существуют априорные синтетические суждения. Этот первоначальный синтез
апперцепции есть один из глубочайших принципов спекулятивного изложения
(Entwicklung); он содержит начало истинного понимания природы понятия и
совершенно противоположен упомянутому выше пустому тождеству или абстрактной
всеобщности, которая не есть синтез внутри себя. - Однако этому началу мало
соответствует дальнейшее изложение (Ausfiihrung). Уже выражение "синтез"
легко приводит вновь к представлению о некотором внешнем единстве и простом
сочетании таких [моментов ], которые сами по себе раздельны. Затем
кантовская философия удовольствовалась лишь психологическим аспектом понятия
и снова возвратилась к утверждению о постоянной обусловленности понятия
многообразным, данным в созерцании. Эта философия объявила рассудочные
познания и опыт являющимся содержанием не потому, что сами категории
конечны, а потому, что исходила из психологического идеализма, из того, что
они только определения, проистекающие из самосознания. К тому же без
многообразного, данного в созерцании, понятие, [по Канту], опять-таки
бессодержательно и пусто, несмотря на то что оно a priori есть синтез, а
ведь будучи синтезом, понятие имеет определенность и различие внутри самого
себя. Поскольку эта определенность есть определенность понятия и тем самым
абсолютная определенность, единичность, понятие есть основание и источник
всякой конечной определенности и всякого многообразия.
свое завершение в кантовском взгляде на то, что такое разум. Можно было бы
ожидать, что в разуме, этой наивысшей ступени мышления, понятие утратит ту
обусловленность, КОторую оно еще сохраняет на ступени рассудка, и достигнет
полной истины. Но ожидание это не сбывается. Так как Кант определяет
отношение разума к категориям как лишь диалектическое и притом понимает
результат этой диалектики просто как бесконечное ничто, то бесконечное
единство разума утрачивает еще и синтез, а тем самым и упомянутое выше
начало спекулятивного, истинно бесконечного понятия; оно становится
известным, совершенно формальным, чисто регулятивным единством
систематического применения рассудка. Кант считает злоупотреблением со
стороны логики то, что логика, которая должна быть только каноном
критической оценки, рассматривается как органон для образования объективных
взглядов. Понятия разума, в которых следовало бы ожидать более высокой силы
и более глубокого содержания, уже не имеют ничего конститутивного, как это
еще имело место у категорий; они только идеи; их, правда, вполне
дозволительно применять, но под этими умопостигаемыми сущностями, в которых
должна была раскрываться вся истина, разумеют не что иное, как гипотезы,
приписывать которым истину в себе и для себя было бы полным произволом и
безумной дерзостью, так как они не могут встретиться ни в каком опыте. -
Можно ли было когда-нибудь подумать, что философия станет отрицать истину
умопостигаемых сущностей потому, что они лишены пространственной и временнбй
материи чувственности?
рассматривать понятие и назначение логики и которая в философии Канта
понимается так же, как это обычно принято, а именно отношение понятия и
науки о нем к самой истине. Уже выше было сказано о кантовской дедукции
категорий, что, согласно ей, объект, в котором объединяется многообразное,
охватываемое созерцанием, есть это единство лишь через единство
самосознания. Здесь, следовательно, определенно говорится об объективности
мышления, о тождестве понятия и вещи, которое и есть истина. Подобным
образом и вообще признается, что, когда мышление усваивает данный предмет,
это предмет тем самым претерпевает изменение и превращается из чувственного
в мыслимый, но что это изменение не только ничего существенного в нем не
изменяет, а, напротив, он истинен именно в своем понятии; в
непосредственности же, в которой он дан, он лишь явление и случайность; что
познание предмета, постигающее его в понятии, есть познание его таким, каков
он в себе и для себя, и что понятие и есть сама его объективность. Однако, с
другой стороны, опять-таки точно так же утверждается, что мы все же не можем
познавать вещей, каковы они в себе и для себя, и что истина недоступна
познающему разуму; что та истина, которая состоит в единстве объекта и
понятия, есть все же лишь явление и притом опять-таки потому, что
содержание-де есть лишь то многообразное, чтб дано в созерцании. По этому
поводу было уже отмечено, что, напротив, именно в понятии снимается это
многообразие, поскольку оно принадлежит созерцанию в противоположность
понятию, и что через понятие предмет возвращают к его неслучайной
существенности; эта существенность выступает в явлении, и именно поэтому
явление есть не просто нечто лишенное сущности (Wesenloses), а проявление
(Manifestation) сущности. Но ставшее вполне свободным проявление сущности и
есть понятие. - Это не значит, что положения, о которых мы здесь напоминаем,
суть догматические утверждения, ибо они выводы, вытекающие сами собой из
всего изложения сущности. Теперешняя точка зрения, к которой привело это
изложение, состоит в том, что понятие есть форма абсолютного, которая выше
бытия и сущности. Так как оказалось, что с этой стороны оно подчинило себе
бытие и сущность, к которым при других исходных точках принадлежит также
чувство, созерцание и представление и которые явились предшествующими ему
условиями, и что понятие есть их безусловное основание, то теперь остается
еще вторая сторона, рассмотрению которой и посвящена эта третья книга
логики, а именно изложение того, каким образом понятие внутри себя и из себя
создает ту реальность, которая в нем исчезла. Поэтому мы, конечно,
согласились с тем, что познание, ограничивающееся лишь понятием просто как
таковым, еще неполно и дошло еще только до абстрактной истины. Но его
неполнота состоит не в том, что оно лишено той мнимой реальности, которая,
как полагают, дана в чувстве и созерцании, а в том, что понятие еще не
сообщило себе своей собственной, из него самого произведенной реальности. В
том-то и состоит абсолютность понятия, выявляемая в противоположность
эмпирическому материалу и в нем, а точнее, в его категориях и рефлективных
определениях, что материал этот истинен не в том виде, в каком он являет
себя вне и до понятия, а исключительно в своей идеальности или в [своем]
тождестве с понятием. Выведение из него реального, если угодно назвать это
выведением, состоит по существу своему прежде всего в том, что понятие в
своей формальной абстрактности оказывается незавершенным и через диалектику,
имеющую свое основание в нем самом, переходит к реальности так, что
производит ее из себя, а не так, что возвращается к некоторой готовой,
найденной в противоположность ему реальности и прибегает к помощи чего-то,
чтб показало себя несущественным в явлении, потому что, мол, понятие искало
лучшего, но не нашло его. - Всегда будет достойным удивления то, что
философия Канта признала то отношение мышления к чувственному наличному
бытию, дальше которого она не пошла, лишь за релятивное отношение простого
явления, и хотя она и признала и объявила их высшее единство в идее вообще
и, например, в идее созерцающего рассудка, однако не пошла дальше этого
релятивного отношения и дальше утверждения, что понятие совершенно отделено
и остается отделенным от реальности; тем самым она признала истиной то, чтб
сама объявила конечным познанием, а то, чтб она считала истиной и
определенное понятие чего она установила, объявила чем-то непомерным,
недозволительным и пустым порождением мысли.
вообще) к истине, то следует далее согласиться еще и с тем, что логика как
формальная наука не может и не должна содержать и ту реальность, которая
составляет содержание последующих частей философии - наук о природе и духе.
Эти конкретные науки, несомненно, имеют дело с более реальной формой идеи,
чем логика, но притом не так, чтобы они возвращались опять к той реальности,
от которой уже отказалось сознание, возвысившееся от своего явления до
науки, или же к применению таких форм (каковы категории и рефлективные
определения), конечность и неистинность которых выявлены в логике. Напротив,
логика показывает, как идея поднимается на такую ступень, где она становится
творцом природы и переходит к форме конкретной непосредственности, понятие
которой, однако, снова разрушает и этот образ, для того чтобы стать самим
собой в виде конкретного духа. В отличие от этих конкретных наук, имеющих и
сохраняющих, однако, логическое или понятие в качестве внутреннего
образующего начала (Bildner) подобно тому как логическое было их прообразом
(Vorbildner), сама логика есть, конечно, формальная наука, но наука об
абсолютной форме, которая есть внутри себя тотальность и содержит чистую
идею самой истины. Эта абсолютная форма имеет в самой себе свое содержание
или свою реальность; так как понятие не есть тривиальное, пустое тождество,
то оно имеет в моменте своей отрицательности или абсолютного процесса
определения различенные определения; содержание есть вообще не что иное, как
такие определения абсолютной формы, есть содержание, положенное самой этой
формой и потому соответствующее ей. - Эта форма имеет поэтому совершенно
иную природу, чем обычно приписываемая логической форме. Она уже сама по
себе истина, так как это содержание соответствует своей форме или эта
реальность соответствует своему понятию, и притом она чистая истина, потому
что определения этого содержания еще не имеют формы абсолютного инобытия или
абсолютной непосредственности. - Когда Кант ("Критика чистого разума", стр.
83) начинает обсуждать в отношении логики старый и знаменитый вопрос: что
есть истина! он прежде всего жалует нам, как нечто тривиальное, номинальное
объяснение, гласящее, что истина есть согласие познания с его предметом, -
дефиницию, имеющую огромную, более того, величайшую ценность. Если вспомнить
эту дефиницию при [рассмотрении] основного утверждения трансцендентального
идеализма о том, что разумное познание не может постичь вещи в себе, что
реальность находится всецело вне понятия, то тотчас же станет ясно, что
разум, который не может привести себя в согласие со своим предметом, с
вещами в себе, и вещи в себе, которые не согласуются с понятиями разума,
понятие, которое не согласуется с реальностью, и реальность, которая не
согласуется с понятием, - все это неистинные представления. Если бы Кант,
рассматривая идею созерцающего рассудка, не забывал упомянутую дефиницию
истины, то он счел бы эту идею, выражающую требуемое согласие [реальности и
понятия], не пустым порождением мысли, а скорее истиной.
критерий истины для всякого познания; он должен был бы быть таким, который
Шилова Юлия
Бажанов Олег
Роллинс Джеймс
Быков Василий
Березин Федор
Посняков Андрей