Чтение 125–й страницы книги ~Сто полей~

Бредшо вызвал остальной экипаж: связь работала отлично. Те выслушали
новости:

- Кроме покойника Баршарга и покойника экзарха, никто про корабль,
по-видимому, не знал. Корабль не поврежден. Груза нет вообще, - араван
Баршарг вычистил все до последнего. Приборы мы починим к утру.
Аккумуляторам нужно два дня.

- Что же мы, через два дня уберемся отсюда? - с надеждой спросил
Бредшо.

- Нет, - ответил Ванвейлен, - мы уберемся отсюда не раньше, чем я
разыщу ваши контейнеры, Сайлас.

- Что?! Вы с ума сошли?! Как мы погрузим их на корабль? Это
невозможно!

- А я не собираюсь грузить их на корабль. Я их утоплю в любом
глубоком озере. За взятку мне все устроят. А если я этого не сделаю, то
рано или поздно на них напорются. И пока я жив, этого не будет.

Через час после заката, когда народ вернулся с полей, араван Арфарра
в сопровождении двух десятков всадников прибыл в посад Небесных Кузнецов и
соскочил на землю перед круглой сельской управой, где собрался народ на
вечернюю проповедь.

Посад Кузнецов! Бывшие бунтовщики, нынешние стяжатели! Язва на теле
государства, проклятое место, где не действуют государственные законы, где
вместо чиновников - выборные старосты!

Сын Мереника покосился на вошедших и рассудил, что не подобает
прерывать заведенный чин ни ради старого знакомого, ни, тем более, ради
большого чиновника. Тем более что проповедь его, надо сказать, была очень
хороша и трактовала о том, что нынешний режим - и есть обещанное пророком
время Великого Света, и нигде лучше народу житься не может.

- Нынче государь и народ едины, - объяснил сын Мереника, - ибо чем
зажиточней народ, тем зажиточней государство. Когда народ приумножает, а
государь охраняет умноженное, - это и есть время Великого Света.

Собравшиеся зажигали розовые палочки и молились за свое счастливое
настоящее. Когда проповедь кончилась, новый араван взошел на помост и
сказал:

- Я рад, что в посаде теперь уважают государя и честный труд, - но не
все вами нажито честным трудом. Самые стены ваших домов говорят об ущербе,
нанесенном государю. Вы сложили их из обломков разоренного вами города. По
закону за порчу казенного имущества полагается исправительное поселение.
Но справедливость - выше закона. Сердце государыни Касии не может не
смягчиться при мысли о страданиях двух с лишним тысяч подданных.
Государыня Касия не хочет карать людей - она лишь требует, чтобы взятое у
государства было ему возвращено. Через два месяца город Шемавер должен
быть восстановлен.

Люди молчали ошеломленно. Кто-то выронил курительную палочку. Запахло
паленой циновкой. Подскочивший охранник затопал по полу ногами.

- Стало быть, правду говорят, - сказал, выступив вперед, староста: -
крупное ворье не тронете, а у праведного стяжателя все отберете?

- Мы пожалуемся наместнику Рехетте! - крикнул кто-то.

Наместнику Рехетте. Не государыне Касии. Но и - не пророку Рехетте.

Араван Арфарра молча пошел с амвона. У порога командир-алом что-то
зашептал ему на ухо. Араван обернулся к старосте.

- Трое чужеземцев укрывались в Посаде. Где они?

- На постое у кузнеца Нуша, - ответил староста.

- Врешь. Там их нет. Постарайтесь найти их к утру, иначе вас ждет
кара за укрывательство чужеземных лазутчиков.

Мереников посад утонул в утреннем тумане, и они увидели друг друга
одновременно: охрана в лодочной цепи и люди в плоскодонке.

Бредшо заколебался, но было уже поздно. Большая лодка из заграждения
снялась с места и в несколько гребков сошлась борт о борт с рассохшейся
посудиной.

- Стой! Куда едешь?

Ванвейлен вглядывался в туманную муть, пахнувшую дымом сторожевых
костров и какой-то обобщенной тревогой.

- Да вот, - сказал он неопределенно, - к кузнецу Нушу. Кузнец в
Посаде хороший. Замок обещал сковать.

- Что там происходит? - спросил Бредшо.

В лодке засмеялись.

- Слышали пророчество?

Восстановит Стены Града,

Воссоздаст Великий Свет.

Вот араван Арфарра и восстанавливает стены Града.

- Какого града? - тупо спросил Ванвейлен.

- Града Шемавера, который бунтовщики разорили. Вот он и приказал:
мол, разберите дома по камушкам и положите камушки, откуда сперли.
Справедливый человек араван: и закон соблюл, и не арестовал никого, и
заодно от наместника Рехетты пустое место оставил.

- А вы что охраняете?

- А мы смотрим, чтоб таракан из Посада не выскочил. Кто поймает
посадского - три ишевика.

Ванвейлен стал потихоньку разворачивать лодку.

- Ты куда? - удивился стражник.

- Да я думаю, мил человек, здешнему кузнецу не до моих замков...

Багор вцепился в борт мертвой хваткой.

- Тебе же сказано, - повторил стражник, - за поимку посадского - три
ишевика за человека.

- Так я же не посадский, - сказал Ванвейлен, - я же снаружи приехал.

- А мне кажется, ты изнутри ехал, - сказал стражник, - и ночь у
кузнеца провел.

Сосед его добавил:

- За замком он! Ни свет, ни заря - за замком! Замок-то свой, небось,
в ножнах на пояс подвесишь: экий народ охочий до оружия стал...

Рука Ванвейлена скользнула за пазуху. Бредшо напрягся. Ванвейлен
неторопливо вытащил потертую мошну, распустил веревочки и со вздохом
пересчитал девять розовых бумажек.

Глаза стражника потеплели.

- Вот теперь вижу, - сказал он, - действительно вы снаружи ехали.

Молодой белобрысый парень из посада Белых Кузнецов, невесть как
просочившийся сквозь араванову охрану, стоял в кабинете наместника
Рехетты, смущенно разглядывая то золотую вышивку на гобеленах, то свои
собственные грязные башмаки, изгадившие белый пуховый ковер.

Его немного успокоило то, что таких, как он, в кабинете было
несколько человек: сидел оборванный монах-шой, не сводя глаз с Рехетты,
сидела востроносая сухонькая ткачиха, сидел огромный и заскорузлый шорник,
судя по рисунку куртки.

Парень понял, что в Анхеле уже знали о происшедшем в Посаде, и без
объяснений заплакал:

- За что государь разорил нас? Это же в убыток государю!

Люди вокруг Рехетты были вдвое его меньше, они обсели его, как
цыплята наседку. Наместник дышал в кресле тяжело и хрипло, глядел
грустными куриными глазами.

- Государю убыток, - ответил он, - зато храму Шакуника - выгода. Храм
устраняет ваши мастерские, а с ними - конкурентов. Посчитай, кто был в
совете пяти, кроме меня и покойника Баршарга. Трое монахов-шакуников. Ты
думаешь, они убили Баршарга, чтобы воссоединиться с государыней Касией?
Они убили Баршарга, чтобы самим править провинцией, безо всяких Баршаргов
и Касий...

- Значит, - упершись глазами в вышивку на гобелене, спросил парень, -
Арфарра выполняет не волю государя, а волю храма? И мы можем пожаловаться
в столицу?

- Утром в Варнарайн прибыл инспектор из столицы, - отвечал Рехетта, -
я пожаловался ему на насилие в отношении посада. Он ответил мне: "Вы
клялись государыне Касии умереть ради спокойствия в стране. Почему бы вам
не выполнить обещанного, господин пророк..."

Рехетта помолчал и добавил:

- А какой мне еще ответ мог дать инспектор, если он монах шакуникова
храма в столице?

Парень ахнул.

- Мы покончим с храмом, - сказал шорник, - когда саранча ест рис,
крестьянин ест саранчу.

- Нам обещали, - сказал монашек-шой, давний смутьян, не бросивший
этого занятия, - восстановить законы Иршахчана, а вместо этого отдали
Варнарайн на откуп богу-ростовщику.

Белобрысому парню из посада упоминание о законах Иршахчана не
очень-то понравилось, потому что у его отца была кожевенная мастерская, но
про бога-ростовщика он был согласен.

- Ум государя в плену у колдунов, - сказал посадский парень. - Мы
должны уничтожить колдунов и развеять чары. К тому же всем известно, что
вы, господин Рехетта, умеете колдовать не хуже шакуников и даже делали
войска из бобов и рисовой бумаги.

Наместник молчал. Ему казалось подозрительным: как это парень так
легко просочился сквозь араванову охрану?

- Я должен посоветоваться с моим небесным отцом, - сказал бывший
пророк. - Я дам ответ утром.