выход, да и то слабый-это скорее достигнуть острова. Облитый заревом заката,
Дажелет, надвигаясь, вырастал и ширился, как будто морское дно начало
выпирать его из своих недр. До него было более десяти миль, но казалось, что
он возвышается над поверхностью воды рядом, очаровывая
величественным спокойствием, обещая им жизнь, избавление от мук. Но что
произойдет с экипажем, когда корабль со всего разбега ударится о прибрежные
скалы? На чью долю выпадет счастливый жребий спасения? Что бы ни случилось,
командир Лебедев тверд в своем прежнем решении. Вместе с другими офицерами и
матросами он стоял в боевой рубке, высокий, тощий, с блуждающими огоньками в
сухих глазах, весь охваченный какой-то зловещей торжественностью, как
человек, который сделал важное
маневр-прежде всего нужно попасть в теневую полосу, далеко протянувшуюся от
острова к востоку: там ночь наступит быстрее, чем в другом месте, и если он
успеет добраться туда, то сразу же лишит японцев меткости стрельбы. А потом
это судно круто повернет влево, к гранитным, скалам, чтобы у подножия их
покончить расчеты с жизнью и разбитой развалиной погрузиться в пучину.
трудно было держать в повиновении. Не успевшая еще оправиться от вчерашней
катастрофы, она была совершенно деморализована и
полусумасшедшую толпу. Первый же снаряд, попавший в офицерскую каюту с
левого борта, вызвал в жилой палубе панику. Люди ахнули, шарахнулись от
места взрыва в носовую часть судна. Вместо того чтобы начать тушите
возникший пожар, они с дикими воплями бросились к выходным трапам.
шлангов пожарных помп. Но несколько человек из них все же прорвались на
верхнюю палубу. Сначала они заметались по ней, как одержимые, а потом один
за другим выбросились в море, вскипающее от взрыва снарядов,-выбросились на
явную смерть.
сам напросился помогать трюмно-пожарному дивизиону. Загорелись шестидюймовые
патроны. Костер полыхал ярким пламенем, разбрасывая по сторонам латунные
осколки. Унтер офицер, стоявший с пипкой от шланга, свалился мертвым. Тогда
Коломейцев схватил пипку и направил тугую струю воды на огонь. Бывший
командир "Буйного" работал до тех пор, пока сам не получил осколка в бок
навылет. Не отставали от командира и его матросы, заменяя выбывающих из
строя людей.
матросов и, захлебываясь словами, доложил:
полуразрушенную рубку, на мгновение остолбенел. Вся палуба в ней блестела
свежей кровью. Лейтенант Дурново, привалившись к стенке, сидел неподвижно,
согнутый, словно о чем-то задумался, но у него с фуражкой был снесен череп и
жутко розовел застывающий мозг. Рулевой квартирмейстер Поляков свернулся
калачиком у нактоуза. Лейтенант Гирс валялся с распоротым животом. Над этими
мертвецами, стиснув от боли зубы, возвышался один лишь командир Лебедев,
едва удерживаясь за ручки штурвала. У него оказалась сквозная рана в бедре с
переломом кости.
одной ноге и пытался удержать крейсер на курсе, сам не подозревая того, что
рулевой привод разбит и что судно неуклонно катится вправо. Увидев старшего
офицера, он удивленно поднял брови и промолвил посиневшими губами:
перевязочный пункт.
смоченную кровью, и, повернувшись, приказал ординарцу вызвать доктора, а
потом, не теряя ни минуты времени; спустился вниз. Управление кораблем, как
и накануне, опять пришлось перенести на задний мостик, пользуясь для этого
ручным штурвалом.
циркуляцию. Это дало возможность правым четырем крейсерам сразу приблизиться
к нему.
"Донским". Теперь стреляли по нему с двадцати пяти кабельтовых.
отстреливался обоими бортами, но неприятельские снаряды разламывали его,
рвали железо, портили приборы, дырявили корпус, калечили и уничтожали людей.
тяжелый и застывший, как монумент. Серые немигающие глаза его отвердели,
пристально вглядываясь вперед, в теневую полосу острова. Казалось, он собрал
всю силу воли в один тугой узел, чтобы выдержать эти последние минуты,
решающие судьбу. Рулевой, что-то крикнув; показал ему направо. Он повернул
голову и увидел, как, японский крейсер "Нанива", накренившись, вышел из
строя. Вскоре возник пожар на крейсере "Отава", что шел слева.
ихние тоже. Бунтуют все. Никак не справиться с ними. Могут бед натворить.
палубы! Передай мичману Сенявскому и прапорщику Августовскому, что я
приказываю им заняться этим делом.
обязанности, лежало успокаивать людей. Широкий, чернобородый, с серебряным
крестом на выпуклой груди, он сам пугливо озирался, видя вокруг себя не
воображаемый, а действительный ад, населенный сумасшедшими существами,
стенающими призраками и полный орудийным грохотом. Священник что-то бормотал
о "христолюбивом воинстве", но его никто не слушал. Вокруг лазарета,
превращенного в операционный пункт, где работал старший врач Герцог с
фельдшерами, росла толпа раненых. Одни из, них стояли, ожидая помощи, другие
лежали, корчась от боли. Своим рваным и кровавым мясом, своими поломанными
костями и ожогами, своими стонами и жалобами они только усиливали панику
ослябцев. А тут ещё разорвались от неприятельского огня снаряды в беседке,
только что поднятой из носового погреба наверх, и двенадцать человек
свалились в жилую палубу трупами.
механизмах, способствующих обороне. Тут можно на время забыться, увлечься и,
возбуждаясь, даже ринуться на какой-нибудь подвиг. Совсем в другом положении
находилась ослябская команда, безоружная, насильно загнанная в закрытое, но
слабо бронированное помещение. Что этим людям оставалось делать? Только
ждать, чтобы повторились вчерашние жуткие события? Но это было сверх их сил.
ограниченной бортами и непроницаемыми переборками, отделенной от суши
просторами моря, ослябцы то ложились на палубу, то вскакивали, метались взад
и вперед, кружились, как слепые, и несуразно размахивали руками, кому-то
угрожая. Кто-то плакал, кто-то проклинал... Один сигнальщик с пеной на губах
бился в эпилепсии. Комендор с красной нашивкой на рукаве, без фуражки,
извивался на палубе и, держа в одной руке свернутую парусиновую койку, а
другой-размахивая, словно выгребая на воде, громко орал:
бормоча, то
озабоченностью. Некоторые спрятались по углам, и, дрожа, молча ждали провала
в бездну. Часть матросов, возглавляемая подполковником Осиновым и другими
офицерами, напирала на трап, стремилась выскочить через форлюк, выкрикивая
на разные голоса:
Осипов и, обращаясь к мичману Сенявскому и прапорщику Августовскому, хрипел:
здесь задерживать!..
Им помогали удерживать толпу судовые матросы.
кондукторскую кают-компанию. Против нее в правом борту, открылся зияющий
пролом в две квадратных сажени. Этим взрывом человек шесть из ослябской
команды было убито и около десяти-ранено. Священник Добровольский стал на
колени и закрыл руками лицо, словно хотел спрятаться от смерти. Но он сейчас
же был смят ногами ошалелой толпы. Бурный поток человеческих тел, колыхаясь,
с животным ревом направился к ферлюку. Стоявшая около него стража была смята
в одно мгновение. Паникой заразились и матросы своего крейсера, находившиеся
в бомбовых погребах, и тоже полезли наверх. Те, кто успел выбраться из жилой
палубы, очумело, с искаженными лицами бегали по судну, не зная, где искать
спасения. Некоторые забрались на ростры.
хранились снаряды для первых выстрелов 47-миллиметровой кормовой пушки.
усмиряющие. Ослябцы не могли больше выдерживать нарастающего ужаса:
не мог допустить бунта во время сражения, да еще на корабле, который и без
того изнемогал в неравном бою. Блохин, сойдя с мостика,
мобилизовал офицеров, кондукторов и унтеров. Среди происходившего вокруг
безумия он начал распоряжаться с тем удивительным каменным спокойствием,
Панов Вадим
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Лукин Евгений