Потом, раздевшись донага, надели новые белые рубахи-
саваны, а на головы - бумажные венцы с писанными крас-
ным чернилом, осьмиконечными крестами и стали на колени
рядами, держа в руках свечи, дабы встретить Жениха
с горящими светильниками.
Старец, воздев руки, молился громким голосом:
- Господи Боже, призри на нас, недостойных рабов
Твоих! Мы слабы и немощны, того ради не смеем в руки
гонителям вдатися. Призри на сие собранное стадо. Тебе,
Доброму Пастырю последующее, волка же лютаго. Анти-
христа убегающее. Спаси и помилуй, ими же веси судьбами
Своими, укрепи и утверди на страдание огненное. Поми-
луй нас. Господи, помилуй нас! Всякого бо ответа недоуме-
вающе, сию Ти молитву, яко Владыце, грешные приносим:
помилуй нас! Умираем за любовь Твою пречистую!
Все повторили за ним в один голос - и жалок, и стра-
шен был этот вопль человеческий к Богу:
- Умираем за любовь Твою пречистую!
В то же время, по команде Пырского, солдаты, окру-
жив со всех сторон часовню и взлезая на лестницы,
рубили толстые бревенчатые стены сруба, запуски и слеги
на окнах, щиты на дверях.
Стены дрожали. Свечи падали, но все мимо желоба с по-
рохом. Тогда, по знаку старца, Кирюха схватил пук
свечей, горевших перед иконой Божьей Матери, бросил пря-
мо в порох и отскочил. Порох взорвало. Поджога вспых-
нула. Огненные волны разлились по стенам и стропилам.
Густой, сперва белый, потом черный, дым наполнил
часовню. Пламя задыхалось, гасло в нем; только длинные
красные языки выбивались из дыма, свистя и шипя, как
змеиные жала - то тянулись к людям и лизали их, то
отпрядывали, словно играя.
Послышались неистовые вопли. И сквозь вопли горящих,
сквозь грохот огня звучала песнь торжествующей радости:
- Се, Жених грядет во полунощи.
С того мгновения, как вспыхнул огонь и до того, как
Тихон потерял сознание, прошли две, три минуты, но он
увидел и навеки запомнил все, что делалось в часовне.
Старец схватил новорожденную, перекрестил: "Во имя
Отца, Сына и Духа Святаго!" - и бросил в огонь -
первую жертву.
Иванушка-дурачок протянул руки к огню, как будто
встречая грядущего Господа, которого ждал всю жизнь.
На Киликее кликуше рубаха затлела и волосы вспых-
нули, окружая голову ей огненным венцом; а она, не чув-
ствуя боли, окаменела, с широко-раскрытыми глазами, как
будто видела в огне великий Град, святой Иерусалим,
входящий с неба.
Петька Жизла кинулся в огонь вниз головой, как ве-
селый купальщик в воду.
Тихону тоже чудилось что-то веселое, пьяное в страш-
ном блеске огня. Ему вспомнилась песня:
В печи растет трава-мурава,
Цветут цветочки лазоревы.
И, Казалось, что в прозрачно-синем сердце огня он видит
райские цветы. Синева их, подобная чистому небу, сули-
ла блаженство нездешнее; но надо было пройти через крас-
ное пламя - красную смерть, чтобы достигнуть этого неба.
Осаждавшие выбили два, три бревна. Дым хлы-
нул в полое место. Солдаты, просунув кокоты, стали вы-
волакивать горевших и отливать водой. Столетнюю мать
Феодулию вытащили за ноги, обнажив ее девичий срам.
Старица Виталия уцепилась за нее и тоже вылезла,
но тотчас испустила дух: все тело ее от обжогов было
как один сплошной пузырь. О. Спиридон, когда его выта-
щили, схватил спрятанный за пазухой нож и зарезался.
Он был еще жив четыре часа, непрестанно на себе
двоеперстный крест изображал, ругал никониан и радовал-
ся, как сказано было в донесении капитана, "что так
над собою учинить ему удалось смертную язву".
Иные, после первых обжогов, сами кидались к пробоине,
падали, давили друг друга, лезли вверх по груде свалив-
шихся тел, как по лестнице, и кричали солдатам:
- Горим, горим! Помогите, ребятушки!..
На лицах ангельский восторг сменялся зверским ужасом.
Бегущих старались удержать оставшиеся. Дедушка Ми-
хей ухватился обеими руками за край отверстия, чтобы
выскочить, но семнадцатилетний внук ударил его бердышом
по рукам, и дед упал в огонь. Баба урвалась из пла-
мени, сынишка - за нею, но отец ухватил его за ноги, рас-
качал и ударил головой о бревно. Тучный скитский
келейник, упавший навзничь в лужу горящей смолы,
корчился и прыгал, точно плясал: "Как карась на сково-
роде!"- подумал Тихон с ужасным смехом и закрыл
глаза, чтобы не видеть.
Он задыхался от жара и дыма. Темно-лиловые коло-
кольчики на кроваво-красном поле закивали ему, зазве-
нели жалобно. Он почувствовал, что Софья обнимает его,
прижимается к нему. И сквозь полотно ее рубахи-савана
свежесть невинного тела, как бы ночного цветка, была
последнею свежестью в палящем зное.
А голоса живых раздавались все еще сквозь вопли
умирающих:
- Се, Жених грядет...
- Жених мой, Христос мой возлюбленный! - шепта-
ла Софья на ухо Тихону. И ему казалось, что огонь,
горящий во теле его - сильнее огня Красной Смерти. Они
поникли вместе, как будто обнявшись легли, жених и не-
веста, на брачное ложе. Жена огнезрачная, огнекрылая,
уносила его в пламенную бездну.
Жар был так силен, что солдаты должны были отсту-
пить. Двух спалило. Один упал в сруб и сгорел.
Капитан ругался:
- Ах, дурачки, дурачки окаянные! Легче со шведом
и с туркой, чем с этою сволочью!
Но лицо старика было бледнее, чем когда лежал он
раненый на поле Полтавского боя.
Раздуваемое бурным ветром, пламя вздымалось все
выше, и шум его подобен был грому. Головни летели по
ветру, как огненные птицы. Вся часовня была как одна
раскаленная печь, и в этой печи, как в адском огне, ко-
пошилась груда сваленных, скорченных, скрюченных тел.
Кожа на них лопалась, кровь клокотала, жир кипел. Слы-
шался смрад паленого мяса.
Вдруг балки обвалились, крыша рухнула. Огненный
столб взвился под самое небо, как исполинский светоч.
И землю, и небо залило красное зарево, точно это был,
в самом деле, последний пожар, которым должен истре-
биться мир.
Тихон очнулся в лесу, на свежей росистой траве.
Потом он узнал, что в последнее мгновение, когда ли-
шился он чувств, старец с Кирюхою подхватили его вдвоем
на руки, бросились в алтарь часовни, где под престолом
была дверца, вроде люка, в подполье, спустились в этот
никому неведомый тайник и подземным ходом вышли в лес,
в самую густую чащу, где не могли отыскать их гонители.
Так поступали почти все учители самосожжения: дру-
гих сжигали, а себя и ближайших учеников своих спасали
до новой проповеди.
Тихон долго не приходил в себя; долго старец с Ки-
рюхою отливали его водою; думали, что он умрет. Обжа-
ры, впрочем, на нем были не тяжкие.
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Жюль Верн
Лукин Евгений
Каменистый Артем
Бажанов Олег