зачинщиков мятежа и принять обратно тверского наместника. <А яз у вас не
хочю ничего>, - прибавлял князь, заранее отказываясь от полагающегося
условиями войны окупа с города и обещая ждать новогородского решения до
полудня.
Глазачом, и Яков Ус, смело подъехав ко князю и усмехаясь ему в глаза,
повестил, что Новгород требует мира <на всей воле новогородской>, а
наместника князя тверского не хочет, и братью свою не выдаст. Что же
касается угроз, то еще прадеды их говорили князю владимирскому в толикой
трудноте: <Паки ли твой меч, а наши головы?>
новогородца. Вскипевшего было боярина Захарью удержал мановением руки. Он
не испытывал зла к гордецу, замыслившему раздразнить его, князя, он не
гневал, он даже любил их, новогородских удальцов, и ведал, что победит.
Склоненьем шелома он отпустил новгородцев, и те, вздыбив и заворотя
лошадей, вихрем понеслись назад. Развеивались, жарко пылая на солнце, их
багряные корзна, сверкали отделанные серебром шеломы.
Призванные уже не впервой мужики были ныне, почитай, опытные воины и от
натиска конной рати не побегут. Ему показалось, что в одном из ратных он
узнал Онисима, но задерживаться было немочно. Конный таран новогородцев
уже пошел в суступ. Михаил положил руку на рукоять дорогой сабли. <С
Богом!> - сказал и, рысью проминовав последние ряды пешцев, въехал в ряды
своего запасного полка.
сам стал напереди, а сына поставил за спиною. Нынче на нем был толстый
стеганый тегилей и шелом. Он крепче уперся в землю, слегка расставив ноги
в лаптях - не поскользнула бы нога, тогда смерть! Сверкающий железом
разноцветный новгородский полк катился прямо на них. Он выбрал красивого
боярина на рослом коне и навел рогатину (вспомнился почему-то давний, едва
не пропоровший его рогами лось). Тверские лучники через головы пешцев
осыпали новогородцев ливнем стрел. Кони вставали на дыбы. Онька рыкнул и с
громким выдохом пырнул ратника рогатиною. Конская туша, как давний лось,
обрушилась, мало не смяв его копытами. Федор, спасая отца, в свою очередь
изо всей силы слепо ткнул копьем в конскую шею. Через поваленного,
брыкающегося коня перелетел стремглав второй новогородец. Онька ринул и
его рогатиною.
стога, работали рогатинами тверичи. Хрип, мат, ржание, скрежет и лязг
железа. Онька не ведал сам, как оказался рядом с сыном и Фролом Недашевым
плечо в плечо. Загоряна отбивали рогатинами крутящийся в воздухе сабельный
дождь, медленно отступая. Вот дернулся и сник Фрол, вот Федор,
споткнувшись о мертвого, приник на колено - и у Оньки разом ухнуло сердце,
- но тотчас встал и яростно ударил рогатиною всадника, вздынувшего саблю
над головою отца. Потерянный удар скользом прошел по Онькиному шелому. Еще
шаг, еще... Но то, чего не ведали и не зрели тверские пешцы, ведал князь,
победивший в этом бою почти так же, как некогда победил новгородцев под
Торжком его великий дед. На новоторжскую городовую, неважно державшуюся в
седлах конницу он обрушил лучшую свою тверскую конную кованую дружину,
смял, погнал и опрокинул новоторжан на новгородское боярское ополчение,
почти замкнув вражеское войско в кольцо.
засадный полк, и только углядев, что новгородцы вывели и ввели в бой уже
все свои силы, ударил сам в тыл новогородскому полку, довершая разгром.
валился с коня, метались в толпе бегущих алые боярские корзна, и над
каждым упавшим боярином тотчас возникала круговерть тел: срывали, вырывая
друг у друга, корзна, доспехи, дорогие порты, перстни и оружие. Битва
завершалась избиением. Потерявшие строй, рассеянные и растерянные
новгородские кмети стремглав, загоняя коней, уходили в сторону Новгорода.
Иные вбегали назад, в городские ворота. Уже вели связанных арканами
спешенных вятших мужей новогородских, уже собирали трупы. Воеводы скликали
ратных, поворачивая их в сторону городовых укреплений.
положили на землю у ног Михаилова коня. Лик новгородского воеводы был
суров, отверстые очи слепо глядели в небо, и навозная блестящая муха уже
копошилась хлопотливо на мертвой поверхности зрачка.
сторону города, где ратные уже поджигали окологородье, выкуривая
новоторжцев с заборол.
раненного Фрола (Федора тоже задело, но скользом), перевязал, потом,
натужась, сволок кольчатую броню с убитого им новогородского боярина,
подобрал оружие, свирепо рявкнув на мужиков, вознамерившихся было
выхватить добычу у него из рук. И уже довершив все, увязав в торока
добычу, узрел восстающую вдали огненную метель и услышал низкий грозный
гул огня, от которого Онисиму стало страшнее, чем было до того в бою.
Единожды побывав в лесном пожаре, - когда медведи, лоси, волки, зайцы и
вепри неслись одичалым, потерявшим страх друг перед другом стадом, жар
шевелил волосы, с небес падали обгорелые птицы, и не найдись тогда
крохотного лесного озерца, где Онька отсиживался вчетвером с тощим
испуганным медведем и двумя лосями, не быть бы ему нонеча и под Торжком, -
единожды это повидав, страшился с тех пор Онисим низкого, грозного и
глухого голоса вырвавшегося на свободу пламени.
в сторону города. Вместе с ним, россыпью, бежали иные тверские ратные. Гул
пламени по мере приближения становился все громче, все грознее. Вал огня,
пожравший пригородные хоромы, раздуваемый ветром, рванул через городовую
стену, и в городе сейчас творился ад.
костер. Пылали хоромы за стеною, из отверстых ворот выкидывались, выбегали
с ревом и воплями обожженные горожане. Суетилась толпа, потерявшие строй,
уже неподвластные приказу тверские ратные, осатанев, рвали добро из рук
горожан. На глазах Онисима какой-то ратник волок по земи жонку с
растрепанными, развитыми волосами, без повойника, срывал с нее атласный
саян вместе с рубахою, и та, забелев телом, страшно вскрикивая, корчилась
в траве, закрывая руками стыд, а мимо бежали, волочили что-то, дрались.
Надрывно визжали младенцы, ревела, путалась меж ратными чья-то обожженная
корова.
порядок, а в отверстое чрево пылающих поверху ворот несло утробным ревом и
гудом огня, и там, вдали, корчились, истаивая в слепительном пламени,
остатние хоромы горожан.
коробом вставать от огня рубаха и тлеть волосы. Отпихнув ратника, изволок
какую-то жонку с дитем, вымчал, ополоумев от жара, наружу и - остоялся. В
ворота уже было не взойти, подгоревшие бревна рушились, пылая, вниз,
загораживая проход, а по небу, колеблемые в жарких струях, медленно
летели, рдея раскаленными краями, целые куски кровель, взметывалась
огненная дрань, ревело пламя, и в пламени бились, звуча и погибая,
колокола догорающих церквей...
ратных, занявшихся грабежом, и сотен обожженного, ополоумевшего народу.
Выбрасываясь факелами из горящих хором, комки еще живой человеческой плоти
кидались в воду Тверцы, захлебывались и тонули. Отсветы пламени плясали и
колебались в волнах. Кое-где тверские бояре с немногими сохранившими
порядок ратными выводили из пламени трясущихся, опаленных горожан. Другие
продолжали грабить. И на самых глазах Михаила какая-то жонка, девица ли,
без рубахи, без серег, вырванных с кровью из ушей, подбежав к вымолу,
ринула вниз головою в кипящую водоворотами воду, решив утопиться со стыда.
ларь с добром, чувствуя всею кожей свое бессилие. (Город был законною
добычею войска и, кабы не огонь, не яростный ветр, раздувший пламя,
заплатил бы окуп. Теперь же ратники добывали сами себе причитающуюся им
мзду, действуя наперегонки с огнем, и поделать здесь хотя что-нибудь даже
ему было немочно.) Он махнул рукою, и ратные вновь поволокли ларь,
торопясь уйти с князевых глаз, а уже какие-то всклокоченные мужики,
какие-то жонки с детьми и овцами прихлынули к нему, умоляли, протягивали
руки. Иные, полураздетые ратными, конфузливо жались, стягивая на груди
обрывки рубах, и всю эту жалко лепечущую толпу князь повел прочь от
вымолов, сдав с рук на руки одному из своих бояр. И это было все, что он
мог тут поделать...
каменных церквей стояли, наполненные трупами. Кто не сгорел в них, задохся
в дыму.
людий в нем, в том же часе пожьте его огнь и преложишеться в углие, и
потом в пепел, и развея ветр, и всуе бышеть человеческое мятение, только
на месте том видети земля и пепел!> - писал впоследствии инок-летописец,
сам чудом избежавший огненной торжокской гибели и убежденный на все
предбудущие времена, что присутствует при последних часах человечества,
при закате веры и зрит окрест себя <последних людей>, коим глад и трус, и
засухи, и знамения в луне и солнце глаголют о приближении Страшного Суда.
государств?!
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Каменистый Артем
Майер Стефани
Никитин Юрий