Кремника его задержали. Стража скрестила копья, вышел боярин.
что его тотчас пропустят. Но боярин спесиво потребовал путевую грамоту. Ее
у Федора не было. Пришлось долго ждать, препираясь со сторожей. Наконец
вышел еще какой-то боярин, Федора пропустили в ворота, но не допустили до
дворца, а отвели на посольский двор. Федор, мрачный, расседлал и покормил
коня, пожевал сам дорожную краюху хлеба - накормить его почему-то не
догадались. Он снова ждал, изнывая, беседовал со сторожей, пока не
появился теперь уже третий боярин, которому Федор вновь повторил, что он
послан от князя Ивана к Даниле Лексанычу.
руки! - наливаясь гневом, ответил Федор. - Поди доложи! А гонца непутем
держать - николи того не бывало!
неразборчивое, ушел. Федор начал догадываться, да и по разговорам понял,
что все эти строгости тут потому, что стерегут рязанского князя и боятся,
чтобы его не похитили.
припомнил лицо Федора и говорил с ним приветливее, но тоже как-то
загадочно. Он велел гонцу обождать, сославшись, что князь нездоров. Велел
накормить Федора, поставить коня в стойло и ждать его, Протасия, не уходя
из терема. Наконец в темноте, когда уже Федор, проклиная москвичей, мыслил
завалиться спать, его позвали и провели в княжой терем. Идучи вслед за
двумя ратными, Федор поднялся на крыльцо, прошел крытыми переходами и
оказался в думной палате князя. Хоть была и ночная пора, тут не спали.
Десятка полтора бояр сидели по лавкам, а в глубине, в кресле, сам князь
Данил. Его остановили у дверей. Федор отдал поклон и громко молвил:
Митрича к тебе с грамотою!
головой и отвел руку.
в руки!
бояр молвил:
сделал шаг вперед и сказал, срываясь, прозвеневшим голосом:
в руки с глазу на глаз!
сообразил, что, кажется, не поименовал его князем. Шумно засопев, Данил
молвил наконец:
встретились, и Данил, только что готовый выгнать гонца из палаты, вдруг
махнул рукой, и бояре, переглядываясь, начали подниматься и гуськом
покидать покой. Они остались одни. Федор опустился на одно колено, сказал
глухо:
Княже... - И заплакал. Он стоял на коленях и плакал, и Данил смотрел на
него и весь как-то опускался, и поникал, и не прерывал Федора, пока тот,
справившись сам, не вытер рукавом лицо, поднял глаза и протянул грамоту:
грамотою сей... Дарит тебе Переяславль.
лице, читал и перечитывал завещание и, отрываясь от строк, удивленно,
смятенно, радостно взглядывал на Федора.
монастыре. Кабы не держали меня здесь твои бояра, из утра бы еще вручил...
Не узнал меня, князь? - вдруг спросил он почти грубо. Данил всмотрелся,
заслонив глаза от свечи, спросил, еще не веря:
меня стала не та, забываю, прости. Да и поседел ты... По голосу-то враз не
признал! Дак сам, говоришь?
решишь - спеши, Данил Лексаныч, а то Андреевы воеводы уже, верно, у нас
сидят!
воеводами. Своих забывать грех. На вот пока...
у меня тута и сын тоже.
хлопнул в ладоши. Вошел слуга.
с любопытством взглядывая на гонца.
пристал, чтобы найтить мочно.
в котором, когда Федор принял кошель в руки, звякнули тяжелые
гривны-новгородки. Ему вывели коня, отворили ворота. Двое ратников, тоже
верхами, проводили Федора на посад. В улицах уже были поставлены рогатки,
и без провожатых Федору много пришлось бы объяснять, кто он и откуда.
залаял пес. Грикша вышел сам. Не удивился, завел коня, затворил ворота.
Прошли в горницу. Брат, видно, читал. Одинокая свеча горела на столе, и
лежала открытая книга.
разметавшегося во сне сына. Потом перевел взгляд на брата, что молча
доставал кувшин с квасом и хлеб.
Федор помедлил, не зная, может ли уже говорить. А, к утру вся Москва
узнает!
и выложил на стол золотое кольцо. Грикша сел, вздохнул, налил себе тоже
квасу, мотнув головой в сторону кольца, велел:
ткнулся губами отцу в бороду.
сказать. Федор привлек его к себе и так и сидел, вдыхая здоровый сонный
запах сына, радуясь и отдыхая после тяжелого суматошного дня... Он свое
дело сделал. И последнюю волю князя Ивана исполнил. Теперь черед за
Данилой, как уж он сам решит!
гонец покинул покой, оглядел своих советников и воевод грозно-веселым
взором, пожевал губами, потом протянул грамоту Бяконту и, откидываясь в
кресле, сказал:
примолвил:
хотел хотя бы потрогать свиток или прикоснуться рукой к вислым серебряным
печатям с клеймами покойного Ивана.
заговорили враз, перебивая друг друга.
было дать помыслить о себе.
Полуодетые княжичи во главе с Юрием толпились у дверей покоя.
ноги, и наливала из кувшина квас. Данил сбросил княжескую епанчу на руки
сенной девке, свалился на лавку. Девка стащила с него сапоги и убежала.
Данил пил и ел, поглядывая на жену, на ее крепкое еще, раздавшееся вширь
тело, колышущиеся под рубахой груди. Кончив, обтерев рот, привлек ее к