- зашторено, ни щелочки...
На двери подъезда оказался новый кодовый замок, в общем-то, пустяк для
опытных глаз и рук, однако провозился с ним минуту, внезапно ощутив
волнение. На площадке и лестнице сделали ремонт в его отсутствие, сменили
колер стен и вроде бы запах стал другой... Он остановился перед дверью
"мягкой игрушки" и тоже не узнал ее - стальная, с сейфовым замком и кнопки
звонка вообще нет, что и удержало его от немедленного визита. Да и час был
неподходящий - пять вечера...
Глеб поднялся на второй этаж и самоуверенно хмыкнул: судя по всему, юный
участковый не занял квартиру и не прописался. Иначе бы сменил замки. В
передней было все так, как оставлял - чисто, прибрано, только все покрыто
слоем пыли. Но не взирая на нее, он все-таки прошел на цыпочках, заглянул в
комнату, потом на кухню - пусто. И пусто было все эти два года, никто здесь
не жил, не передвигал предметов, не убирался и потому вездесущая пыль
лежала даже на ручках водопроводного крана.
Он раздвинул шторы - стекла пропыленные, в потеках, так что весь мир за
окном живет словно в сумерках.
А ведь оставлял ключи "кукле Барби". Почему она не захотела жить здесь,
рядом со своей фабрикой и с "мягкой игрушкой"?..
Головеров побродил по квартире, заглянул в каждый угол, все еще тешась
подспудно мыслью, что дома кто-то должен быть, но так никого и не
обнаружив, лег на диван. Внизу тоже была полная тишина...
Почему говорят, что домой всегда короче дорога и хорошо возвращаться?.. Вот
если бы дверь ему открыла "кукла" в красном шелковом халате, и не было бы
пыльного покрывала, а с кухни пахнуло пусть обыкновенными щами или просто
теплом от плиты. Если бы, если бы...
Он вскочил, намереваясь немедленно бежать на первый этаж, но увидел себя в
зеркале - модная небритость, тесноватый китайский спортивный костюм,
купленный Сычем в Ростове наспех и по дешевке: через каждые четыре шага
брюки сползают, так что хоть в руках носи, - серая футболка... В таком виде
зеки освобождаются из заключения, только бы дотянуть до дома... Он порылся
в шкафу, одновременно выпутываясь из одежды, нарядился в единственный серый
костюм и малиновую водолазку, причесал волосы.
И все равно вид обозленного, неряшливого человека, только что влезшего в
одежду с чуждого плеча.
Глеб зашел в ванную, размочил пересохший кусок мыла, кое-как взбил пену, и,
намылив щетину, стал бриться. Хваленый разовый "жиллет", сохранившийся еще
с последнего раза, когда был дома, скрипел и елозил по щекам, оставляя
огрехи. Вплотную приблизившись к зеркалу, он рассмотрел две глубокие,
напоминающие шрамы, складки, перечеркивающие щеки сверху вниз, их точно не
было никогда. Ямка на подбородке тоже углубилась, и бритва не доставала
дна...
Кое-как содрав с лица проволочную щетину, он умылся и еще раз полюбовался
на себя в большое зеркало.
Было полное ощущение, что перед ним - чужой человек, чеченец, сбривший
бороду - там, где не было волос, кожа отливала чернотой, вовсе не похожей
на загар. А на переносье появились синеватые пятна-наколки, оставленные
каменной крошкой в одной из перестрелок.
Стало еще хуже, чем раньше. Идти в таком виде к женщине может позволить
себе разве что жлоб, вернувшийся с золотых приисков. А денег нет даже на
цветы...
Тогда он снова переоделся в спортивный костюм, теперь свой старый, и
неожиданно понял, что его стесняет, что больше всего заставляет искать себе
какую-то приличную, нормальную форму. И хоть три часа вертись перед
зеркалом, как барышня или обезьяна, - ничего не поможет.
Потому что идти просто стыдно. И рожа тут ни при чем.
Они, мирные обыватели, давно хлебают позор, и поди уже осатанели от него,
от цинковых гробов, от иезуитства политиков - от всего, чего так хотел
Миротворец.
Можно открыть дверь и услышать: "Что вы там наделали, подонки?.."
Много чего можно услышать.
Уходил героем - обыватели предчувствуют удачу, потому и обыватели -
вернулся побитым псом. И нечего на зеркало пенять, коли рожа крива.
Глеб прошел на цыпочках в комнату, завалился на диван, заложив руки за
голову: вообще-то приятно просто лежать, глядя в потолок. И мечтать,
например, о том, как сейчас скрежетнет ключ в замке, послышатся легкие
стремительные шаги и перед ним предстанет "кукла Барби". Или "мягкая
игрушка" - все равно. Обе придут в недоумение, потом - в восторг, разом
бросятся на шею, зацелуют, заласкают. Потом скинут красные шелковые
халаты...
Мечтать на диване интереснее, чем горлопанить на площади.
Он, похоже, задремал, поскольку в первое мгновение не понял, звонит телефон
или звонят в дверь.
Если учесть вековую пыль в квартире, то любой звонок сейчас - чудо.
Он сосредоточил внимание и понял, что звонит телефон, почему-то не
отключенный, хотя не платили два года - совершенно невероятно для рыночных
отношений.
Значит, чудо...
Он подкрался к книжной полке, где стоял аппарат, сдерживая трепещущее
по-мальчишески внутреннее нетерпение, снял трубку, приставив к уху, сказал
дурашливым, совсем не кстати, голосом:
- Вас слушают, мадам!
- Здорово, заяц, - буркнул дед Мазай. - Знаю, что появился... Слушай
внимательно. Через полтора часа приеду. Не один. Есть серьезный базар О
жратве и выпивке не суетись, привезем с собой. А пока отдыхай.
Он нарочито говорил вульгарно и грубо - играл под "крутого", скорее всего,
из-за привычной конспирации И голос был старческий, непохожий...
- Мадам, вы ошиблись номером, - съерничал Глеб. - Здесь живет честный
московский обломов.
- Приеду - еще и вздрючу, - пообещал генерал. - Чтоб жизнь медом не
казалась.
- А базар по существу? Или так, ради базара?
- По жизни, заяц, по жизни...
- Отвали дед, а? Ты меня притомил.
- Брякать не буду, чтоб соседей не тревожить, - предупредил генерал. - Жди
у двери, откроешь без звонка. Пока, сынок.
Дед Мазай положил трубку. Глеб с минуту сидел над телефоном, как над
пойманным ежом, затем спохватился и заспешил к выходу. Ключ как всегда
забыл, поэтому приотворил дверь и скачками устремился вниз.
И снова его смутила стальная преграда, установленная вместо обыкновенной
двери с филенками из фанеры, некогда бывшей в Москве непреодолимой стеной.
Постучал - звук оказался глуховатым, словно металл был заполнен песком,
что, впрочем, не исключено.
Помнится, "мягкая игрушка" боялась оставаться в своей квартире только из-за
ненадежной двери. Теперь же, за броней, ее голос звучал спокойно и даже
дерзко.
- Кто там?
- Сосед сверху, - представился Глеб. - Представляете, над вами живет еще
одна живая душа.
- Не представляю, - послышалось из-за двери вместе с щелканьем замка.