- перебил мистер Спенлоу, уподобляясь больше чем когда бы то ни было Панчу,
ибо, как и Панч, он энергически хлопнул одной рукой по другой, что я и
заметил, несмотря на все мое отчаяние.
соглашение, к которому я имел несчастье склонить мисс Спенлоу, уже
существовало, - начал я снова, заменив, таким образом, неприятное для него
выражение. - Как только произошла эта перемена в моем положении, я напряг
всю мою волю и употребил все мои силы, чтобы его улучшить. Я уверен, что со
временем мне удастся его улучшить! Не назначите ли вы мне срок? Любой срок?
Мы оба так молоды, сэр...
несколько раз головой и сильно нахмурившись. - Все это вздор. А вздору надо
положить конец. Возьмите назад эти письма и бросьте их в огонь.
понимаете, разумеется, что в будущем наши встречи могут происходить только
здесь, в Докторс-Коммонс, и мы должны условиться: не упоминать впредь о том,
что произошло. Послушайте, мистер Копперфилд, вы не лишены благоразумия, а
это единственный выход, который надо признать благоразумным.
жаль, но есть нечто более высокое, чем благоразумие. Любовь превыше всех
земных соображений, и я люблю Дору до безумия, а она любит меня. В таких
выражениях я это не сказал, - насколько мог, я их смягчил, - но именно это я
имел в виду и был непреклонен. Я совсем не думал о том, что могу показаться
смешным, но я знаю, что был непреклонен.
сказал мистер Спенлоу.
воздух, - звук, который не был ни вздохом, ни стоном, но похож был и на то и
на другое, - давая нам понять, что, по ее мнению, эту меру следовало
применить прежде всего.
такую поддержку. - Вы отказываетесь взять эти письма, мистер Копперфилд?
взять их от мисс Мэрдстон.
подтвердил: и от него также.
конце концов я медленно направился к двери, собираясь сказать, что, быть
может, удалившись, тем самым пойду навстречу его желанию, как вдруг он
обратился ко мне с видом, я бы сказал, поистине благочестивым, глубоко
засунув руки в карманы сюртука:
земных благ и что моя дочь - самое дорогое и близкое мне существо?
совершить ошибку, то, я надеюсь, эта ошибка не дает ему оснований
заподозрить меня в корыстолюбии.
мистер Копперфилд, да и для всех нас было бы лучше, если бы вы были
корыстолюбивы, я хочу сказать - более рассудительны и меньше увлекались всем
этим юношеским вздором. Вот именно. Я повторяю - но совсем с другой целью:
вам, вероятно, известно, что у меня есть некоторые средства, которые
останутся моей дочери?
ежедневно сталкиваемся здесь, в Докторс-Коммонс, с самым необъяснимым
пренебрежением к устроению своих дел путем завещательных распоряжений - с
тем пренебрежением, в котором, может быть, самым странным образом
обнаруживается непоследовательность человеческой природы. Не так ли? -
сказал мистер Спенлоу.
необходимым сделать в пользу моей дочери, поставлены были в зависимость от
юношеских глупостей вроде настоящей! - сказал мистер Спенлоу под наплывом
благочестивых чувств, медленно покачиваясь на каблуках. - Да, это только
глупость. Чистый вздор! Скоро он будет весить не больше пушинки. Но если с
этой глупой затеей не будет сразу покончено, я могу - да, я могу! - быть
вынужденным в решительный момент защитить ее и обезопасить от последствий
любого глупого шага на пути к браку. А теперь я надеюсь, мистер Копперфилд,
что вы не заставите меня еще раз, хотя бы на четверть часа, открыть эту
закрытую страницу в книге жизни и хотя бы на четверть часа вновь
возвращаться к неприятному вопросу, давно улаженному.
каким осеняет душу заход солнца, и это произвело на меня огромное
впечатление. Он казался таким кротким и умиротворенным, он привел в такой
образцовый порядок свои дела, что, размышляя об этом, сам умилялся. Право
же, я видел у него на глазах слезы, вызванные этим умилением.
собственного сердца. Когда он посоветовал мне в течение недели поразмыслить
над его словами, мог ли я сказать, что не нуждаюсь в этой неделе? Но разве я
не знал в то же время, что, сколько бы недель я ни размышлял, ничто не может
повлиять на такую любовь, как моя?
знает жизнь, - сказал мистер Спенлоу, оправляя обеими руками галстук. -
Подумайте недельку, мистер Копперфилд.
уныние и отчаяние, выражало непреклонность. Нахмуренные брови мисс Мэрдстон
провожали меня до дверей, - я упоминаю о ее бровях, а не о глазах потому,
что на ее лице брови играли куда более значительную роль, - и ее взгляд так
похож был на тот, каким она, бывало, смотрела на меня по утрам, в этот же
час, в гостиной в Бландерстоне, что мне почудилось, будто я снова запутался,
отвечая урок, а на моем сердце мертвым грузом лежит этот старый ужасный
учебник правописания с овальными гравюрами, которые я в своем детском
воображении уподоблял стеклам очков, вынутым из оправы.
остальных, уселся за своей конторкой в уголке, думая о нежданно
разразившейся катастрофе и горько проклиная Джипа, меня охватила такая
тревога за Дору, что не знаю, как это я не схватил шляпу и не помчался сломя
голову в Норвуд. Мысль о том, что они запугивают ее и доводят до слез, а
меня там нет, чтобы ее успокоить, была совершенно невыносима и побудила меня
написать безумное письмо мистеру Спенлоу, умоляя его избавить ее от расплаты
за мою ужасную судьбу. Я упрашивал его пощадить ее нежную натуру - не
сломать хрупкий цветок - и, насколько помнится, писал ему так, как будто он
был не ее отец, а людоед или Уонтлейский дракон *. Это письмо я запечатал и
до его прихода в контору положил ему на стол, а когда он появился, я видел в
приоткрытую дверь его кабинета, что он взял со стола письмо и прочел.
уйти днем из конторы, позвал меня в кабинет и сказал, что я могу не
беспокоиться о благополучии его дочери. По его словам, он убедил ее, что все
это вздор, и больше ему не о чем с ней говорить. Он считает себя
снисходительным отцом (так оно, впрочем, и было), а я могу не утруждать себя
заботами о ней.
принудите меня снова отослать ее на время за границу, - заявил он. - Но я
лучшего о вас мнения и надеюсь, что вы через несколько дней образумитесь.
Что касается до мисс Мэрдстон (я упомянул о ней в письме), я доверяю
бдительности этой леди и чувствую себя обязанным ей, но она получила твердое
указание не затрагивать этого вопроса. Я хочу только одного, мистер
Копперфилд: чтобы это было забыто. И все, что вы можете сделать, мистер
Копперфилд, - забыть.
горечью цитировал эту фразу. - Все, что я могу сделать, - писал я с мрачным
сарказмом, - Это забыть Дору! И это было "все"! Я просил мисс Миллс
увидеться со мной в тот же вечер. Если этого нельзя было сделать с
разрешения и ведения мистера Миллса, я просил о тайном свидании в комнатке
за кухней, где находился каток для белья. Я сообщал ей, что мой рассудок
пошатнулся на своем троне и она одна может предотвратить его падение. Я
подписал письмо: "Пребывающий в исступлении ваш", и когда, прежде чем
отправить с посыльным, перечитал все произведение, то не мог отделаться от
чувства, что его стиль, пожалуй, похож на стиль мистера Микобера.
ее дома до тех пор, пока ее служанка потихоньку не впустила меня и не
провела с черного хода в комнатку за кухней. Потом я убедился, что мне
решительно ничто не мешало войти через парадный вход и явиться в гостиную,
если бы не любовь мисс Миллс к романтике и таинственности.
я явился туда с целью разыграть из себя дурака и, надо прямо сказать,
добился своего. Мисс Миллс получила от Доры написанную второпях записку, в
которой та извещала, что все открылось; "О, прошу тебя, Джулия, приходи,
немедленно приходи!" - молила Дора. Но мисс Миллс еще не ходила к ней, ибо
не была уверена, что ее присутствие будет угодно высшим силам. Нас всех
застигла ночь в пустыне Сахаре.
она смешала свои слезы с моими, но я почувствовал, что наше несчастье
доставило ей огромное наслаждение. Она, если можно так выразиться, лелеяла
это несчастье, чтобы извлечь из него все, что только возможно. По ее словам,
между Дорой и мной разверзлась бездна, и только Любовь может соединить ее
края своей радугой. В этом жестоком мире Любовь должна страдать - так всегда
Лукин Евгений
Акунин Борис
Вронский Константин
Курылев Олег
Майер Стефани
Никитин Юрий