так кто же, скажите нам, может победить нас?
ресчитала свои грехи, загибая пальцы:
сутствовал, кавалерию шатало от бескормицы. Рубикон - Дунай лениво катил
свои воды в Черное море, и никогда еще Потемкин не чувствовал себя столь
скверно, как в эту кампанию. "Убьют... не выживу", - тосковал он и при
этом просил Румянцева отправить его в самое опасное место.
шал форсировал Дунай возле Гуробал и, вжимаясь в узкие дефиле, двинулся
по следам бригады Потемкина; в отдалении, застилая небо пылью, маневри-
ровали колонны противника. Потемкин сгоряча налетел на Осман-пашу, рас-
сеял его войско, а пашу лично ранил выстрелом из пистолета. Комендант
Силистрии, завидев бегущие толпы, открыл ворота крепости на одну минуту
- чтобы впустить истекавшего кровью Осман-пашу. "Остальных мне нечем
кормить!" - крикнул он, громыхая пудовыми замками. Потемкин тем временем
успел выручить Первый гренадерский полк, поражаемый турками с флангов.
Возле него околачивался племянник Самойлов, и дядя неласково сказал пар-
ню:
с тыла, станут всем нам салазки загибать...
самого Румянцева - без шляпы, без парика. Фельдмаршал тряхнул на себе
мундир, из него посыпались пули.
Слушай меня: бери кавалерию, я тебя сикурсирую - и ударь, сколь можешь,
по Черкесу на марше... А наши дела худы: Салтыков ни мычит ни телится, а
мы тут погибаем... Выручай!
отошли к Кучук-Кайнарджи; возле этой деревеньки, из зелени садиков, уже
мрачно реяли сатанинские бунцуки мощной армии Нюман-паши, который удач-
ным маневром отрезал армию Румянцева от переправы у Гуробал. Это поняли
все: даже барабанщики, громом своим внедрявшие бодрость в души слабей-
шие, даже эти ребятки тихо плакали, потому что умирать никому неохота.
дали крепость с другой стороны - дунайской; две тысячи усачей затаились
в камышах, вряд ли кто из них уже спасется! Румянцев прислал Самойлова,
который похвастал, что нашел случай отличиться в бою, за что фельдмаршал
сулил ему Георгия.
ешь меня отселе. - Он наполнил стакан темной, крепкой "мастикой" - Вы-
пей, генерал... Ночь будет нехорошая!
в памяти самой черной. Когда армия отступает, арьергард ее становится
авангардом, жертвующим собой ради спасения армии, - вот Потемкину и вы-
пала эта честь! Он подчинил своей бригаде остатки растрепанного корпуса
Вейсмана (труп убитого Вейсмана велел спрятать в кусты), занял входы в
глубокое дефиле и сдерживал турок до тех пор, пока Румянцев не вывел
войска к переправам. Вдоль берега Потемкин вернулся к прежним позициям,
снова возвел батареи, посылая через Дунай ядра на крыши Силистрии.
нувшем имел он немалые успехи в баталиях, а его никак не отметили. Это
нехорошо! Выбравшись из землянки, он сумрачно наблюдал за траекториями
ядер, летящих на Силистрию, и тут его настигло письмо Екатерины. "Госпо-
дин генерал-поручик и кавалер, - писала женщина, - вы, я чаю, столь уп-
ражнены глазением на Силистрию, что вам некогда письма читать..." Это
было настолько неожиданно, что в нетерпении Потемкин перевернул лист.
"Вы, читав сие письмо, - заканчивала Екатерина, - может статься, зделае-
те вопрос - к чему оно писано? На сие вам имею ответствовать: чтоб вы
имели подтверждение моего образа мыслей в вас, ибо я всегда к вам добро-
желательна..."
терсбурха... Петька! - гаркнул он, и мигом явился Завадовский, что-то
быстро дожевывал. - Дожуй, дурак, - велел ему фельдмаршал, - и садись
писать путевой лист генерал-поручику.
не поехал домой в Конную слободу, а затаился на квартире зятя Николая
Борисовича Самойлова. Сестра его Мария, заодно с мужем, оплакивала дол-
гое отсутствие сына:
гия стал, а меня даже дегтем никто не помазал...
едал все подряд: сельдей с вареньем, буженину с капустой. Несмотря на
зимнюю стужу, двор пребывал в Царском Селе, куда его загнала оторопь пе-
ред буйной "пугачевщиной". Екатерина скрывалась от народа, а Потемкин
прятался от Екатерины, обдумывая на досуге свое дальнейшее поведение. И
чем больше размышлял он, тем тверже становился во мнении, что напрасно
поспешил на сладостный зов тоскующей сорокапятилетней сирены.
вая... Матушка-то ждет. Чего разлегся? Велела явиться...
недоумение столичного света разделяли иностранные послы, не желавшие пе-
ремен при дворе. Васильчиков всех устраивал только потому, что, кроме
царской постели, никуда больше не лез... 4 февраля, в 5 часов пополудни,
генерал Потемкин явился в Царскосельский дворец, а когда поднимался по
лестнице, навстречь ему спускался Гришка Орлов.
чувствовала себя неловко, таила глаза:
Пугачевым" управиться, и я благодарна останусь...
положении утопающей - брось ей хоть бритву, она и за лезвие ухватится. В
небывалой раздвоенности чувств Потемкин отъехал обратно в столицу, куда
вслед за ним примчалась и сама Екатерина, а сестрица Мария нашептала
братцу за ужином:
ли, что люди в городе говорят... не одна я бубню.
Елагина, хоть убей ты ее, никто не узнает...
жа, куда попадали лишь доверенные персоны. Генерала ознакомили с прави-
лами поведения: перед императрицей не вставать, болтать можешь все, что
взбредет в голову, за дважды отпущенную остроту полагается платить штраф
в пользу бедных Петербурга. Если очень заврешься, заставят выпить стакан
сырой воды или прочесть строфу из "Тилемахиды" незабвенного Тредиаковс-
кого. Главное же условие для Эрмитажа - быть забавным и не обижаться,
если тебя, ради общего веселья, превратят в дурака и всеобщее посмешище.
Екатерина явилась в собрании приодетой нарочно для Потемкина: в русском
сарафане из малинового бархата, отделанном вологодскими кружевами, в вы-
соком кокошнике, украшенном мелкой зернью беломорского жемчуга. Она оз-
накомила Потемкина с неписаным правилом Эрмитажа:
движениями расставила фигуры:
зывал, что ты вроде русского Филидора.
было еще не сказано, мешало сосредоточиться, отвлекал и шум эрмитажных
гостей. Комик Ванджура предвосхитил музыкальных эксцентриков будущего,
играя на фортепьяно локтями, носом, головой и ногами, за что имел чин
"майора", а сама Екатерина (за умение двигать ушами) ходила лишь в чине
"поручика". Потемкин похрюкал свиньей и получил чин "сержанта". Но ве-
селье Эрмитажа сегодня казалось натужным, все ощущали некоторую скован-
ность - и виной тому была грозовая туча, нависшая над шахматной доской.
партия проиграна, и поднялась со вздохом:
луйста, а то, чувствую, нам никак не разговориться...