снова нас шатает из стороны в сторону. Сам беру взвод - невеликий остаток
сражавшейся в Горюнах роты, - иду головным бойцом.
на открытом месте, звучат резче. Колется ветер. Мороз сразу становится
чувствительнее. Чуть на изволоке виднеются домики Гусенова. По ветру
влачится дым. Деревня горит. Нас отделяют от нее километра полтора чистого
поля.
разведку. Объясняю: возможно, деревню удерживают наши войска. Тогда
двинемся туда всем батальоном. Если же она захвачена врагом, пусть он себя
обнаружит. Задача в таком случае - вызвать огонь немцев. Идти с винтовками
на изготовку, не прятаться, не ложиться, пока немец не откроет огонь.
Потом отползать. Мы отсюда прикроем, не подпустим врага.
на горячем, переступает с ноги на ногу. Слегка расширились глаза-щелочки
Джильбаева. Я продолжаю:
командиром! Это твое отделение!
нетронутому снегу. Тяжелые кирзовые сапоги увязают по щиколотку -
насыпало, намело за эти дни. Мои посланцы приостанавливаются,
оборачиваются. Я кричу:
чем-то отвлекаюсь. Потом опять озираю изволок. Что такое? Где разведка? В
белом поле пусто. Куда делись бойцы?
Чьи же это танки? Снова обегаю взором местность. Никого! Еще и еще
всматриваюсь. В поле высится матерая одинокая ель, ее отягощенные снегом
лапы мало-мало не достают земли. Под этой елкой, как цыплята под наседкой,
тесно сбились, лежат мои бойцы.
души! Вы решились обмануть комбата! Вам доверили судьбу батальона, а вы
спрятались, трусы! Кричу, напрягаю голос:
стоящего поблизости красноармейца и, не целясь, стреляю несколько раз
туда, где запряталась разведка. Пусть просвистят хлыстики пуль,
подхлестнут оробевших.
кулаком. Из-под елки выбегает Джильбаев, взмахом руки зовет за собой
остальных. Хочется крикнуть: "Молодец!" Любовь, такая же острая, как гнев,
врывается в немилосердное сердце. Все пятеро, развернувшись короткой
цепочкой, шагают к деревне. Муратову не терпится - обогнал товарищей,
проворно гребут снег его привыкшие к скорой ходьбе ноги.
противник. Бойцы кидаются наземь, отползают, отходят перебежками. Немцы не
пытаются их захватить, пренебрегают этой малой группой. Огонь вскоре
прекращается.
докладывает об исходе разведки.
новом рубеже, обороняется, дерется дивизия, теснимая к Москве.
нарушала лесную тишину. Небо над деревьями светлело - до вечера еще не
близко, - а тут, под елями, стлался легкий сумрак.
на заброшенную, укрытую снегом, без единого следа дорогу. По этой тропе я
повел колонну. И вдруг...
ободком серой бобриковой шапки со звездой виднелось крыло гладко
зачесанных темно-русых волос. На боку - фельдшерская сумка. Варя
Заовражина! Встреча, наверное, была одинаково неожиданной для нас обоих.
Внезапность не только в бою шутит свои шутки. Варя рванулась вперед и, не
успел я моргнуть глазом, с силой обхватила руками мою шею, спрятала лицо в
жесткий ворс моей шинели. И тотчас опомнилась, отпрянула, залилась
краской, поднесла, отдавая честь, руку к виску, но ничего не смогла
выговорить. Я тоже молчал, пораженный этой встречей.
меченной красным крестом сумкой. На длинном грушевидном носу были
укреплены стекла пенсне. Беленков! Бывший врач батальона, бывший капитан
медицинской службы, разжалованный за трусость. За его плечом винтовка
рядового санитара. Он тоже козырнул. Я ответил этим же воинским
приветствием. Но слова на язык не приходили. В душе билась радость. Наши!
Первые советские люди, встреченные в сегодняшнем походе! Подошел
Толстунов.
заговорить.
сведения, что от батальона осталось лишь несколько бойцов, а комбат лежит
в лесу тяжелораненый.
легенд, распространявшихся с непостижимой быстротой, обраставших из уст в
уста новыми подробностями.
что бы то ни стало отыскать вас. Идти в немецкое расположение.
вызвалась?
Беленкова, - он сам попросился. Добровольцем!
сам у него отнял. Да, теперь он заработал право так именоваться, поистине
приобрел высшее медицинское образование.
Я об этом доложу генералу Панфилову.
12. ОН БУДЕТ ЖИТЬ
от очевидцев, как погиб Панфилов. Это случилось в деревне Гусеново,
которую потом с лесной опушки мы видели в дыму и пламени.
палочкой", по его собственному выражению.
заставляла противника оплачивать кровью продвижение. Панфилов сидел со
своим штабом в Гусенове, позванивал командирам - утраченная вчера связь
наутро снова действовала, - следил по донесениям, а также по разным
признакам, приметам, как мы, его войска, в жестоком оборонительном
сражении выхватывали, выигрывали у противника еще один денек.
обстреливать Гусеново из минометов.
долгополый полушубок с вывернутыми мехом наружу обшлагами, - накинул на
загорелую шею ремешок бинокля и вышел взглянуть, откуда ведется обстрел.
Белая улица была испещрена черными метками разрывов. Полковник Арсеньев,
вышедший следом за генералом, видел, как тот сделал по ней несколько шагов
- своих последних шагов. Послышался нарастающий вой мины. Пламя и грохот
взметнулись почти у ног генерала. Панфилов упал. Невредимый Арсеньев
бросился к нему; небольшой, с горошину, кусок рваного железа пробил овчину
на левой стороне груди, там где китель Панфилова был скромно украшен
малозаметным, со стершейся эмалью, полученным еще в гражданскую войну
орденом Красного Знамени.
Мысленно вижу и сейчас землистую, смертную бледность, сразу подернувшую
его лицо, вижу черные аккуратные щеточки усов и как бы удивленно
изломанные брови.
крючки, полушубок генерала. Мутнеющие глаза генерала разглядели, как
взволнован, потрясен старый вояка-полковник. Панфилов успел прошептать:
краткое "убит", отказался верить, откинул, не допустил до сердца эту
весть, приписал ее блиндажной неосновательной молве. Разумеется, я ничего