по нраву, читатель, можешь их пропустить.
Должно быть, меня выдало мое поведение или то, как я смотрел на Шерли. Я вел
себя ровно, но временами забывал про осторожность. Иногда я оставался с
Шерли в комнате дольше, чем обычно: я не мог и минуты пробыть без нее и то и
дело возвращался туда, где одно ее присутствие согревало меня, как солнце
Варвара. Если она выходила из дубовой гостиной, я тоже невольно поднимался и
шел за ней следом. Шерли не раз упрекала меня за это, но я поступал
по-прежнему в какой-то смутной надежде обменяться с ней хоть словом в
прихожей или еще где-нибудь. Вчера, уже в сумерках, мне удалось поговорить с
ней наедине минут пять в прихожей у камина. Мы стояли рядом, она подшучивала
надо мной, а я наслаждался звуком ее голоса. Девицы Симпсоны прошли мимо,
посмотрели на нас, но мы не разошлись; вскоре они снова прошли через
прихожую и снова посмотрели на нас. Появилась миссис Симпсон; мы не
тронулись с места. Затем сам мистер Симпсон открыл двери столовой. Надув
губки и вскинув голову, Шерли сверкнула на него глазами, полными презрения
за столь недостойное шпионство. Ее строгий взор недвусмысленно говорил: "Мне
нравится общество мистера Мура. Посмейте только что-нибудь сказать!"
избежать, я не стараюсь его ускорить, но и не страшусь, только вы непременно
должны быть рядом, потому что мне смертельно надоело объясняться с ним с
глазу на глаз. В ярости он крайне непригляден; тогда он сбрасывает с себя
обычную маску учтивости и тонкого обращения и обнажает свою сущность
человека, которого вы бы назвали commun, plat, bas - vilan et un peu
mechant*. У него нечистые мысли, мистер Мур; их надо бы промыть хорошенько
мылом и прочистить песком. Если бы он мог присоединить свое воображение к
содержимому корзины для грязного белья и попросил бы миссис Джилл
прокипятить все это в баке с дождевой водой и порошком для отбелки, -
надеюсь, вы оцените мои способности прачки! - это принесло бы мистеру
Симпсону неоценимую пользу.
спустился в гостиную, где мы обычно завтракали. Я не ошибся: Шерли была там
и заканчивала вышивку в подарок Генри. Она поздоровалась со мной холодно,
так как в комнате еще убирала горничная. Временно я удовлетворился и этим;
спокойно взял книгу и сел у окна. Даже когда мы остались одни, я не стал
беспокоить Шерли; сидеть с нею вместе уже было счастьем, вполне
соответствовавшим этому раннему утру, - счастьем безмятежным, еще неполным,
но все возрастающим. Я знал, что моя навязчивость встретила бы резкий отпор.
"Для поклонников меня нет дома", - было написано на ее челе. Поэтому я
продолжал читать книгу, лишь время от времени украдкой поглядывая на Шерли.
Черты ее постепенно смягчились, ибо она почувствовала, что я уважаю ее
чувства и наслаждаюсь спокойствием этой минуты.
уже сидел возле нее, любовался ее рукодельем, упивался ее нежными улыбками и
веселыми речами, которыми она щедро меня одаривала. Мы сидели рядом, на что
имели полное право, и моя рука покоилась на спинке ее стула. Я сидел так
близко, что мог сосчитать стежки ее шитья и различить ушко иголки. Внезапно
дверь распахнулась.
презирать, но - спасибо моему обычному хладнокровию - я редко пугаюсь! Когда
мне хорошо, приятно и удобно, меня трудно сдвинуть с места, а в ту минуту
мне было очень хорошо, и потому я остался сидеть, даже не пошевельнувшись и
едва взглянув на дверь.
остолбеневшей на пороге.
с мистером Муром?
грубо, невежливо, но теперь - вы, наверное, это заметили - мы стали
друзьями.
заметить, что отныне вы можете со всеми замечаниями обращаться также и ко
мне. Я буду впредь оберегать мисс Килдар от всяких неприятностей.
непочтительного звука по отношению к мистеру Муру в моем доме!
Мы оба встали.
его что-нибудь выводило из себя, мистер Симпсон всегда призывал этого идола.
вкрадчивый, бесчестный слуга! Прочь от моей племянницы, сэр, отпустите ее!
тронуть нас хоть пальцем?
тогда мое решение было принято, но говорить о нем было еще рано. Теперь оно
созрело, подрумянилось на солнце и налилось всеми соками, как спелый персик:
я выхожу за Луи Мура!
не получит!
записной книжки.
уложил ее на кушетку, боясь, как бы она не лишилась чувств, но она открыла
глаза и божественной улыбкой успокоила меня. Я поцеловал ее, а затем... Ну,
хоть убейте, не могу припомнить, что произошло в следующие пять минут! Шерли
потом рассказывала мне сквозь смех и слезы, что я пришел в ярость и
превратился в настоящего дьявола. Она говорила, что, оставив ее на кушетке,
я одним прыжком пересек комнату, мистер Симпсон пулей вылетел за дверь, я
тоже, и тут раздался пронзительный крик миссис Джилл.
дома, в дубовой гостиной. Помню, я вдавил мистера Симпсона в кресло,
вцепившись ему в горло; глаза несчастного вылезли из орбит, а я продолжал
его душить. Помню, что экономка стояла рядом, ломая руки и умоляя меня
успокоиться. Наконец я его выпустил, в тот же миг пришел в себя и стал
холоден, как лед. Тем не менее я приказал миссис Джилл тотчас послать в
трактир за экипажем, а мистеру Симпсону сказал, что он должен покинуть
Филдхед, как только прибудет карета. Он был вне себя от страха, однако
заявил, что уезжать не собирается. Повторив свое распоряжение, я велел
заодно вызвать констебля.
уже стоял перед ним, если не такой взбешенный, то столь же непреклонный. Это
было в ту ночь, когда воры напали на дом в Симпсон-Гроуве и хозяин при его
чрезвычайной трусости хотел переполошить всех соседей, вместо того чтобы
обороняться. Тогда мне пришлось защищать его дом и его семейство, и я это
сделал, усмирив сначала хозяина. Поэтому сейчас я не отходил от него, пока
не прибыл экипаж и сам усадил его в коляску. Симпсон не переставал осыпать
меня бранью, он был потрясен и обозлен, он стал бы сопротивляться, если бы
знал, как это сделать. Наконец он стал звать жену и дочерей; я сказал, что
они последуют за ним, как только соберутся. Невозможно передать, как он рвал
и метал, но было ясно, что все это пустые угрозы; стоит проявить твердость,
и он ничего не сделает. Я знал, что он не потащит меня в суд; свою жену он
изводил по мелочам, но в делах важных решающее слово всегда оставалось за
ней. Уже давно я заслужил ее глубочайшую материнскую благодарность своим
отношением к Генри: когда он бывал болен, я ухаживал за ним лучше всякой
сиделки, как она сама говорила, а этого никакая мать никогда не забудет...
Миссис Симпсон не сказала ни слова, но все же она меня уважает. Когда Генри
бросился ко мне на шею и я поднял его в карету и усадил возле матери, когда
я укутал и ее, чтобы ей было теплее, она от меня отвернулась, но я увидел,
как на глаза ее навернулись слезы. Она с еще большим жаром будет защищать
меня потому, что рассталась со мной так холодно. Я очень этому рад, но не за
себя, а за ту, что для меня дороже всего на свете, - за мою Шерли".
Акунин Борис
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Грабб Джеф
Кервуд Оливер Дж.
Рыбаков Вячеслав