влажном челе спящего печать призрачных, пережитых в нем терзаний.
на своем смертном ложе и встала с него уже очищенная от грехов и готовая
войти в царство небесное.
столь ласковым и кротким, что Анри, легковерный, как все влюбленные,
вообразил, что в ней заговорили наконец признательность и жалость к нему.
среди обломков, и даже Реми задремал, откинув голову на деревянную ограду
насыпи, к которой была прислонена его скамья, Анри подсел к молодой женщине
и произнес голосом тихим и нежным, как шелест ветерка:
испытываю, глядя на вас здесь, вне опасности, после того, как там я видел
вас на краю гибели.
прибавила она с печальной улыбкой, - радовалась бы, если бы могла сказать,
что признательна вам за это.
внешнее спокойствие, - я ликую даже при мысли, что спас вас для того, чтобы
вернуть вас тем, кого вы любите.
в живых.
кто так страдал, кто так любит вас. О, не отворачивайтесь! Вы молоды, вы
прекрасны, как ангел небесный! Загляните в мое сердце - и вы убедитесь, что
в нем нет ни крупицы той любви, которую другие мужчины называют этим словом.
Вы не верите мне? Вспомните часы, пережитые нами вместе, переберите их один
за другим; разве хоть один из них дал мне радость? Или надежду? И тем не
менее я упорствую. Вы заставили меня плакать, - я глотал слезы. Вы заставили
меня страдать, - я даже виду не показал, что терзаюсь. Вы толкали меня к
гибели, - я, не жалуясь, шел на смерть. Даже сейчас, в эту минуту, когда вы
отворачиваетесь от меня, когда каждое слово мое, даже самое жгучее, ледяной
каплей падает на ваше сердце, моя душа заполнена вами, и я живу единственно
потому, что вы, сударыня, живы. Разве несколько часов назад я не готов был
умереть рядом с вами? Чего я просил тогда? Ничего. Дотронулся ли я хоть раз
до вашей руки? Только ради того, чтобы вырвать вас из когтей смерти, я
держал вас в объятиях, когда не давал волнам поглотить вас, но прижался ли
хоть раз грудью к вашей груди? В моих чувствах сейчас нет ничего плотского,
все это отпало от меня, сгорело в горниле моей любви.
что вы никого не любите. О, повторите это сами! Не правда ли, я прошу вас о
странной милости: любящий хочет услышать, что он не любим? Но я предпочитаю
это, - ведь оно означает, что вы бесчувственны и к другим. О сударыня,
сударыня, вы, единственная в жизни, кого я обожаю, ответьте мне!
испытывает ко мне больше жалости: он-то пытался меня утешить. О, я понимаю,
вы не отвечаете, так как не хотите сказать мне, что ехали во Фландрию
встретиться с человеком, который счастливее меня, а ведь я молод, надежды
моего брата связаны и с моей жизнью, а я умираю у ваших ног, и вы не хотите
сказать мне: "Я любила, но больше не люблю", или же: "Я люблю, но перестану
любить".
того, что обычно говорят женщинам, - я существо иного мира и давно уже не
живу в этой юдоли. Если бы вы не выказали мне такого благородства, такой
доброты, такого великодушия, если бы в глубине моего сердца не теплилось
нежное чувство к вам - чувство сестры к брату, я сказала бы: "Встаньте,
граф, не утомляйте больше мой слух, ибо слова любви внушают мне ужас". Но я
не скажу вам этого, потому что мне больно видеть ваши страдания. Более того:
теперь, когда я вас знаю, я взяла бы вашу руку, прижала бы к своему сердцу и
охотно сказала бы вам: "Видите, сердце мое не бьется. Живите подле меня,
если хотите, и будьте со дня на день, если вам это будет радостно,
свидетелем того, как в муках погибает тело, умирающее от терзаний души". Но
эту жертву с вашей стороны, которую вы, я уверена, принесли бы, как
счастье...
наступил перелом, я уже не вправе опираться даже на руку великодушного
друга, благороднейшего из людей, который дремлет тут неподалеку от нас,
вкушая блаженство недолгого забвения. Увы, бедный мой Реми, - продолжала
она, и впервые в голосе ее Анри уловил нотки теплого чувства, - пробуждение
и тебе сулит печаль. Ты не знаешь, куда устремлены мои помыслы, ты не читал
в моих глазах, ты не подозреваешь, что, проснувшись, останешься один на
земле, ибо в одиночестве должна я предстать перед богом.
прислушался.
вы, несомненно, прочли на моем лице, так же озарила бы его, если бы ангел
смерти явился ко мне и сказал: "Встань, Диана, и следуй за мной к подножию
престола господня".
Диана, дорогое, обожаемое имя.
какого-то невыразимого блаженства.
это вырвавшееся у меня имя. Никому из живущих не дано право вонзать мне
клинок в сердце, произнося его.
говорите мне, что решили умереть.
женщина. - Я сказала, что готовлюсь покинуть этот мир слез, ненависти,
земных страданий, низменной алчности и непроизносимых желаний. Я сказала,
что мне больше нечего делать среди подобных мне тварей божиих. Слезы в
глазах моих иссякли, кровь уже не бьется в моем сердце, в голове моей не
шевелится больше ни одна мысль, с тех пор как та мысль, которая владела
мной, умерла. Я сейчас всего-навсего жертва, не имеющая никакой ценности,
ибо сама я уже ничем не жертвую, отказываясь от света, - ни желаниями, ни
надеждами. Но все же я отдаю себя господу такой, какая я есть, и уповаю, что
он смилосердствует надо мной, ибо дал мне так много страданий и не пожелал,
чтобы я от них погибла.
исхудалую и бледную, как у кающейся Марии Магдалины.
прижал к груди, как если бы это были мощи какой-нибудь святой мученицы.
вздохом Анри, трепеща от благоговейного ужаса.
дважды останавливались с того дня, как я дала обет навеки отвратить их от
всего земного.
мной, благодарю вас: отныне ни одно слово, ни один порыв моего сердца не
выдадут того, что я исполнен любви к вам. Вы принадлежите всевышнему, да не
осмелюсь я ревновать к богу.
чувством духовного обновления, которое возникает всякий раз, когда
принимаешь великое и непреклонное решение, как с равнины, еще окутанной
туманом явственно донеслись звуки труб.
вскочили на коней.
узнаю. Боже великий, да возвестят они, что мой брат жив!
которых вы любите. К чему же, дитя, предаваться отчаянию, уподобляясь тем,
кто ничего уже не желает, никого не любит?
раз мы слышим трубы!
может быть, вы что-нибудь увидите.
время от времени продолжали звучать, не приближаясь и не удаляясь.
Глава 8
ДВА БРАТА
видеть то же самое, - что на отдаленном холме, которого в ночной мгле видно