полусне полумысли, полуобразы, произнося безмолвные речи, видя лица, не
виданные наяву, свободно слушая не сказуемое словами. Он жил, как вольный
хан, еще не униженный страхом.
Су-Чжоу ощутил на своей спине дрожащие пальцы: его толкали. Он невольно
шагнул вперед.
Хао Цзай мог творить новые знаки-цзыры. Я сожалею о его смерти. Он обладал
великими знаниями.
сожалеть больше, чем о других.
настаивал Тенгиз. - И почему ты обязан сожалеть? Кто тебя обязал? -
добивался сын Гутлука.
речью труднее всего, а цзыров-знаков хан не знает...
взглядом с монголом. Не насмехается ли странный дикарь? Нет...
а похвалу - другим, учат наши старые книги.
место, но перестал быть прежним. Выбор? Желание? Правитель сломленного
Су-Чжоу, не сломавшись сам, ждал смерти - без навязчивого страха, без
навязчивой мысли: и менее стойкий человек не нашел бы места для страха.
События развивались стремительно, как в одной из многих трагедий на сцене
театра: дикий завоеватель и ученый, мужественный сановник, чьи добродетели
торжествуют посмертно.
сам присутствовал при поучительных для других уроках по обязанности. Как
все, он свыкся со страданиями и насильственной смертью, как с
обстоятельствами естественными, справедливыми и нужными. Зрелище страданий
его не страшило; как многие, он испытывал некое приятное ощущение, конечно
непредосудительное. Живописцы и скульпторы Поднебесной с точностью
воспроизводили пытки, казни, плоды их труда были допущенными предметами
торговли. Особенным спросом пользовались изображения некоторых изощрений:
закон отдавал палачу все тело преступника, не оставляя ничего тайного.
прикосновением так же, как человек добродетельный.
Наибольшим из них за годы его правления в Су-Чжоу был недавно открытый
правителем Калчи цзыр, связавший степных дикарей и бедствия. Тут же
последовавшие прискорбные несчастья - разорение Туен-Хуанга, гибель
провинциальной армии, осада и гибель Су-Чжоу - необычайно смягчались:
суны, особенно же сановники, были ни в чем не повинны, как заранее доказал
правитель Калчи. Калчинский цзыр снимал вину и с Чан Фэя. Поистине, только
дикари могли предпочесть разрушение Су-Чжоу. Ведь выкуп дал бы им больше,
чем результаты беспорядочного грабежа.
довелось прочесть рассуждение о сущности человеческого "я", составленное
гималайским ученым. По общему мнению, перевод этого случайного сочинения -
автор не ссылался на других и на сунские цзыры - сам собой доказал
праздность мысли тибетца. Цзыры, примененные в переводах санскритских
книг, раскрыли привязанность ученых индов к сказкам. Встречи с учеными
тибетцами, которых дикари считают святыми, не убеждали в полезности
углубления в сущность человеческой личности. Удивительные будто бы
способности святых быть неуязвимыми для мороза, подолгу обходиться без
пищи и угадывать мысли легко объяснялись утомительной системой упражнений.
Бесполезный труд - результат многолетних усилий ничего не давал: куда
проще носить теплое платье в холод и вызнавать чужие намерения хитростью
или подкупом.
Чан Фэй, обливаясь потом, чувствовал - ему сейчас изменят ноги, как крабу,
выброшенному на песок под жгучие лучи солнца. Он задыхался. Сделав шаг
назад, Чан Фэй упал бы, не подхвати его руки советников, этих ученых более
низких степеней, которых он заставил быть его свитой.
знакомое имя.
юге Поднебесной Сюэ Лян покорился вторгшимся дикарям, став в дальнейшем с
помощью драконов и тигров причиной гибели завоевателей. Силы вернулись к
Чан Фэю: пример нашелся! Шагнув раз, другой. Чан Фэй опустился на колени
перед ханом:
медные ворота, за которыми жил. Прежде жил.
Су-Чжоу. Толпы сунов, обезумевшие от страха, разрушали стены, башни,
ломали дома. Стиснутые, смятые, избиваемые, они погибали под обвалами,
которые вызывали сами, погибали под монгольским железом, под копытами
монгольских коней, под остроносым сапогом монгола.
выживал случайно, кто-то старался выжить, кто-то обязан был выжить.
раз! - отстроить древний Су-Чжоу, сколько-то раз разрушенный и столько же
раз возведенный опять, - и лучше, чем предыдущий, - возведенный для нового
разрушенья. Нужно, чтобы город восставал вновь и вновь, чтобы вновь и
вновь решался неразрешимый вопрос: кто лучше, что нужнее? Выжить,
притаившись, как мышь, либо погибнуть героем? Чтобы маленький человек -
для смерти нет больших - совсем один выбирал либо одно, либо другое. Так
как не было третьего, не было места, где удалось бы переждать, ничего не
решая. Ибо и тот, кто, возмущаясь общей слепотой или пользуясь властью,
заранее приготовил себе надежную щель с такими запасами, с такими сводами
и в столь совершенном секрете, что мог там отсидеться годами, разве такой
тоже не выбрал? Выбрал, выбрал и еще утешался: в роду любого героя всяко
бывало, иначе не было б рода.
улицы, сужая их выступами, нависал этажами, теснил площади, превращая их в
площадки, дворы - в дворики, чердаки - в жилища, подвалы - в склады. На
заходе солнца убитый город вытеснил и завоевателей. Пожары возникали от
очагов, брошенных хозяевами, от монгольской потехи: огонь довершит.
других. Описания совершавшегося тягостны, не нужны, не новы. И - не
стары...
подножиям монгольских гор, на тощие пастбища, на сумрачные зимовки, решил
уйти в места, краше которых для монгола пока еще нет ничего на свете.
Весной он легко подчинит себе всех монголов, не придется ему по
необходимости избавить своих же, требуя покорности. Нужно собрать всех. С
теми, кто есть, рано покорять Поднебесную.
дальше. Поняв, решил. Решив, отбросил, не ловя ни вчерашний день, ни
истекшую минуту. Иначе не было бы Тенгиза, сына Гутлука, ни других таких
же.
людей действия задолго обдуманными решениями, сознательно преодоленными
препятствиями, говорим об исторических рубежах и считаем ступени. Если
действительность нуждается во лжи, как свет нуждается в тени, чтобы
проявить себя и стать видимым, то поиски средств и старания искателей
средств не должны вызывать ни восторга, ни осуждения, как любая
неизбежность.
монголов. Впервые за время похода всякий порядок был нарушен. Стоянка
войска едва ли охранялась. Да и что могло угрожать?! И в двух неделях
перехода от пылающего Су-Чжоу не было иных сил, кроме монгольской.
особенными блюдами и напитками. Бывший правитель Су-Чжоу с помощью других
сунов услужал новому владыке; монголам не было дела до того, откуда добыты
припасы, в какие городские склады сумели проникнуть хитрые суны, не
изжарившись сами.
долгого перерыва безнаказанно съесть неправдоподобно много. Не спеша
вчетвером или втроем, орудуя одними ножами, монголы незаметно оставляли от
целого барана кучку обглоданных костей. Еще и сейчас в местах стоянок
кочевников на берегах озер земля набита сплошными слоями костей.
юрты. Ночь стояла безветренная. Масляные лампы светили без помехи. Совсем
рядом, в полутора тысячах шагов, догорал Су-Чжоу, делая еще великолепней
тихую ночь конца лета игрой многоцветных языков пламени, догорал - не мог
догореть. Еще и еще что-то рушилось, еще и еще в местах обвалов взлетали
фонтаны искр.