что нам еще нужно поговорить о важных делах, напрасно Репнин с досадой
сказал, что на ее вопросы едва ли может ответить даже командующий фронтом,
она только кокетливо щурилась - и не уходила. Наконец, я выпроводила ее, но
было уже поздно. Данила Степаныч взглянул на часы и встал.
Стало быть, не в последний раз встретились. Еще доведется нам увидеть друг
друга. Тогда и договорим.
послал я их начальству в Москву. Вот меня и вызвали. А надолго ли? (Он пожал
плечами. ) Кто знает. Если будет возможность - непременно приду. Не могу
передать, как я был рад повидать вас, Татьяна! Андрею Дмитричу сердечный
привет. Да, кстати, - сказал он, когда мы вышли в переднюю, - не его ли
статью я читал в последнем номере "Известий"? Подписано - А. Львов.
написать, уж я и не говорю - напечатать! Я свою записку полтора месяца
составлял. Вот была мука! Два слова напишу - и на воздух!
Дмитрич, пока статью писал, пил?
уверена, что рано вернусь домой, - и гости собрались без хозяйки. И даже не
только собрались, но уютно устроились вокруг "пчелки", на которой гудел мой
слегка помятый заслуженный чайник. Катя, повязавшись моим передником,
накрывала на стол. Зубков, полный, смешливый, с темным лицом, обожженным в
среднеазиатских пустынях, читал вслух "Медработника", и Виктор с Ракитой -
наш новый сотрудник - слушали его и хохотали. Это был любимый "номер"
Зубкова - чтение "Медработника" с комментариями, в которых, как в зеркале,
отражалось подлинное и, увы, невеселое положение дел в медицинской науке.
Когда я вошла, он сказал что-то насчет наркома, и Виктор, хохоча,
потребовал, чтобы он повторил свою шутку.
понять, почему он нарком, во-вторых, ждет чуда и, в-третьих, боится. Ждет
чуда - это значило, что он надеется, что к нему в один прекрасный день
явится гениальный самоучка-новатор с могучим средством от всех болезней
сразу.
десять предположений о том, каким образом окружить немцев в одном месте и
наголову разбить в другом, причем некоторые из них своей смелостью, без
сомнения, поразили бы руководителей Генерального штаба.
поистине - унес ноги!
да не скажу, - зло усмехнувшись, сказал он.
человек, проработавший в Институте профилактики чуть ли не четверть века.
Поверить, что его могли арестовать за политическое преступление, было
невозможно. Он был членом партии с 1916 года.
Институте профилактики это, кажется, уже девятый случай.
директор, собственной персоной. - Какой директор?
свое существование.
веселом. Насчет Андрея Дмитрича - ясно. А как поживает его отчаянный брат?
Митиного отъезда.
ваш Дмитрий Дмитрич. Свою жену может увезти всякий. А ему положено не свою,
а чужую.
медико-литературном фронте, за старика Никольского, наконец - последний тост
- за тамаду Зубкова, когда вошел Коломнин, в шубе, бледный, с завязанным
горлом.
лечить его! Татьяна Петровна, у вас в доме есть перец?"
взглянула на его усталое, морщинистое, исхудавшее лицо, на сгорбленные
плечи, на всю его тощую, словно вогнутую, фигуру. Он ответил тревожным,
неуверенным взглядом.
появилась заметка о новом средстве против раковых осложнений.
напоминает наш.
приобрели патент. Завтра он будет разговаривать об этом с наркомом. Вы
понимаете, что это значит, Татьяна Петровна? Да почему же мы шепчемся? -
вдруг спросил он, растерянно улыбнувшись.
зимний воздух вошел в комнату, точно сказал: "Здравствуйте. Вот и я!" Но
когда я легла, далекий отчетливый стук послышался в ночной тишине. Это
весенняя капель начала свою беспокойную песню.
возвращалась, как бумеранг, - кажется, так определил мое" пристрастие
Крамов, - мысль, поразившая меня еще в те далекие годы, когда я впервые
увидела на окне у Павла Петровича старые, позеленевшие от плесени ломтики
хлеба и сыра, эта мысль больше не принадлежала ни мне, ни ему.
патологии", была подписана тремя именами. Одно из них было знаменитое -
Александр Флеминг.
равномерный стук вдруг врывается быстрая, шаловливая поступь. Это тающий
ледяной великан шагает по Серебряному переулку, а впереди - "тук, тук, тук"
- бегут его маленькие шаловливые дети. "Опоздала", - стучит великан-капель,
и дети повторяют дразнящими голосами: "Опоздала, опоздала!"
это. И нужно постараться уснуть, потому что для разговора с Крамовым нужна
ясная голова, очень ясная, а в том, что нарком вызовет его, можно не
сомневаться.
уходя все дальше и дальше, и вдруг сосулька падает и разбивается о мостовую
с нежным, далеко разносящимся звоном. Мартовский ветер гуляет по городу,
раскачивает кроны еще черных деревьев, гудит в дымоходах. Светает? Да,
кажется. Какая длинная бессонная ночь!