попросит у вас двести. Он говорил это прямо в глаза и почти всегда выманивал
у вас еще что-нибудь. Зачастую вы уступали, чтобы только от него отвязаться.
Но вообще-то говоря, эти деньги он тратил и на добрые дела, принося
посильную пользу ближним.
неожиданного исчезновения Мелоуна, - вы не узнаете, как это случилось,
читатель, вам придется поступиться своим любопытством ради любви к
прекрасному и приятному, - его место в Брайерфилдском приходе занял другой
младший священник, тоже ирландец, некто мистер Макарти. Я счастлива сообщить
вам, - в полном соответствии с истиной, - что этого джентльмена в округе
настолько же уважали, насколько презирали Мелоуна, что он проявил себя
человеком столь же порядочным, скромным и добросовестным, сколь Питер
показал себя непристойным, буйным и... последний эпитет лучше опустить,
чтобы не выдать его тайну.
расцвели и разрослись под его руководством, как благородные оливы. Конечно,
как и у всех смертных, у него были недостатки, однако это были слабости
столь приличные, простительные и понятные, что многие назвали бы их
добродетелями. Случай, когда он обнаружил, что его пригласили на чашку чая
вместе с каким-нибудь диссидентом, мог на неделю выбить его из колеи; вид
квакера, не снявшего шляпу в церкви, или мысль о некрещеном создании,
похороненном по христианским обычаям, могли совершенно расстроить его
здоровье и нарушить душевное спокойствие. Во всех других отношениях это был
вполне здравомыслящий, старательный и милосердный человек.
внимание на то, что автор с преступной небрежностью ни словом не обмолвился
о розысках, поимке и достойном наказании злодея, чуть не убившего Роберта
Мура. Это было бы прекрасной возможностью показать моим доброжелательным
читателям поучительный и одновременно волнующий спектакль с участием закона,
религии, суда, тюрьмы и, наконец, виселицы. Вам, читатель, этот спектакль,
может быть, и понравился бы, но мне нет. Я могла бы серьезно поссориться с
моим сюжетом, и тогда бы все пропало. Поэтому я радуюсь, что сами факты
избавили меня от столь тяжкого выбора. Убийца так и не был наказан по той
простой причине, что он не был пойман, а это произошло оттого, что его и не
разыскивали. Члены магистрата хлопотали и суетились, словно были полны
решимости и отваги, но так как сам Мур, вместо того чтобы подстегивать и
направлять их, как бывало прежде, все еще лежал на своей узкой постели,
посмеиваясь исподтишка над всеми их усилиями, - каждая черточка его
бледного, странного лица выражала иронию, - они передумали и после
выполнения необходимых формальностей благоразумно решили считать дело
оконченным.
Это был не кто иной, как Майк Хартли, полупомешанный ткач, о котором мы уже
упоминали, - неистовый сектант-антиномист в религии и убежденный левеллер в
политике. Через год после покушения на Мура бедняга скончался от белой
горячки, и Роберт дал несчастной вдове гинею на его похороны.
то солнечная, то дождливая. И вот мы в самом разгаре лета, в середине нюня
1812 года.
отвечают духу времени, отвечают настроению народов. Юнец-исполин,
девятнадцатый век, резвится; молодой Титан для забавы играет утесами, для
разминки двигает горы. Этим летом Бонапарт на щите: он идет со своей ратью
по русским лесам и полям. С ним французы и поляки, итальянцы и дети Рейна -
всего шестьсот тысяч солдат. Он движется на древнюю Москву, но под стенами
древней Москвы его ждет суровый русский мужик. Это дикий и непреклонный
воин! Он бесстрашно ожидает неотвратимую лавину. Он верит в снежные тучи
своей зимы. Безбрежная пустыня, ветры и метели уберегут его; Воздух, Огонь и
Вода помогут ему. Кто они? Три грозных Архангела, самые грозные из всех
когда-либо стоявших перед троном Иеговы. Закутанные в белое, подпоясанные
золотыми поясами, они поднимают чаши, наполненные Божьим гневом. Их час -
час отмщения, их клич - клич повелителя духов, гремящий подобно Божьему
гласу.
во дни смуты, войны и сражений? Иди своим путем, опрокинь на землю чашу
Божьего гнева!
крови, острова потонули, горы сровнялись с землей.
спасения испанцы сделали его генералиссимусом. В том же году он взял
Бадахос, сражался на полях Виттории, овладел Памплоной, штурмовал
Сан-Себастьян и в том же году захватил Саламанку.
действий, но ведь теперь это не имеет значения! Теперь лорд Веллингтон в
ваших глазах всего лишь дряхлый старец, и я даже думаю, что некоторые из вас
поговаривают, будто он выжил из ума, и попрекают его тем, что он жалок и
немощен. Но лучше оглянитесь на себя! Такие, как вы, попирают ногами все,
что есть смертного в полубоге. Хороши герои! Что ж, смейтесь сколько угодно,
- ваши насмешки никогда не оскорбят его великое старое сердце.
давайте примиримся и вырвем ненависть из наших сердец! Мы с неугасающим
пылом повествовали о кровавых сражениях и жестоких полководцах. Но теперь на
вашей улице праздник. Восемнадцатого июня 1812 года Приказы Совета были
отменены и все блокированные гавани открыты. Если вы достаточно пожили на
свете, то, конечно, хорошо помните, что весь Йоркшир и весь Ланкашир дрожали
от приветственных возгласов, а на Брайерфилдской колокольне даже треснул
один из колоколов, - он дребезжит и по сей день. Общество купцов и
фабрикантов устроило в Стилбро обед, после которого все его члены до единого
возвратились домой в таком состоянии, в каком жены никогда бы не желали их
видеть. Ливерпуль волновался и фыркал, как бегемот, которого гроза застигла
в тростниковых зарослях. Некоторых американских торговцев едва не хватил
удар, - пришлось им пустить себе кровь. В ту пору начала процветания, будучи
умудрены опытом, все приготовились с головой окунуться в спекуляции, чтобы
запутаться в новых затруднениях, а быть может, и захлебнуться в этом
водовороте.
опустели, корабли наполнились. Работы хватало на всех, заработки
увеличились; казалось, настали счастливые времена. Быть может, надежды эти
были необоснованны, однако выглядели они весьма заманчиво, а некоторые даже
сбылись. В то время за один июнь было утрачено немало состояний.
испытывают какое-то радостное чувство. Колокольный звон проникает в самые
уединенные жилища, призывая к веселью всех.
день триумфа торговли. После обеда она отправилась в своем лучшем кисейном
платье в Филдхед, где присматривала за приготовлениями к одному важному
событию; в этом деле хозяйка целиком положилась на ее безупречный вкус.
Каролина выбрала венок, вуаль и подвенечное платье, а также ткани и фасоны
для многих других, на все случаи. Мнения невесты она не спрашивала, ибо эта
леди находилась в таком состоянии, что ничего дельного сказать не могла.
и оказался прав. Какое-то странное раздражение овладело его повелительницей.
Она откладывала свадьбу со дня на день, с недели на неделю, с месяца на
месяц. Сначала она заставляла его соглашаться на это ласками и нежностями,
но под конец он не выдержал и восстал против этой сладостной и одновременно
невыносимой тирании. Ему пришлось поднять целую бурю, чтобы вырвать у Шерли
согласие. Но вот наконец мисс Килдар назначила день: теперь она была
побеждена любовью и связана словом.
пустыни, захваченной в плен. И ободрить ее мог лишь тот, кто ее пленил.
Только общество Луи Мура заменяло ей утраченную свободу. В его отсутствие
она сторонилась людей, говорила мало, ела еще меньше.
сам. За несколько недель до того, как сделаться официальным владельцем
Филдхеда, он уже стал там полным хозяином. И не было хозяина более доброго и
более снисходительного. Невеста его ни во что не вмешивалась; она отказалась
от своей власти без малейшего сожаления. "Пойдите к мистеру Муру! Спросите у
мистера Мура", - неизменно отвечала она, когда к ней приходили за
приказаниями. Никогда еще богатая невеста не довольствовалась такой скромной
ролью и не отказывалась от своих прав с такой легкостью.
удовольствие, а отчасти и сознательно продуманным планом, что подтвердилось
следующей фразой, оброненной Шерли через год после свадьбы:
выпустила бразды правления из своих рук. Бездеятельность монарха развивает
способности премьер-министра".
невесты, однако судьба уготовала ей иную роль.
занялась. Когда последний розовый куст на тихой зеленой лужайке позади дома
был полит и освежен, Каролина остановилась на минутку отдохнуть. Поблизости
от дома лежал обтесанный камень, быть может служивший когда-то подножьем