прямо сейчас: я ничего не знаю.
доктор Эллиот, это напоминает мне сцену из плохого фильма. Если ваш кандидат
в президенты победит, у вас, может быть, и появится возможность уволить
меня.
половиной часа в автомобиле; лишите меня тяжелой, напряженной, полной
стрессов работы, из-за которой я вынужден бывать дома с семьей гораздо
меньше, чем мне хотелось бы. Вы позволите мне вести образ жизни,
соответствующий тому количеству денег, которое я заработал лет десять назад,
заставите меня вернуться к письменному столу, где я смогу писать книги по
истории, или снова заняться преподаванием - ведь именно благодаря этому я и
получил ученую степень доктора. Мне пришлось, доктор Эллиот, видеть
заряженные автоматы, направленные на мою жену и дочь, и я успешно справился
с этой опасностью. Если вы серьезно намерены угрожать мне, придумайте нечто
большее, чем увольнение с работы.
поручено ознакомить с положением дел только губернатора Фаулера. Я получил
распоряжение беседовать с ним с глазу на глаз, и в комнате не должно быть
больше никого.
самолете слишком много пива, но еще никто и никогда не пытался так жестко и
бесцеремонно обращаться с ним.
сопровождающих губернатора Фаулера лиц его главный советник был совершенно
трезв - он вообще редко пил спиртное - и уже занимался составлением плана
кампании, которая должна начаться через неделю, не ожидая, как это принято,
Дня труда.
но во время политических кампаний могут появляться самые странные союзники.
характеристику Райана, написанную конгрессменом Эланом Трентом, недавно
избранным председателем Специального комитета конгресса по контролю за
деятельностью спецслужб. Доктор Эллиот не видела ее. Она рассказала ван
Дамму, который уже сам знал об этом (хотя ни один из них не имел
представления о том, как все это случилось и почему), что Райан в Вашингтоне
публично обозвал Трента гомосексуалистом. Трент никогда не забывал и не
прощал оскорблений и не был склонен хвалить кого-то без серьезных на то
оснований. Однако, говоря о Райане, он называл его умным, бесстрашным и
честным человеком. Что бы это могло значить, черт побери, удивился ван Дамм.
***
рейда. Они двинулись в путь сразу после захода солнца и только что миновали
вторую поляну, где, как подозревалось, велась первичная очистка кокаина.
выжженная пролитой кислотой, утоптанная почва, разбросанный мусор - все
указывало на то, что здесь бывали люди и посещали, по-видимому, это место
регулярно, но не сегодня и, наверно, не в течение двух предыдущих ночей.
Динг знал, что этого следовало ожидать. Во всех уставах, руководствах, во
всех прослушанных им за время армейской службы лекциях подчеркивался тот
факт, что боевые операции являются безумным сочетанием скуки и ужаса, -
скуки из-за того, что большей частью ничего не происходит, а ужаса потому,
что "это" может случиться в любую минуту. Теперь он понимал, почему солдаты
могут стать небрежными и рассеянными при операциях. Во время учений всегда
знаешь - что-то обязательно произойдет.
части не вступают в соприкосновение друг с другом, потому что это обходится
слишком дорого. И вот теперь он столкнулся с неприятным и раздражающим его
обстоятельством, заключающимся в том, что действительные боевые операции
менее интересны, чем учения, но несравненно более опасны. От подобной
двойственности у молодого сержанта болела голова.
таблеток тиленола каждые четыре часа из-за боли в мышцах и неопасных, но
многочисленных растяжений, а также в результате самого обычного стресса. Он
был еще молод, но уже познал, что сочетание телесной усталости и умственного
напряжения быстро превращает тебя в старика. Говоря по правде, он устал
ничуть не более конторского служащего, который провел за своим письменным
столом несколько удлиненный рабочий день, однако операция и условия, в
которых она проводилась, во много раз увеличили эту усталость и все
переживания, выпавшие на его долю. Печаль и ликование, восторг и депрессия,
страх и уверенность в своей непобедимости - все это ощущалось здесь намного
сильнее. Короче говоря, боевые операции вовсе не служили источником веселья.
Но если дело обстояло именно так, то почему он... не то, чтобы они ему
нравились, но... Чавез отогнал от себя эту мысль. Она мешала
сосредоточенности.
прирожденным солдатом, самой природой созданным для боя. Однако как хирург
больницы "скорой помощи" не получает удовольствия, глядя на изувеченные тела
пострадавших в несчастных случаях, так и Чавез предпочел бы сидеть у стойки
бара с хорошенькой девушкой или смотреть футбольный матч со своими друзьями.
Но хирург знает, что его мастерство критически необходимо у операционного
стола и может спасти жизнь пациентов, и Чавез тоже понимал, что его сноровка
и опыт разведчика, прокладывающего путь, исключительно важны для успеха
операции.
ясно, даже в тех случаях, когда он испытывал замешательство, но и это
казалось ясным в каком-то ином, очень странном смысле. Все его органы чувств
были направлены вдаль, в гущу деревьев, прощупывая окружающий мир подобно
локатору, отфильтровывая щебет птиц и шорохи животных - за исключением тех
случаев, когда эти звуки имели особый смысл. Сознание Чавеза представляло
собой идеально сбалансированное сочетание уверенности и паранойи. Он был
оружием своей страны.
сопротивляясь надвигающемуся равнодушию, стараясь быть настороже, чтобы
защитить своих товарищей, Чавез превратился теперь в дышащую, думающую
машину, единственной целью которой было уничтожение врагов пославшей его
страны.
были старыми. Базы, которые раньше использовались для переработки, оказались
заброшенными. Чавез остановился в намеченном месте сбора и подождал, пока не
подойдет все отделение. Он снял очки ночного видения - все равно пользовался
ими меньшую часть времени - и выпил воды. Хоть вода здесь была вкусной
холодная и свежая, из быстрых горных ручьев.
к нему. - Ничего не слышно и ничего не видно.
"возраст" следов, но не мог в этом сравниться с сержантом Чавезом. Он
вздохнул едва ли не с облегчением.
ведите отделение.
окончательно убедиться, - ответил Рамирес. Отчасти он был доволен тем, что
после смерти Рохи они еще ни разу не сталкивались с противником, и это
заглушало тревожный голос, звучащий внутри. Эмоционально он чувствовал
подъем, тогда как здравый смысл офицера и анализ ситуации должны были
предупредить о появлении опасности.
ли не за границами сознания, били колокола тревоги - уж слишком вокруг было
тихо, напоминало тишину перед землетрясением, перед грозой при ясном небе,
когда у самого горизонта вдруг появляются черные тучи. Однако Динг был еще
слишком молод и недостаточно опытен, чтобы заметить приближение бури. Он был
способным солдатом, точно соответствовал выбранному для него месту, но
находился на нем еще недостаточно долго. И не подозревал об этом.
отделение, взбираясь на горные склоны, обходя все тропинки, идя по следу, не
пересекающемуся с тем, вдоль которого они шли раньше, настороженно
оглядываясь по сторонам, готовый к любой опасности, но не замечающий далекой
угрозы, не менее очевидной и реальной.
***
Робби, излишне жестко, хотя солдаты, похоже, не заметили этого. Более того,
почти все спали, и их пришлось будить. Джексон редко засыпал при перелетах.
По его мнению, летчику опасно приобретать такую привычку. Самолет сбросил