самого начала плавания проявлял себя как человек вспыльчивый и чудаковатый,
со странными взглядами, и по какой-то прихоти он пивной бутылкой ударил
Рибера по голове, хотя тот не сделал ему ничего худого, просто танцевал с
дамой...
между собеседниками, точно облачко.
без запинки продолжал доктор Шуман. - А все остальное просто дрянненькая
буря в стакане воды... очень пошлая загадка.
женщина, не следовало ее оставлять одну на острове у дикарей. Какова бы ни
была ее вина - не следовало. Ни одна благородная дама не способна нанести в
политике такой ущерб, чтобы заслужить столь суровый приговор. Кстати, вы
ведь не только ее лечили, но и пользовались ее доверием, так что же именно
она сделала?
что ваше лечение ей не помогло. Как я понимаю, под вашим присмотром ей стало
много хуже... что ж, доктор Шуман, всякая плоть - трава, как сказал пророк
Исайя. Врачу не следует унывать от неудач.
коротко кивнул и удалился; он видел, что капитан взбешен и расстроен, но и
сам кипел от еле сдерживаемого гнева и лишь много спустя мельком подумал,
что у капитана, похоже, сильно подскочило кровяное давление.
полный голос и не грозился страшно отомстить Пасторе, но его распухшие губы
и кончик носа, едва видные из-под повязки, превратившей его голову в
огромный, как тыква, шар, всю ночь источали храп, бульканье, хриплое
бормотанье. Дэвид вошел и остановился, его шатало и качало, он широко
расставил ноги и, с трудом сохраняя равновесие, пытался понять, почему в
каюте такой безобразный разгром. Глокен, жалкий и несчастный, чуть не со
слезами начал умолять, чтобы Дэвид не спал ночь и ему, Глокену, тоже не
давал уснуть. На этом корабле боишься за свою жизнь, никто не может считать
себя в безопасности, все под угрозой - и невинные и виновные, невинные
прежде всего...
жестом указал на Дэнни.
власть опьянения. Сквозь волны тошноты он погружался все глубже в бездонные
пучины забвения - и все же никак не мог потонуть. Его одолевал кошмар, все
тесней смыкались вокруг пляшущие языки пламени, оранжевыми молниями
вспыхивали какие-то мерзкие перекошенные рожи, безумные глаза, распяленные в
беззвучном вопле рты. Дэвид перевернулся на спину, открыл глаза, вновь
увидел нелепое убожество окружающего и услышал собственный громкий голос:
спите!
Больше ничего не может случиться.
уснул и через час проснулся с чудовищной головной болью, череп раскалывался
на части, мучила отрыжка, жгла отчаянная жажда, а бунтующий желудок
отказывался принимать единственных своих друзей - аспирин и холодную воду.
ни поднять, ни повернуть голову, чтобы выпить воды.
- Я волью вам немного воды, и вы проглотите!
воды. Дэнни давился и захлебывался, а Глокен умоляюще твердил:
лекарство, я опоздал его принять, bitte...
сполоснуться и, переодеваясь, спросил Дэнни, что с ним стряслось. Трудно
шевеля разбитыми губами, Дэнни медленно поведал о своих злоключениях, как
они ему представлялись, и такими словами, что Дэвид изумился: он-то полагал,
что знает все слова и почти все их значения. Зачарованно вслушиваясь в
богатую лексику Дэнни, он перестал было понимать ход событий, но тут из
глубин бурного повествования выплыло имя Пасторы.
видел, она удирала от вас со всех ног и порядком вас опередила.
набросилась на меня со штукой, которой колют лед. Провалиться мне, это ее
хахаль настропалил. Провалиться мне, он там был у нее за спиной. - Губы
Дэнни задрожали и покривились. - Деньги-то она из меня вытянула, прорву
деньжищ. Они все обдумали, играли наверняка, жулики, сволочи...
умоляет не покидать его. Пускай Глокен сам вылезает на палубу, а он, Дэвид,
сыт по горло. Ссутулясь, ощущая слабость и тошноту, он уселся за свой
столик. Кажется, впервые не хотелось есть, он пил кофе и с тоской ждал -
хоть бы скорей пришла Дженни... а вдруг она не придет? - и против воли
поминутно оглядывался, когда кто-нибудь входил в кают-компанию; противно
было даже думать, что сейчас он ее увидит, но и ждать невыносимо, скорей бы
она пришла! Наконец-то он придумал, что ей сказать такое, чтобы ей нечего
было ответить. Пускай посмеет опять заявить: "Это была не любовь, Дэвид..."
Баста, на сей раз ему плевать, что это было. Крышка, он со всем этим
покончил, в Виго он высадится с этой посудины.
волнения и, лишь когда она подошла совсем близко, разглядел, что она бледна,
измучена и глаза опухшие, но при этом вся свежая, умытая, пахнет от нее
розами, и улыбается она открыто, дружески, хотя и немного смущенно. Села,
встряхнула салфетку.
напивалась. Интересно, чем кончилась лотерея? И все остальное? Дэвид,
лапочка, у тебя ужасно несчастный вид. Что с тобой случилось?
апельсиновый сок, кофе с молоком, джем и поджаренный хлеб, потом сказала:
А ты тоже, кроме кофе, ничего не хочешь?
мне втираешь? Прикидываешься, будто ничего не помнишь? Ну нет, ты мне
никогда не верила, когда я говорил, что не помню, а теперь я не верю тебе.
верю, потому что я начисто все забыла, помню только, что много танцевала с
Фрейтагом, и мы гоняли по кораблю, и много пили, а потом вдруг я просыпаюсь,
и уже утро, я лежу в своей узенькой девичьей кроватке, голова у меня трещит,
а Эльза лежит в другом конце каюты и таращится на меня. Не успела я открыть
глаза, она спрашивает - ну, мол, как вы теперь себя чувствуете? Я с
восторгом сообщила ей, что чувствую себя премерзко, хуже некуда, и это ее,
кажется, очень утешило.
холодных испытующих глаз и наконец перебил:
беспутную жизнь я с какой-то минуты ровно ничего не могу припомнить. Одно
время мы ходили по всему кораблю вместе с миссис Тредуэл и ее надутым
красавчиком и пили все, что попадалось под руку, но я совершенно не помню,
как попала к себе в каюту.
руками.
Дэвид.
что? - спросила Дженни, но ее обдало холодом: Дэвид явно сейчас скажет ей
нечто такое, чего лучше бы не слышать, и втайне она уже предчувствует, что
это будет.
помнить, правда?
опять выслеживал меня и подглядывал. Так в чем дело? Что я натворила?
усмешку.
хорошо знакома эта его усмешка, возмутительная, обидная...
слезами. Ну конечно, опять она плачет, слезы она может проливать когда
вздумается, но на сей раз они не подействуют. И Дэвид сказал:
поколотил. У тебя это очень мило получается, но для слез уже поздновато. Мы
перешли некую грань, все кончено, давай посмотрим правде в глаза и разорвем
все это.
Дженни, слезы ее разом высохли, лицо залилось гневным румянцем. - Что еще