комнате".
лицо композитора. Он ведь такой наивный, сидит дни напролет у рояля и
сочиняет ту музыку, которую слышит в себе и которой восторгается мир, а с
ним говорили как с мелким жуликом. С ним говорили больные люди. Или очень
страшные мерзавцы. А скорее всего - и то, и другое. Кто сказал, что
параноики не могут быть мерзавцами и при этом править страной?!
все эти месяцы, а он боялся встречаться с кем бы то ни было, чтобы не
бросить тень на друзей".
сигаретами, закурил, тяжело затянулся, а потом - неожиданно для себя -
бросил газету на пол и наступил на нее ногой, словно на какую-то гадину...
банды, ты все знал заранее, ты сделал так, чтобы спасти открытых мной
черных наци в Германии, и погубил из-за этого наших ребят, позволив
взорвать их на мине, наци ведь не так страшны для тебя, как несчастный
Эйслер или Брехт, к которому подбираются другие мерзавцы! Да что же это
такое, боже милостивый?! Что происходит с моей страной?! Как остановить
этот психоз, они ведь возрождают инквизицию. Это страшно, что они делают,
я бы не мог в это поверить, не прочитай своими глазами, я бы полез с
кулаками на каждого, кто посмел бы рассказать мне то, что я только что
узнал!
по-волчьи, задрав голову к луне, хочется кричать так, чтобы меня все
услышали, собрались вокруг меня и решили бы, что я спятил, а я бы - когда
соберется много людей - замолчал и рассказал бы им то, что обязан
рассказать, и тогда все эти безумцы из антиамериканского комитета, большие
знатоки поэзии, вздрогнули бы, они бы испугались, потому что правда,
которую я теперь узнал, пострашнее их лжи...
д е л е, надо быть трезвым и собранным, как никогда".
самолета оставалось еще больше часа; к телефону подошел Грегори; голос
какой-то фальшивый, чересчур спокойный и бодрый:
ты узнал об этом там... Но еще не все потеряно, Элеонора Рузвельт требует,
чтобы реакционеры с юга были убраны из комиссии, пусть туда пустят
нормальных американских либералов... Ты слышишь меня, Пол?
прахом... Все, понимаешь? Дай мне Крис...
это ужасно - говорить по телефону, зная, что каждая твоя интонация, не то
что слово, записывается на медленно двигающуюся пленку диктофона, над
которой склонились люди, вроде тех, что мучали Эйслера. Будь ты проклята,
техника двадцатого века! Бедная моя конопушка, из одного ужаса попала в
другой..."
"Ведь именно она учила меня, что нельзя открываться перед г а д а м и, они
умеют играть тем, что любишь более всего на свете. Бедная девочка,
какая-то обреченность кругом, давит, сил нет, сейчас замолотит заячья
лапа, не сердце, а какая-то тряпка, черт его забери... Ты не смеешь так
думать, - сказал он себе, - ты должен быть крепким и здоровым, потому что
есть Крис и ты ей нужен, а все большие дела в мире начинаются с любви - к
ребенку, женщине, маме..." И как раз в этот миг он вновь услыхал в себе
тот давешний, подлючий голос, который так ненавидел, но который жил в нем
помимо его воли и желания: "А может быть, именно любовь толкает человека к
тому, чтобы примиряться с обстоятельствами?"
тебя.
океан.
уверенно думать о том, что задуманное рано или поздно сбудется, тогда
непременно все случится так, как ты хочешь.
Армию спасения, там нужны талантливые лекторы. И платят хорошо.
поменяю билет и возьму тот рейс, где не надо ждать в нью-йоркском
аэропорту, и сразу же прилечу к вам...
хочет сказать Элизабет...
докторскую она пишет по ночам... Слушай, милый, тут, оказывается, очень
нужен Роберт Харрис и Мигель...
все же решила сказать...
видимо, крайне важное. "Мигель" - это Майкл Сэмэл. Харрис - понимаю, они
давно знакомы, но отчего Майкл Сэмэл?!"
бывает.
слов, но он заставил себя сказать именно так, он-то уж никак не имеет
права до конца открываться перед макайрами, хотя те все знают, не надо
обольщаться, они знают все.
надо уметь проигрывать...
каким-то Штирлицем... Нам прислали эту газету сегодня, ума не приложу,
кто... Я думала, тебе ее уже вручили...
голову... Когда плохо - Грегори прав - всем надо быть вместе, ты поняла
меня?
Лондон; по счастью, одно место в салоне первого класса оказалось пустым,
кто-то опоздал, спасибо ему. А может быть, ей. Только очень плохо, если
опоздал не "он" или "она", а просто это место держали для него "они",
макайры.
обрадовался Роумэну; он даже не очень-то удивился, отчего американец
приехал к нему в редакцию без звонка; помнил, как добр был к нему в
Мадриде Роумэн, как щедро делился информацией, особенно когда дело
касалось ИТТ, а Харриса это не могло не интересовать, потому что дела
корпорации "Бэлл", в которой его семья играла не последнюю роль, шли все
хуже и хуже: полковник Бэн относится к числу людей с челюстями; шагает по
трупам; лишен каких бы то ни было сантиментов, акула.
сел в маленькое кресло, стоявшее возле окна; за последние два дня он спал
всего пять часов, не брился, лицо поэтому выглядело так, словно в редакцию
пришел запойный. Как еще пустили внизу? Мистер Патрик весьма внимателен,
следит за каждым, кто приходит в газету, сейчас много психов, фронт
калечит людей, бывали уже скандалы, шокинг, удар по престижу. - Слушайте,
вы как относитесь к Штирлицу?
отвратительная формулировка... Почему же тогда вы не подумали?!
он отвык от американца, от его манеры вести себя; прелестные, добрые