отнять
последние средства у этих неудачниц, поддерживающие их жалкую надежду и
мешающие им решиться. У меня была прекрасная помощница, она недавно, умерла.
Вы не представляете себе, до какой, степени доходила бесцеремонность этого
восхитительного создания; она не только держала своих пленниц взаперти,
чтобы принудить их приползать ко мне на коленях и умолять меня, но если и
это не помогало, плутовка просто похищала их. Она была для меня настоящим
сокровищем: мне требуется два предмета в день, она привела бы десяток, если
бы я захотел. Поэтому у меня был большой выбор, и изобилие материала для
моих операций возмещало все затраты на его поиски. Теперь надо найти ей
замену, дорогая Жюстина, ты будешь иметь под началом четверых помощников и
две тысячи экю жалованья. Я все сказал, говори теперь ты, только пусть твои
химеры не мешают тебе найти счастье, которое предлагают случай и моя рука.
поеживаясь от его речей, - как это можно, что вы занимаетесь такими делами,
и как вы смеете предлагать это же мне?, Какие ужасы я только что узнала!
Жестокосердный уеловек, если, бы вы только два дня испытали несчастье, эти
бесчеловечные мысли вмиг испарились бы из вашей головы: вас ослепляет и
озлобляет; ваше богатство. Вы пресыщены зрелищем несчастий, от которых
чувствуете себя защищенным, а коль скоро вы надеетесь, что они вас -не
коснутся, вы полагаете себя вправе причинять их другим. Пусть уж никогда не
приблизится ко мне счастье, если оно способно так развратить человека! Боже
мой! Не довольствоваться видом чужого горя, дойти до того, чтобы иметь
наглость и жестокость увеличивать его... продлевать его единственно ради
удовлетворения своей похоти! Какая бесчеловечность, сударь! Самые жестокие
звери неспособны на подобное варварство!
коварства в том, что придумывает волк, чтобы заманить в ловушку ягненка. Эти
хитрости коренятся в природе, и благотворительностью здесь и не пахнет, так
как она - признак слабости, которая служит рабу для того, чтобы умилостивить
господина и призвать его к мягкотелости; она проявляется в человеке только в
двух случаях: когда он слаб или когда боится сделаться слабым. Итак,
добродетель не существует в природе, и это доказывается тем фактом, что она
неизвестна человеку, близкому к нашей праматери: дикарь, презирающий это
чувство, безжалостно убивает себе подобных либо из мести, либо из жадности.
Разве не уважал бы он добродетель, если бы она была заложена в его сердце?
Стало быть, ее там никогда и не было. Цивилизация, якобы облагораживая
людей, расставляя их по рангам, разделяя их на богатых и бедных, заставляя
первых бояться, как бы не оказаться среди вторых, вложила в них желание
облегчить участь неудачников, чтобы самим рассчитывать на снисхождение в
случае потери богатства. Так появилась благотворительность, плод цивилизации
и страха, следовательно, речь идет о вынужденной добродетели, но не о
естественном порыве, ибо природа внушила нам одно единственное желание -
удовлетворить наши собственные нужды любой ценой. Только перепутав все на
свете чувства и отказавшись от анализа, можно ослепнуть до такой степени и
лишить себя всех радостей.
возвышенная радость, чем облегчать долю несчастных? Оставим в стороне боязнь
страданий и ответим на такой вопрос: бывает ли удовлетворение более
истинное, нежели радость видеть слезы благодарности, когда вы делитесь своим
добром с теми, кто подобен вам, но не имеет самого необходимого, слышать,
как они восхваляют вас и называют благодетелем, когда вы возвращаете покой
на их лица, где лежала тень неудач, горестей и отчаяния? Нет, сударь,
никакая страсть в мире не сравнится с этим чувством, которое отмечено
божественностью, и счастье, которое оно обещает людям, познавшим его на
земле, - это возможность блаженствовать на небесах. Все добродетели родятся
из этого чувства, сударь: нет лучшего отца, лучшего сына и супруга, чем
человек, умеющий радоваться, когда несчастные становятся счастливыми.
Подобно солнечным лучам, благотворитель сеет вокруг себя тепло, нежность и
радость, и вторым чудом природы после этого очага небесного огня можно
назвать благородную, честную и отзывчивую- душу, которая высшим счастьем
полагает служение на благо другим.
собеседник, - а удовольствия человека обусловлены строением органов, которое
он получил от природы. Радости существа слабого и, следовательно, всех
женщин связаны с более тонкими моральными ощущениями, нежели те, что
испытывает физическое тело, совершенно лишенное энергии. Совсем по-иному
дело обстоит с сильными душами, которые больше наслаждаются мощным
воздействием, оказываемым на окружающих, чем нежными переживаниями тех, кто
живет рядом с ними, поэтому, в силу своей конституции, предпочитают то, что
воздействует на других болезненным образом. В этом заключается единственная
разница между жестокими и добрыми людьми: и те и другие обладают
чувственностью, но она проявляется у них по-разному. Я не отрицаю, что обе
категории могут испытывать наслаждение, но согласен с большинством философов
в том, что наслаждения человека с сильной организацией будут ярче и живее,
нежели его антипода, исходя из этого можно и нужно сказать, что есть люди,
которые находят такое же удовольствие в жестокости, как и другие, находящие
его в добродетельности, только у одних удовольствия будут слабыми, у других
- сильными. Разумеется, первые удовольствия будут самыми естественными,
самыми настоящими, потому что они выражают наклонности всех людей,
находившихся в колыбели природы, в том числе и детей, до того, как они
познали иго цивилизации, между тем как вторые суть результат этой
цивилизации, следовательно, обманчивые или пресные. Впрочем, дитя мое, мы
собрались не для того, чтобы философствовать, а для того, чтобы решить
деловой вопрос, так что будьте любезны сказать ваше последнее слово...
Согласны вы или нет принять мое предложение?
поднимаясь. - Я бедна, да, очень бедна, сударь, однако в душе моей больше
богатства, чем может дать фортуна, и я никогда не пожертвую им ради всех ее
даров: я лучше умру в нужде, чем откажусь от добродетели.
болтать о том, что здесь услышали, иначе окажетесь в таком месте, где мне не
придется опасаться вас.
Осмелев неожиданно для себя самой, Жюстина пообещала злодею, что ему нечего
ее опасаться, и напомнила, что он должен вернуть ей хотя бы те деньги, что
украл у нее.
совершенно необходимы в моем положении, и я считаю себя вправе требовать их.
хочет позаботиться о себе сама, он не обязан помогать ей.
лучше тысячу раз умереть, чем спасти свою жизнь такой ценой.
Но несмотря на ваш наглый отказ я еще побеседую с вами четверть часа.
Пройдемте в соседний будуар, и несколько минут покорности приведут ваше
материальное положение в порядок.
сударь, - гордо ответила Жюстина. - Я вовсе не милосердия прошу у вас и не
доставлю вам такой радости - я требую то, что принадлежит мне... то, что вы
украли у меня самым бессовестным образом. Впрочем, оставь это себе,
нечестный человек, оставь себе, если так тебе хочется, любуйся моими
слезами, выслушивай спокойно, если можешь, горестный голос нужды, только
помни, что если ты позволишь себе какую-нибудь новую пакость, я буду
Русанов Владислав
Суворов Виктор
Никитин Юрий
Пехов Алексей
Сертаков Виталий
Посняков Андрей