по карманам. - Это, по-моему, унизительно - перепроверять работу.
это катастрофа: в том случае, коли я ошибся в вашу пользу.
уследить нельзя, пан Юзеф, они тают, как снег под солнцем, особенно коли
несчитанные да к тому еще сразу обрушились.
по себе, реализуясь в обостренное, незнакомое ему ранее ощущение "толчков
ушедшего", пересчитал деньги, заметил алчущий взгляд кассира, протянул ему
рубль и, не слушая почтительной благодарности, выскочил на улицу, зашел в
первое же почтовое отделение, быстро заполнил бланк телеграммы:
ТЕЛЕФОНУ
41-65 ПРОФЕССОРУ КРАСОВСКОМУ НЕОБХОДИМА ТВОЯ ПОМОЩЬ ЮЗЕФ".
- сегодняшняя операция лишь первый шаг; если поручик сказал правду, тогда
от его содействия будет зависеть многое - во всяком случае, возможность
провокации уменьшится в значительной мере.)
антиквариата, где стояли два заветных тома: "История французской
революции".
выписки.
часть тех средств, которые партия отпускала ему на жизнь. Еще до ареста,
правда, Главное правление прислало шифрованное письмо - сообщало, что
после того, как в кассу партии стали поступать значительные денежные
средства, поскольку раскупают литературу, издаваемую социал-демократами, -
представляется возможным увеличить оплату его расходов на пять рублей;
разрешалось также постоянно снимать в пансионате вторую комнату, на случай
провала основной явки. Дзержинский от пяти рублей отказался, приняв с
благодарностью санкцию на найм дополнительной, подстраховочной квартиры, -
это было необходимо сейчас, ибо возрос объем работы; странное,
"подвешенное", полулегальное положение заставляло жить иначе, не так, как
раньше; расширился круг знакомых; встречи порой приходилось проводить в
библиотеках и редакциях; полиции было велено удерживать, но привычных
санкций "дадено" не было, поэтому царила неразбериха полнейшая: сажали в
цитадель только в том случае, если было оружие; за с л о в о сажать
перестали. Дзержинский понимал, что эта "весна либерализма" - явление
временное, и пользовался каждым днем, чтобы узнать как можно большее
количество людей, представляющих разные социальные прослойки общества;
нельзя понять развитие, основываясь в своих умопостроениях лишь на воле
одного класса, ибо изолированность мнений, надежд, неприятий чревата
перекосом, несет в себе порок замкнутости и эгоистической ограниченности -
рабочий народ невозможно рассматривать вне положения крестьянства, как и
недопустимо игнорировать тех, кто организует производство - инженеров;
готовит кадры - учительства и профессуры; лечит народ - докторов; пытается
барахтаться в нитях царского "права" - присяжных поверенных; вносящих
лепту в сокровищницу мировой культуры - художников, литераторов, актеров.
Дзержинского. - Засядете читать?
майсенский фарфор. Большинство несчастных мечтают надеть новые боретки или
шляпку. Это же тлен, это подвластно моли! Мебель? Ее пожрет тля.
Бриллианты? Их проглотит ваш сын и прокакает в канализацию. Золото? Во
время войны хлеб будет стоить дороже золота. А вот книга хранит в себе
знание, за которое платят. Пусть кладут золоторублевики в миску из Майсена
- мысль нуждается в том золоте, которое можно обратить в хлеб и кислое
вино. А что еще нужно мыслителю, пан Эдмунд?
отсчитывая семь рублей, - и любви.
Монтень?
показалось, что в этом есть доля нескромности.
ее недрах сокрыто испепеляющее тщеславие, которое может быть кровавым,
когда решит утвердить себя, назвав то, что ему не принадлежит, своим.
Лучше сразу расставить все точки над "и". Стыдно чужое приписывать себе,
да и невозможно в общем-то - вскроется рано или поздно; сказать про твою
мысль, что она - твоя, не есть нескромность; поднимая руку на себя, я
замахиваюсь на достоинство писателя или философа".
портретом государя: до начала операции на Тамке оставалось еще два часа.
Николаев, любовно осматривая книги, - чудо что за издание. Про содержание
не говорю - смысл вашего подарка понял, принял, прочувствовал сердцем.
ассигнации из кармана. - Вот мой долг, Кирилл.
искренность, Дзержинский не обиделся: вообще-то рассеянность миллионеров
оскорбительна.
эти деньги пойдут в нашу кассу.
умеете видеть перспективу.
кадетам.
представляют русских рантьеров, а кто позволяет рантьеру стричь купоны?
Производители - то есть рабочие, и организаторы - сиречь мы, финансисты.
стереть помаду: есть рабочие, то есть эксплуатируемые, и финансисты, то
есть эксплуататоры.
произвольно опустили слово "организаторы", и весь смысл моего заключения
поменялся, сделался иным.
организовать такую систему, где эксплуатации не будет, то есть не будет
произвольного, вами устанавливаемого, распределения продукта.
раньше, вы, поляки, ближе к Западу, к их организации, вы открыты ветрам
прогресса более, чем мы, русские, от вас "Фарбен" и "Крупп" в пятистах
верстах работают. Вообще в Польше более тяготеют к Европе, к немецкой
индустриальной модели, разве нет?
потому что русские рабочие сейчас формулируют свои социальные требования
самым революционным образом; ваши коллеги, польские заводчики и
финансисты, понятно, глядят на Берлин или Париж. Пожалуй, на Париж больше
- Берлин они считают агрессором, оттяпавшим половину Польши.
- они станут поддерживать нас?
подтвержденные мускульной силою, мало что значат. Подкармливать химеру
национализма - преступно, это к крови ведет.
удовлетворить ваши экономические требования.
интересы, а мы жмем слева - совершенно разные вещи.
министерство - мы сразу же вдохнем жизнь в промышленность... Каковы будут
ваши требования, Феликс, если мы сможем поставить на место Витте мудрого
политика?
профессиональных союзов, повышение заработной платы.
чтобы семья из пяти человек могла иметь хотя бы две комнаты. Вы губите
поколения, заставляя спать на нарах, в одной конуре, бабку, мать с отцом и
двух детей, вы поколение развращаете и калечите с малолетства, Кирилл.
организму, тут иллюзии невозможны! Мы хотим дать, очень хотим!
Черепнин Владимир
Николаев Андрей
Акунин Борис
Андреев Николай
Акунин Борис
Каменистый Артем