лайковых перчатках угодили прямо в грязную жижу.
подошли и не повернули его лицом кверху.
8
а другой прижимая к щеке большую коричневую муфту. Она не столько
восходила по ступенькам, сколько спотыкалась, почти падала; капор ее
сбился на сторону, щеки пылали, на чуть выпяченной верхней губе стояли
капельки пота. Хотя, кроме нее, на лестнице никого не было, она непрерывно
что-то бормотала, и из этого бормотания вдруг вырывалось какое-то слово,
которое она почти выкрикивала от страха.
ведает, что творит, в это я твердо верю... Конечно, конечно, ничего такого
не случилось... О господи, я день и ночь буду возносить тебе молитвы! -
Гонимая страхом, г-жа Перманедер просто несла чепуху. Поднявшись на третий
этаж, она ринулась в коридор.
брезгливостью; ее близко посаженные карие глаза с голубоватыми тенями в
уголках щурились гневно, растерянно, возмущенно. Увидев г-жу Перманедер,
она торопливо кивнула, протянула руки и, обняв ее, спрятала лицо у нее на
плече.
Как же так? Упал, говорят они? Без сознанья?.. Что ж это с ним?.. Господь
не попустит!.. Скажи мне, ради всего святого...
всему телу Герды... и только тогда услышала шепот возле своего плеча:
принесли... За всю жизнь никто пылинки на нем не видел... Это насмешка,
низость, что так все получилось под конец...
стояла Ида Юнгман, в белом фартуке, с миской в руках; глаза у нее были
красные. Завидев г-жу Перманедер, она опустила голову и отошла в сторону,
пропуская ее. Подбородок Иды дрожал мелкой дрожью.
Тони, сопровождаемая невесткой, вошла в спальню. На нее пахнуло запахом
карболки, эфира и еще каких-то медикаментов. В широкой кровати красного
дерева, под стеганым красным одеялом, лежал на спине Томас Будденброк,
раздетый, в вышитой ночной сорочке. Зрачки его полуоткрытых глаз
закатились, губы непрестанно двигались под растрепанными усами, из горла
время от времени вырывалось какое-то клокотание. Молодой доктор Лангхальс,
склонившись, снимал окровавленную повязку с его лица и приготовлял новую,
окуная ее в тазик с водой, стоявший на ночном столике. Покончив с этим, он
приложил ухо к груди больного и взял его руку, чтобы пощупать пульс. На
низеньком пуфе, в ногах кровати, сидел маленький Иоганн, теребил галстук
своей матроски и с задумчивым видом прислушивался к звукам, вырывавшимся
из горла отца. На одном из стульев висел забрызганный грязью костюм
сенатора.
тяжелую, и пристально посмотрела ему в лицо. Она начинала понимать, что
ведает господь, что творит или не ведает... но он уже "попустил".
ты хочешь покинуть нас? Нет, ты нас не покинешь! Этого не может, не может
быть!..
беспомощно оглянулась на доктора Лангхальса. Он стоял, потупив красивые
глаза; на лице его, не лишенном известного самодовольства, была, казалось,
написана воля господня.
и старый доктор Грабов. Он пожал руки всем присутствующим с кротким
выражением на своем длинном лице и, покачивая головой, приступил к осмотру
больного - словом, проделал все то, что до него уже проделал доктор
Лангхальс. Весть о случившемся молниеносно распространилась по городу. У
подъезда все время звонили, и вопросы о самочувствии сенатора достигали
ушей сидевших в спальне. Но ответ был все тот же: без изменений, без
изменений...
послали за сестрой Лиандрой. И она пришла. Лицо ее не выражало ни
волнения, ни испуга. Она и на этот раз спокойно положила сумку, сняла
плащ, чепец и неторопливо, неслышно занялась своим делом.
напряженно прислушивался к клокотанью в горле отца. Собственно ему давно
следовало отправиться к репетитору на урок арифметики, но он понимал, что
случившееся заставит молчать любого господина в камлотовом сюртуке. Об
уроках, заданных в школе, он тоже вспоминал только мимолетно и даже как-то
насмешливо. Временами, когда г-жа Перманедер подходила, чтобы обнять его,
он принимался плакать, но большею частью сидел с отсутствующим, задумчивым
выражением лица, стараясь сдерживать прерывистое дыхание и словно ожидая,
что вот-вот донесется до него тот посторонний и все же странно знакомый
запах.
доктора Лангхальса выйти с ней в соседнюю комнату, скрестила руки и
вскинула голову, пытаясь в то же время прижать подбородок к груди.
власти, поэтому я и обращаюсь к вам! Не скрывайте от меня ничего! Я
женщина, закаленная жизнью... Я научилась смотреть правде прямо в глаза,
можете мне поверить! Доживет мой брат до завтра? Скажите правду.
ногти и заговорил о пределе сил человеческих и о невозможности решить
вопрос, переживет ли брат г-жи Перманедер сегодняшнюю ночь, или через
минуту-другую отойдет в иной мир...
послала за пастором Прингсгеймом.
холодным взглядом скользнул по сестре Леандре и опустился на пододвинутый
ему стул возле кровати. Он воззвал к больному с просьбой узнать его и
вслушаться в его слова. Но когда эта попытка оказалась тщетной, обратился
непосредственно к богу, модулирующим голосом то оттеняя, то, напротив,
проглатывая гласные, и на его лице выражение сурового фанатизма сменялось
ангельской просветленностью. Когда "р", рокоча, прокатывалось у него в
глотке, маленькому Иоганну думалось, что, перед тем как идти сюда, он
напился кофе со сдобными булочками.
уже не молят господа о сохранении жизни этому дорогому и близкому им
человеку, ибо видят, что всеблагому господу угодно призвать его к себе, -
они возносят молитвы лишь о ниспослании ему мирной кончины. Затем он
выразительно прочитал все, что положено в таких случаях, и поднялся. Он
пожал руки Герде Будденброк и г-же Перманедер, подержал между ладонями
голову маленького Иоганна и, трепеща от скорбной нежности, с минуту
смотрел на его опущенные ресницы, потом поклонился мамзель Юнгман, еще раз
скользнул холодным взглядом по сестре Леандре и удалился.
нашел никаких перемен в состоянии больного. Обменявшись несколькими
словами с сиделкой, он снова откланялся. Доктор Грабов тоже зашел еще раз,
с кротким выражением лица поглядел на больного и ушел. Томас Будденброк,
закатив глаза, все продолжал шевелить губами, издавая странные, клокочущие
звуки. Наступили сумерки. Бледные лучи зимней зари вдруг осветили мягким
светом забрызганную грязью одежду на одном из стульев.
возле кровати, напротив невестки, она внезапно скрестила руки и начала -
конечно, гортанным голосом - читать хорал:
очередного слова, не учитывая, что не знает конца строфы и вот-вот
неминуемо запнется. Так оно и случилось: она внезапно на высокой ноте
оборвала чтение и постаралась возместить недостающий стих величием осанки.
Все притихли, внутренне съежившись от смущения. Маленький Иоганн
закашлялся так, что кашель уже походил на стон. А потом наступила тишина,
нарушаемая только клокотаньем в горле агонизирующего Томаса Будденброка.
вздохнули с облегчением. Но едва только они перешли в спальню Герды и
принялись за суп, как в дверях появилась сестра Леандра и покорно склонила
голову.
перестал шевелить губами. Никакой другой перемены с ним не произошло.
Глаза у него и до того были мертвые.
черный стетоскоп к груди усопшего, долго слушал и после добросовестного
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Корнев Павел
Круз Андрей
Лукин Евгений
Роллинс Джеймс