не осталось ни хлеба, ни картошки. Снег мешал зубрам находить пищу. Лидия
Васильевна, истаявшая от постоянной тревоги о своих близких - никаких
сведений о судьбе Зарецких сюда не поступило, - вскоре и вовсе стала как
ходячая тень, одни скулы да огромные глаза. Она плохо спала, раздражалась по
любому поводу или замыкалась в себе, и лишь когда дело касалось зубров -
вскидывалась, чтобы с горячностью защитить их. Она настояла на обязательном
дежурстве. В горах бродили дезертиры, кое-где в глуши осели беженцы, егеря
видели следы неизвестных. Угроза для зверя не исчезла. Голод...
частями, которые подходили через перевалы с юга. Около зубров, кроме трех
женщин, остались Павел Кондрашов с тремя товарищами и с овчаром Черкесом,
который помогал распутывать чужие следы и отгонять от стада неизвестных
людей.
или картофеля. Но экономные порции только дразнили аппетит. А тут еще
бомбежки, бессмысленная забава немецких летчиков, пытавшихся угодить в
зубров. Звери уже не уходили далеко от людей, они видели в наблюдателях
защиту. Лидия Васильевна сама кормила бычков - Ермыша, Лугана и Витязя.
дожить вам до весны!
уходила дальше положенного. Крупная телом, она голодала сильнее всех. Но и
приманкой для браконьеров была тоже желанной. Однажды она забрела так
далеко, что найти ее не удавалось несколько дней. А когда обнаружили, было
поздно. От бизонки остались куски шкуры да ободранный череп.
это происшествие доконали Лидию Васильевну. Нервная болезнь захватила ее.
Стало трудно ходить, даже говорить. Кружилась голова. Совсем не спала. С
великим трудом Кондрашов упросил ее съездить на Кишу, отдохнуть там
несколько дней. Все-таки теплый дом, удобства, не то что тесная караулка и
землянки.
вас, Павел Борисович.
приедет муженек, не узнает. Отвлекитесь малость, ну и письма там сочините,
может, что об Андрее Михайловиче узнаете.
оставалась на Кишинском кордоне.
Лидушка, весть у него...
отправить, там многих забирают, а он в лес бежал. И к нам вот, родители
посоветовали, с письмом.
что-то бормотала. Предчувствие непоправимости не покидало ее.
прислонившись спиной к теплой печке. Худой, синие жилки на лбу и руках, в
чем душа держится. Жалость остро кольнуло сердце. И хотя вся дрожала от
нетерпения, все-таки успела поставить на горячие угли чай, достала из
карманов сухарики, кусок сахара. Тогда тронула мальчика за плечо.
Лидия Васильевна обняла его.
другой и поперхнулся, когда она спросила:
задрожали.
Зарецких, жили через два дома от парнишки, вот и шепнули про ночные
похороны, а потом про бумажку, которую нашли у Дануты Францевны.
высохший. А на нем карандашные строчки Дануты Францевны, едва заметные:
"Дорогие мои, Миша и Лида. Мы с отцом в тюрьме, сейчас поведут на смерть.
Прощайте, и храни вас бог. Мы примем конец спокойно и с достоинством. Судьбе
неугодно, чтобы мы увидели и приласкали внуков. Прощайте, да будет мир с
вами".
тормошил ее, звал: "Тетя, вставайте, ну вставайте же, я еще не все
рассказал, пожалуйста, не плачьте, воды выпейте, вот она, вода..." Он даже
прыскал ее изо рта, поил, залил всю, но в чувство привел. Она поднялась и
сама села, потом легла на кровать.
зубропарка. Они поплакали вместе, потом в два голоса стали требовать от
хлопца подробностей, и он сказал, что мертвого Зарецкого от реки тащила
жена, ее даже не ранили, потому что при расстреле ее загородил муж. А умерла
перед самыми похоронами мужа. И в одной могиле...
слегла. На кордон приехал Кондрашов, посидел возле нее, повздыхал и уехал.
Вскоре привели коней, егеря устроили носилки. И хотя Лидия Васильевна уже
могла ходить и даже сердито кричала, что здорова, ее не послушали, уложили в
носилки и повезли сперва в Гузерипль, а оттуда через заснеженный перевал на
южную сторону, в Сочи.
окружении немцев и, наконец, о полном разгроме армии Паулюса. Этим
поражением военная кампания сорок третьего года не кончилась. Оккупанты
попятились, затем побежали на запад.
Танковую армию фон Клейста вышибли из Моздока. В наших газетах тогда
появилась карикатура с хлестким двустишьем Маршака:
Люди вздохнули свободней. Вот очищен Пятигорск, Нальчик, Невинномысская,
Армавир. Вот последние оккупанты оставили Майкоп, разграбленный и
оскверненный.
домов. На окраине стояли закопченные трубы да валялись битые кирпичи. Ровное
место у реки за военное лихолетье поросло дикой травой. Напрасно парнишка,
проживший на Кише несколько месяцев, два дня вместе с егерями искал дорогую
могилу. Найти заветное место им не удалось.
сказал:
дальнем углу загона, похожие на изваяния из темного благородного металла,
такие чистые, упитанные, словно и не было в их жизни трудной военной поры.
Жизнь и покой им обеспечили люди - своим трудом и кровью своей,
невозвратимыми потерями.
Зарецкий, Задоров, Жарков, Теплов. Все живы, все воюют. Были также письма из
Москвы от Насимовича, Гептнера, из Аскании-Нова. Спрашивали о зубрах,
беспокоились, удалось ли сохранить зверей, что с людьми, с заповедником?..
покоя Петр Алексеевич Савельев, который водил воинов и партизан через
перевалы. Его усилиями путь в заповедник для браконьеров с юга удалось
перекрыть. Пока в заповеднике не было директора, он вместе с зуброводами
писал ответы ученым. Живы-здоровы зубры! И единственно, о чем просят нынче
зуброводы - прислать быка для кавказского стада. Может, сохранился какой в
Беловежской пуще? Может, по пути к Берлину удастся найти?
Михайлович заслонил кишинское стадо.
страны. Видно, перепало лиха и на его долю. Постарел, сгорбился. Он поездил
по Кише, Умпырю, поговорил с кандидатом на пост директора Лаврентьевым и
сказал зуброводам:
загородке. Вон какая благодать вокруг!
уходить? А вы досматривайте за блистательной десяткой. Скоро, думаю, наши
ученые вернутся. Лидию Васильевну мы уже отыскали, она собирается сюда.
Хлопочем о Михаиле Андреевиче, чтобы не заигрался там на фронте со смертью.