Чтение 125–й страницы книги ~Слово и дело~

Я. Зутис, что русский народ по своему складу столь революционен, что гнета
терпеть никогда бы не стал и ответил бы революцией. Но, как известно из исто-
рии, ответ на угнетение последовал лишь через два столетия после Бирона...
Так что вульгарный подход к этой эпохе никак не приемлем!

Установить же степень личной виновности Бирона не всегда удается. И многие
ученые (как прежние, так и нынешние) пытаются равномерно разложить ответс-
твенность за преступления на двух лиц - на Остермана и на Феофана! Один душил
народ "светски", другой губил его "духовно". Я солидарен с этим мнением. Ведь
уже давно на точных исторических фактах доказано неопровержимо, что правите-
лем России был совсем не Бирон и не Лейба Либман, а подлый вестфалец Остер-
ман, - именно он душил Россию!

А тогда... Тогда почему же целая эпоха в десять лет получила прозвание
"бироновщины"? Это неверно. Но это объяснимо: паук Остерман таился в самом
затхлом углу империи, прячась в тени престола, а постыдная роль Бирона при
царице бросалась каждому в глаза, видная всем издалека. На герцога и сыпались
все шишки! Самодержавие казнило народ, вымучивало недоимки, не выколоченные
палкой еще со времен Петра I, а народ обвинял во всем Бирона, имя которого он
увековечил даже в своих песнях:

И не царь теперь нами царствует,

И не русский князь отдает приказ,

А командует, потешается

Злой тиран Бирон из Неметчины...

Время царствования Анны Кровавой было бы правильнее называть "остерманов-
щиной". Лишь после смерти императрицы началась кратенькая и маловыразительная
полоска русской истории, которую можно по праву именовать "бироновщиной". Но
сама "бироновщина" страшной не была!

СКАНДАЛ В БЛАГОРОДНОМ СЕМЕЙСТВЕ

Семейство это невелико: мама, папа и сыночек-император. Но вот при чем
здесь Бирон - никто не понимал. Регент при младенце, к которому он никакого
отношения не имел. К тому же, будучи опекуном императора-младенца, Бирон люто
ненавидел его родителей. В свою очередь, бедные папа с мамой понимали, что от
ненависти Бирона им никуда не укрыться на протяжении всех 17 лет, пока герцог
будет состоять регентом при их сыночке... Вот превосходная фабула для Шекспи-
ра:

Проклята гордость, злоба, дерзость

В чудовище одно срослись;

Высоко имя скрыло мерзость,

Слепой талант пустил взнестись!

Велит себя в неволю славить,

Престол себе над звезды ставить,

Превысить хочет вышню власть,

На мой живот уж зубы скалит;

Злодейства кто его не хвалит,

Погрязнет скоро в мрачну пасть!

Так позже писал об этом времени Михаила Ломоносов...

Бирон дураком не был, и продолжать свое правление в духе Анны Кровавой не
желал (можно своротить шею). Первым делом регент сбавил с народу налог - по
17 копеек с души, разослал гонцов во все концы России, чтобы приостановить
казни по приговорам прежним; гонцы опаздывали в бездорожье, прибывая с указа-
ми, когда люди были убиты или мычали безъязыко. На постах мерзли в мундирчи-
ках часовые, и Бирон разрешил солдатам в караулах надевать шубы. Наконец, ре-
гент взял ножницы и собственноручно перекроил глупую солдатскую шляпу в кар-
туз с откидными полями-наушниками, за что Бирону можно сказать спасибо: кар-
тузы привились в русской армии и спасали воинов от простуды. Бирон стал жес-
токо преследовать роскошь при дворе, велев вельможам шить платье из материи
не дороже 4 рублей за аршин.

Но этого было еще мало, чтобы упрочить свое положение в России.

Анна Кровавая, прошпигованная травами для задержки гниения, еще лежала в
Летнем дворце, а Бирон прямо от гроба ее начал преследовать ласками Елизавету
Петровну. Ибо - он понимал - она и есть законная наследница престола. Пусть
же станет его любовницей, тогда он найдет способ выслать папу с мамой и сы-
ночком в Вену, а цесаревну сделает императрицей. Елизавета пугалась...

Задабривая людей, регент дал поэту Тредиаковскому (в зачет побоев, приня-
тых от Волынского) 360 рублей, что составляло годовое жалованье поэта. Дал он
их, конечно, не из своего кармана. Бирон отсчитал денежки из имущества каз-
ненных конфидентов Волынского, и теперь читателю вполне ясен предел добра и
зла этого человека!

- Нам осталось недолго ждать, - признавался регент жене. - Месяц ноябрь
пролетит быстро. Останется отмучиться лишь декабрь, и этот проклятый год за-
вершится, после чего наступит блаженный год сорок первый, который никак не
разделить на два...

Медовые дни правления Бирона закончились, когда ушей регента стал дости-
гать ропот. Он слагался из двух голосов, и самый мощный звучал от народа - с
улицы, а слабенький и писклявый доносился от папы с мамой - из Зимнего двор-
ца. С недовольством Брауншвейгекого семейства регент справился очень быстро.
Он прикатил к ним и устроил "фамилии" хорошую взбучку. На принца Антона Уль-
риха регент просто наорал:

- Если вы не измените своего поведения и станете высказывать свое мнение
обо мне, то я выкину вас вместе с вашим приплодом обратно в Вену! А вы, прин-
цесса, плохо следите за своим глупым мужем. Дайте мне слово, что не станете
покидать своих комнат, иначе я вызову из Голшгинии прямого наследника престо-
ла.

- Что значит этот выговор? - возмутился принц Антон.

- Это значит, что вы должны забиться в щель и носа не показывать на мороз
русский... Всякие приемы я вам запрещаю!

Анна Леопольдовна плакала в платочек. Рука мужа ее тоже потянулась к плат-
ку и нечаянно задела эфес шпаги. Бирон воспринял этот жест как угрозу себе и
сразу обнажил свой клинок:

- Этим способом я тоже могу разделаться с вами...

Офицеры гвардии были вхожи к принцу, и Антон науськивал их против регента.
Он утверждал, что императрица не подписала назначения Бирона в регенты, что
Бирон сам подделал ее подпись. Бирон же, в свою очередь, возмущал петербурж-
цев, рассказывая о "фамилии" самые достоверные вещи. Анна Леопольдовна русс-
ких иначе и не называет, как только свиньями и канальями. А принц Антон якобы
грозился, что весною всех генералов и сенаторов покидает в Фонтанку. Победил
в этой домашней склоке, конечно же, регент... Принца Антона звали на вышний
суд, где он сознался в желании самому быть регентом над собственным сыном.
Заодно уж принц Брауншвейгский продал инквизиции своих конфидентов-офицеров.
Ушаков крепко наседал на него.

- Ежели, - угрожал, - не покаетесь в изменах своих перед нами, вам предс-
тоят суровейшие кары... Плохо вам тогда будет.

- Как же я, - спрашивал принц Антон, - будучи отцом русского императора,
могу изменить сыну своему - императору?

Ушаков пасмурно глянул на Бирона и дал точный ответ:

- Неуважение к его герцогскому высочеству уже есть измена России и русско-
му императору, который по младости своих лет еще не изведал злодейств ва-
ших...

Труднее было регенту справиться с недовольством улицы, а особенно - с ка-
зармами. Гвардия волновалась. Бирон пожелал раскассировать всю гвардию по
гарнизонам провинций, а набрать в драбанты новых людей - из малороссов и кур-
ляндцев. Ходили слухи, что шесть линейных батальонов уже двинуты на Петер-
бург. В столице начались сборища народные, вроде митингов. Солдаты ругали
офицеров за то, что те не начинают. Офицеры бранили солдат за то, что те не
бунтуют... Вожод не было!

Опорою герцога Бирона в пору его регентства были не немцы, а опять-таки
русские вельможи. Гвардейцы составили заговор и доверили его тайну князю Чер-
касскому, который в ту же ночь всех заговорщиков выдал герцогу. Начались пыт-
ки! Вскоре возник второй заговор, но его предал Бестужев-Рюмин... Воистину -
не надо им хлеба, сукиным детям! Особенно активен в защите Бирона был Бесту-
жев: огнем лютым дышал на всех, кто стоял против герцога. Служил регенту ве-
рой и правдой, как служит пес за мозговую кость.

В один из дней на Васильевском острове собрались солдаты, а с ними был ка-
питан Бровцын, который "плакал о том, что Бирон учинен регентом". Бесту-
жев-Рюмин, взяв на себя обязанность полицейского, со шпагою в руке разгонял
солдат, а за капитаном даже припустился вдогонку.

- Остановись, предатель! - кричал ему. - Я тебе за герцога башку оторву...
Эй, люди прохожие! Хватайте его, изменщика...

Капитан Бровцын перестал плакать "о том, что Бирон учинен регентом", и с
Васильевского острова побежал на Адмиралтейский. Нева - в сугробах, меж ними
кое-где тропки. Словно заяц, сигал капитан через Неву на другой берег, а за
ним - кабинет-министр, его высокое превосходительство со шпагой:

- Убью, изверг, за благодетеля моего!

Бровцын взмахнул на берег, стал биться в первый же дом:

- Ой, пустите меня, люди добрые... убивают!

Дверь распахнулась, приняв утеклеца, и тут же затворилась за ним. Это был
дом фельдмаршала Миниха, который хохотал:

- Небось ушла в пятки душа твоя капитанская?

Немец Миних спас русского офицера от русского же министра, который всту-
пился за немца-регента. Такие выкрутасы истории способна порождать только
жизнь России того времени - жизнь путаная и жестокая, от которой голова кру-
гом идет.

Во время "бироновщины"' случилось наконец то, чего много лет добивался Би-
рон: Остерман был решительно задвинут за край стола и не имел больше никакого
значения в стране... Надолго ли?