Чтение 128–й страницы книги ~Слово и дело~

много... "Ночная добыча" Миниха была велика! Анна Леопольдовна взяла себе от
нее титул "императорского высочества". Под диктовку Миниха правительница впи-
сала в указ слова, которые прозвучали для мужа ее - как звонкая оплеуха: "Хо-
тя фельдмаршал граф Миних, в силу великих заслуг, оказанных им государству,
мог бы рассчитывать на должность генералиссимуса, тем не менее он отказался
от нея в пользу принца Антона Ульриха, отца императора, довольствуясь местом
первого министра".

Миних вызвал к себе гравера Вортмана, который искусно резал доску с его
портрета для распространения гравюр по Европе; первый министр России величаво
повелел мастеру:

- Под изображением моей персоны вы должны вырезать по-немецки вещие слова:
"Только тот .поистине велик, кто походит на Миниха; только тот и будет герой,
друг человечества, величайший политик и безупречный христианин, кто осмелится
подражать Миниху!"

Принц Антон и Остерман сразу сошлись в общей зависти к самовластию фель-
дмаршала. Остермана от дел политики и дел внутренних Миних отшиб, дали ему
флот, но... что он будет иметь с флота? При дворе делили "ночную добычу".
Черкасский стал великим канцлером. Ушаков, Трубецкой и Куракин получили орде-
на, хотя в ночь переворота крепко спали, ничего не зная. Левенвольде подарили
"знатную сумму". Не забыла Анна Леопольдовна и подругу свою Юлиану Менгден;
она отдала любимице на растерзание семь кафтанов бироновских. На раскаленном
докрасна противне Юлиана испепелила их, и с противня стекло чистое золото,
которого хватило на отлитие четырех шандалов, шести тарелок и двух золотых
шкатулок. Как видишь, читатель, немало весили парадные кафтаны Бирона!

Миних круто забрал в свое ведение всю армию, все внутренние дела и дела
иностранные. Застарелая ненависть фельдмаршала к Австрии была широко извест-
на, а проницательный король прусский Фридрих II умел учитывать все до мизер-
ных мелочей. Он учел даже то обстоятельство, что дочь Миниха от его первого
брака была за Винтерфельдом, адъютантом короля. Этого Вингерфельда король и
послал в Петербург. Миних заодно со своим берлинским зятем потащил Россию
прочь от союза с австрийцами - на новую дружбу с пруссаками, беспощадно сок-
рушая многолетнюю систему Остермана. Дипломаты писали, что Остерман "может
быть в отчаянии, видя фельдмаршала первым министром. Должно думать, что Ос-
терман в настоящее время считает себя обесчещенным на весь мир человеком, ес-
ли не выйдет из этого положения посредством падения фельдмаршала...". Ослеп-
ленный счастьем и высотой полета, Миних сверху поплевывал на Остермана, пле-
вал и на принца-генералиссимуса. Принцу Антону он делал доклады о пустячках,
а все важные решения по армии брал на себя. Между тем труп Анны Кровавой стал
уже разлагаться, и 22 декабря (через месяц после свержения Бирона) императри-
цу предали земле, после чего правительница отменила траур. На беду свою, не-
насытный Миних обожрался при отмене траурных строгостей. Первого министра им-
перии прохватила такая слабость желудка, что на время он оставил всякие дела.
Вот именно эта пауза в делопроизводстве его и погубила!

Остермана каждый вечер лакеи тащили к Анне Леопольдовне на носилках. Перед
правительницей Остерман наговаривал на Миниха, что тот -сплошной дурак, в
иностранных делах ничего не смыслит, а вот он, великий Остерман, двадать лет
управлял политикой России и тогда все было хорошо. Потом генерал-адмирал уп-
лывал на носилках дальше - к принцу Антону. Генералиссимусу он внушал, что
Россия без союза с Австрией погибнет, что нельзя далее терпеть заносчивость
Миниха, что принц гениален сам по себе, а Миних - грубая одьденбургская ско-
тина, которая умеет только жрать и пьянствовать. Попутно, чтобы интрига была
вернее, Остерман успевал поссорить мужа с женою, и, когда носилки с гене-
рал-адмиралом утаскивали из дворца, между супругами начиналась дикая брань, в
которую тут же вмешивались фрейлины, лакеи, адъютанты, врачи, приживалки, ис-
топники, секретари и прочая шушера... Манштейн оставил запись об этом време-
ни: "Караул удвоили по дворце, по улицам днем и ночью расхаживал патруль; за
фельдмаршалом следовали всюду шпионы Остермана, наблюдавшие за малейшим его
действием; принц и принцесса, опасаясь ежеминутно нового переворота, не спали
на своих собственных кроватях, а проводили каждую ночь в разных комнатах".

Ранней весной Остерман доплел свою паутину до конца.

- Ваше императорское высочество, - убедил он Анну Леопольдовну, - империя
уже близка к гибели. Еще один день, и Миних опрокинет Россию кверху килем. Я,
как моряк, согласен оставить за собой чин гросс-адмирала русского флота,
но... Но только верните мне дела иностранные и внутренние! Дайте мне спасти
вас и страну!

Бирон в это время еще находился под судом. Как только дошли до него первые
слухи о делах Миниха, так Бирон сразу же стал его топить. Бирон на допросах
показал в эти дни, что никогда бы не рискнул принять регентства, если бы не
Миних, который уговаривал его взять титул регентства. Из заточения в Шлис-
сельбурге герцог сумел жестоко отомстить Миниху за свое падение, предупредив
судей:

- Ежели ея высочество Анна Леопольдовна чем-либо вызвала неудовольствие
Миниха, то передайте ей от меня, что ныне она подвержена смертельной опаснос-
ти. Миних таков, что крови не убоится!

Предупрежденные об этом, супруги Брауншвейгские усилили свою бдительность.
Каждый вечер они таскали свои кровати из комнаты в комнату. Никогда не ложи-
лись спать возле окон: а вдруг Миних прицелится со двора и выстрелит?.. Ос-
терману уже не стоило труда спихнуть Миниха в яму. Скоро последовал указ: Ми-
ниху оставили только армию, но при этом Миних должен подчиняться принцу Анто-
ну, яко генералиссимусу. Ему оставили и звание первого министра, но распоря-
жаться страной он уже не мог. Миних пошатнулся, но тут же выпрямился, уверен-
ный в том, что Россия без него провалится в бездну. А потому, дабы запугать
своих противников, фельдмаршал легкомысленно подал рапорт об отставке...
Манштейну он говорил:

- Мой рапорт вгонит всех в трепетную дрожь, и мелюзга во дворце Зимнем бу-
дет трястись еще очень долго, пока я не сжалюсь над ними и не заберу свой ра-
порт обратно...

Рано утречком Миниха разбудил барабанный бой, который обычно возвещал пе-
тербуржцам о казни или о поимке важного преступника. Под эту трескотню, рву-
щую уши, был зачитан коварный указ о том, что первый министр и фельдмаршал
Миних "за старостию" от службы увольняется. Только теперь Миних понял, что
допустил страшный просчет. Но, даже поверженный в ничтожество, он еще оста-
вался страшен. Не знали во дворце - куда деть его? Остерман часто начинал
плакать (и, кажется, на этот раз искренне плакал):

- Нельзя оставлять в России этого закоренелого злодея, а за границу выс-
лать еще опаснее! Может, в Сибирь послать? Да нет, тоже нельзя: ведь Миних
там всех казаков на бунт поднимет...

А пока что велели Миниху переехать для житья на Васильевский остров - за
Неву, чтобы подальше от дворца. Фельдмаршал был уязвлен в самое сердце. Не он
ли сверг Бирона ради этих негодяев? Не он ли отдал империю во власть Анны Ле-
опольдовны? А что получил в усладу себе?.. Сохранилось смутное предание, буд-
то в эти дни Миних явился к Елизавете Петровне и обещал ей устроить еще один
дворцовый переворот, чтобы возвести ее на престол. Миних надеялся получить от
Елизаветы то, что отняли у него сейчас. Но якобы цесаревна на все посулы Ми-
ниха отвечала так:

- Ты ли тот человек, который короны раздает кому хочет? Но я оную и без
тебя получить право имею.

А сыщики генерала Ушакова хаживали по кабакам и слушали, как среди мужи-
ков, солдат и матросов говорят уже открыто:

- Миних-то перевернул, да не таковски! Не по-нашенски... Ужо вот, гляди,
мы доберемся - тоща все раком переставим!

Бирон попался в ловушку Миниха, а самого Миниха прогнали, как лакея, кото-
рый не внушал своим господам прежнего доверия. Миних решил отъехать в Берлин,
куда его звал король прусский. Но богатства фельдмаршала были столь велики,
что сборы затянулись. Один раз его подвел понос, а погибнет он потому, что не
успел срочно собрать свои манатки!

НЕУЖЕЛИ "ЛИНАРОВЩИНА"?

Дрезден - столица Саксонии... Канцлер граф Брюль вызвал к себе Морица Ли-
нара, изгнанного из России за связь с несовершеннолетней принцессой Анной Ле-
опольдовной. На этот раз Брюль уже не рычал на красавца дипломата, а был с
ним крайне любезен.

- Вы оказались правы тогда в своих пророчествах, - сказал ему канцлер. -
Анна Леопольдовна стала правительницей Российской империи при своем сыне,
и... вряд ли она забыла вас!

- Напоминаю вам, канцлер, что еще не было женщины, которая бы, побывав в
моих объятиях, могла забыть меня.

- Тем лучше! - одобрил его Брюль. - В таком случае возвращайтесь в Петер-
бург на прежний пост саксонского посла. И я надеюсь, что вы займете при Анне
Леопольдовне такое же блестящее положение, какое занимал герцог Бирон при ее
царственной тетке.

Линар поскакал в Россию и пал к ногам своей бывшей любовницы. Он не назвал
ее по титулу, а сказал просто:

- Мадам, было время, когда вы были моей. Теперь времена изменились, и я
целиком ваш...

Остерман понял, что в этом наглеце таится бездна дьявольских наваждений.
Линар для Остермана гораздо опаснее, нежели Бирон, ибо он - дипломат, знаток
в политике, в которую скоро начнет вмешиваться. Принц Антон видел в Линаре
лишь осквернителя своего брачного ложа, генералиссимус находил "утешение в
радости, какую доставляли ему независимость и причастность ко власти, кото-
рые, впрочем, были скупо ему отмерены"... Желая поскорее стать новым Бироном,
граф Линар всячески изображал перед Анной Леопольдовной неуголенную страсть.
Пылкость красавца покорила Анну Леопольдовну, и в апреле 1741 года прусский
король Фридрих II получил точное донесение посла:

"Граф Линар, впавший на днях в притворный обмо-

рок во время игры в карты с регентшею, с каждым днем

все более подвигается вперед, так что об этом уже

говорят в народе... Он нанял дом совершенно вблизи