приятной внешностью и внушительным членом ему было не более тридцати лет,
он отличался отменным здоровьем, изысканными манерами, прекрасной речью,
безудержным распутством, философским складом ума и удивительным даром
всякими мыслимыми и немыслимыми способами присваивать то, что принадлежало
другим. Я сразу смекнула, что такой человек может быть мне весьма полезен в
моих путешествиях, и предложила ему объединить наши усилия, на что он
согласился не раздумывая.
В Италии человек, сопровождающий актрису, певицу или просто продажную
женщину, не представляет собой никакой помехи для тех, кто добивается ее
благосклонности: будь он братом, супругом или отцом, обыкновенно он
удаляется в тот самый момент, когда на пороге появляется поклонник если пыл
последнего начинает ослабевать, покровитель появляется снова, заводит с ним
приятную беседу и, подняв настроение клиента, скрывается в платяном шкафу,
чтобы не портить ему удовольствие. Естественно, поклонник в этом случае
берет на свое содержание и женщину и ее покровителя, и итальянцы,
приспособленцы по своей природе, не видят в этом ничего дурного. Поскольку к
тому времени я в достаточной мере знала язык этой благословенной страны,
чтобы сойти за итальянку, я взвалила на Сбригани обязанности своего супруга,
и мы отправились по дороге на Флоренцию.
Поездка наша проходила в ленивой безмятежности, спешить нам было
некуда, и я с удовольствием созерцала расстилавшийся передо мной пейзаж,
который вполне соответствовал бы человеческому представлению о рае, если бы
не оборванные люди, то и дело встречавшиеся на пути. Первую ночь мы провели
в Асти. Сегодня этот городок, утративший свое былое величие, не достоин даже
того, чтобы упоминать о нем. Наутро мы возобновили путешествие и добрались
до Александрии по словам Сбригани, это местечко было известно тем, что оно
буквально кишит аристократами, и мы решили провести здесь несколько дней и
поискать простаков.
Мой супруг быстро распространил нечто вроде прокламации, из которой
следовало, что в город прибыла знаменитая куртизанка, к этому прилагалось
краткое описание моих прелестей и их стоимость.
Первым откликнулся престарелый пьемонтский герцог, лет десять как
отошедший от двора единственное, чего он пожелал, - это полюбоваться моим
задом. За такое удовольствие Сбригани взял с него пятьдесят цехинов, однако
подогретый увиденным зрелищем, герцог потребовал большего. В лучших правилах
покорной жены я заявила, что не могу решить этот вопрос без согласия мужа, а
герцог, будучи не в состоянии предпринять серьезного натиска, изъявил
желание выпороть меня. Эта причуда остается главным утешением некогда
отчаянных содомитов, ведь так сладостно унижать божество, в чей храм для вас
больше нет доступа. Сбригани назначил цену по одному цехину за удар, и
пятнадцать минут спустя в моем кошельке было три сотни монет. Щедрость его
светлости подсказала моему спутнику блестящую идею. Он заранее навел справки
о прошлой жизни старого вельможи и упросил его оказать ему честь и отобедать
вместе с ним и его женой. Эта просьба поначалу сильно озадачила бывшего
придворного, но через минуту он уступил и согласился.
- О, великодушный и благородный сподвижник могущественнейшего князя
Италии, - начал Сбригани, представляя гостю Августину, которую мы научили,
как себя вести, - настало время, когда должна заговорить ваша кровь, и в
своей душе должны вы услышать голос Природы. Вспомните Венецию и свою давнюю
любовную связь с прекрасной синьорой Дельфиной, бывшей замужем за одним
мелким аристократом. Посмотрите же хорошенько, ваша светлость, посмотрите на
свою дочь Августину, обнимите ее, мой господин, она вас достойна. Я взял ее
еще ребенком, вырастил и воспитал ее, а теперь оцените сами мои усилия. Мне
кажется, я могу по праву гордиться тем, что превратил Августину в одну из
самых прелестных и умных девушек в Европе. О, ваша светлость, как я жаждал
разыскать вас и встретиться с вами узнав, что вы поселились в Александрии,
я поспешил сюда, чтобы убедиться собственными глазами. И я был прав -
сходство просто поразительное! Я надеюсь, что вы достойно вознаградите
скромного бедного итальянца, у которого из всех богатств есть только красота
его супруги.
Трогательная девичья грудь и стройный стан Августины, ее большие карие
глаза и исключительная белизна ее кожи оказали на герцога сильное
впечатление в его глазах загорелся похотливый огонек, в лице его отразилось
радостное предвкушение инцеста, и после недолгих складных объяснений,
которые дал ему Сбригани, старик объявил, что признал Августину и что
немедленно увезет ее к себе домой с тем, чтобы она заняла подобающее ей
место в его семье.
- Не спешите, ваша светлость, - заметил мой неподражаемый супруг, - вам
сначала надо переварить обед. К тому же осмелюсь напомнить, что девушка
принадлежит мне до тех пор, пока вы не возместите огромные расходы,
связанные с ее воспитанием, которые едва ли покроет скромная сумма в десять
тысяч цехинов. Однако, учитывая честь, любезно оказанную вами моей супруге,
я не смею торговаться с вашей светлостью и удовлетворюсь этой мизерной
суммой, поэтому, сударь, соблаговолите выложить деньги, иначе я не отпущу
Августину,
Распутный герцог был очарован девушкой, к тому же безмерно богат, и, на
его взгляд, за столь лакомый кусочек не жаль было никаких денег сделка была
совершена между сыром и десертом, а после кофе моя горничная уехала вместе
со своим нежданно-негаданно обретенным отцом. Ловкая девица, говорившая
по-итальянски так же бегло, как и я, и также не привыкшая церемониться там,
где речь шла о присвоении чужой собственности, прекрасно сыграла свою роль.
Мы договорились, что будем ждать ее в Парме, и через два дня она
присоединилась к нам и поведала, как герцог, воспылав к ней страстью, начал
свои приставания в первую же ночь. Чем больше она сопротивлялась, ссылаясь
на их родственные отношения, запрещающие подобное поведение, тем сильнее
воспламенялся старый хрыч, который строго заявил, что в Италии
душещипательные сцены не проходят. В родных стенах своего дома, где он мог
воспользоваться помощью слуг или возбуждающих средств, распутник вел себя
гораздо раскованнее, чем со мной, и в результате был вознагражден более
щедро: вначале он выпорол очаровательный зад Августины, затем прочистил его
своим восставшим-таки членом. Покорность прелестной девочки настолько
понравилась герцогу, что он сверх всякой меры одарил ее и предоставил ей
полную свободу в доме. Таким образом, она получила все ключи от всех
потайных запоров, обшарила его сокровищницу и была такова. В конце своего
живописного рассказа она выложила перед нами солидную кучу денег - более
пятисот тысяч франков. Разумеется, после такого улова мы, не мешкая,
покинули окрестности благословенного городка идиотов и простаков, хотя
должна заметить, что нам вряд ли угрожала серьезная опасность. Дело в том,
что в Италии преступнику достаточно перебраться в ближайшую провинцию:
власти никогда не станут преследовать его за пределами своей области, более
того, они сменяются почти ежедневно и даже два раза в день, поэтому
преступление, совершенное до полудня, к вечеру устаревает и не подлежит
наказанию. Такое положение представляет исключительное удобство для
путешественников, желающих по пути нагреть себе руки.
Однако посчитав, что в данном случае скромность есть лучшее
достоинство, мы благоразумно покинули Парму и не останавливались до самой
Болоньи. Красота жительниц этого города заставила меня задержаться и сполна
насладиться ими.
Сбригани, который отменно обслуживал свою требовательную супругу,
представил меня одной вдове, своей давней знакомой. Эта очаровательная
женщина лет тридцати шести, прекрасная как сама Венера в пору расцвета,
знала в Эмилии - так называлась область, куда мы попали - всех обладательниц
сапфических достоинств {От имени легендарной древнегреческой поэтессы Сафо,
жившей на острове Лесбос.}, и в течение недели я испробовала множество
женщин, которые были одна другой краше и обольстительнее следующую неделю
мы провели в знаменитом монастыре неподалеку от города, куда моя Новая
подруга совершала регулярные паломничества. Ах, друзья мои! Перо самого
Аретино {Известный поэт итальянского Возрождения.} не в силах описать
исполненные сладострастной неги оргии, которые мы устраивали в святой
обители. Все послушницы, немалое число монашек, пятьдесят пансионерок -
словом, сто двадцать молодых женщин прошли через наши руки, и скажу вам
откровенно, что никогда за всю свою жизнь меня не ласкали с такой страстью.
Болонская монашка намного искуснее в сосании вагины, чем любая француженка:
она с таким восхитительным проворством проводит своим язычком от клитора до
самой глубины влагалища, а от влагалища до задней норки, что кажется, будто
она охватывает за раз все самые чувствительные места пальчики ее
удивительно гибкие и расторопные, и она не дает им отдохнуть ни секунды...
Небесные создания! Я никогда не устану вспоминать вас с благодарностью, и
при этом воспоминании всегда будет сладко ныть мое сердце никогда я не
забуду ваши чары и ваше волшебное искусство пробуждать изысканно-сладостные
ощущения я не забуду вашу неистощимую фантазию, и самой большой радостью в
моей жизни будут те минуты, когда я буду вновь переживать удовольствия,
которые вкусила вместе с вами. Все они были прекрасны, все свежи и веселы,
эти прелестницы, так что выбирать не было никакого смысла: едва лишь в
какой-то момент я пыталась сосредоточиться на одной, как множество других
тотчас отвлекали мое внимание, и вся эта ненасытная толпа предъявляла права
на мое тело. И вот там, друзья мои, я испытала то, что итальянки называют
"молитвой по четкам": собравшись в большом зале и вооружившись
искусственными членами, мы как бы нанизались одна на другую и образовали
замкнутую цепочку, напоминающую бусы сто женщин расположились таким
образом, что воображаемая связующая нить проходила через вагину у тех, кто
был повыше, и через анус у невысоких каждую десятку замыкала опытная
наставница, и эти наставницы изображали собой главные бусины четок и были
единственными, кто имел право разговаривать: они давали сигнал к извержению,
руководили всеми движениями и следили за порядком в продолжение всей этой
любопытной оргии.
Когда спектакль закончился, любезные дамы придумали, чтобы доставить
мне удовольствие, новую композицию, где все действие было сосредоточено
вокруг меня. Я лежала на живом матраце, составленном из шестерых женщин, и в
такт их страстным движениям ритмично поднималась и опускалась как на волнах,