который не держит слова?
королева?
вами утром того дня, когда вы с трибуны защищали трехцветное знамя.
дуге.
забыть о двадцати четырех миллионах, полученных по цивильному листу королем,
и еще четырех, составляющих ее часть. Так, значит, эта женщина не знает,
так, значит, этой королеве неведомо, что мне для этого пришлось вновь
завоевывать популярность, которой я лишился из-за нее же!
авиньонского собрания, чтобы поддержать короля, терзавшегося угрызениями
совести из-за религии! Какая ошибка! Значит, она уже не помнит, что, когда я
председательствовал в Якобинском клубе, все три месяца, что длилось мое
председательство, стоившее мне десяти лет жизни, я защищал закон о составе
национальной гвардии, ограниченном активными гражданами!
проект закона о присяге священнослужителей, я потребовал, чтобы для
духовников, принимающих исповеди, присяга была сокращена! Опять ошибка! О,
эти ошибки! Эти ошибки! Я заплатил за них сполна, - продолжал Мирабо, а
между тем погубили меня вовсе не эти ошибки: бывают такие времена, когда
никакие промахи не приводят к падению. Однажды я выступил на защиту дела
правосудия, дела гуманности, хотя это также было ради королевского
семейства: пошли нападки на бегство теток короля; кто-то предложил принять
закон против эмиграции. "Если вы примете закон против эмигрантов, - вскричал
я, - клянусь, что никогда не подчинюсь ему!.. И проект этого закона был
единодушно отвергнут. И вот то, чего не могли совершить мои неудачи,
совершил мой триумф. Меня назвали диктатором, меня вынесла на трибуну волна
ярости - для оратора ничего не может быть хуже этого. Я восторжествовал во
второй раз, но мне пришлось обрушиться на якобинцев.
Ламет, Барнав - не понимают, что, если они меня убьют, диктатором их шайки
станет Робеспьер. Им бы следовало беречь меня как зеницу ока, а они
раздавили меня своим идиотским большинством голосов; они заставили меня
проливать кровавый пот; они заставили меня испить до дна чашу горечи; они
увенчали меня терновым венцом, вложили мне в руку трость и, наконец,
распяли! Я счастлив, что претерпел муки, подобно Христу, за дело
человечности... Трехцветное знамя! Как же они не видят, что это их
единственное прибежище? Что, если они прилюдно, с открытым сердцем воссядут
под сенью трехцветного знамени, эта сень еще, быть может, и спасет их? Но
королева не желает спасения, она желает мести; любая благоразумная мысль для
нее нестерпима. Единственное средство, которое я советую, потому что оно еще
может возыметь действие, вызывает у нее наибольшее отвращение: оно состоит в
том, чтобы соблюдать умеренность, быть справедливой и по мере возможности не
совершать промахов. Я хотел одновременно спасти монархию и свободу -
неблагодарная борьба, и веду ее я один, всеми покинутый, и против кого? Если
бы против людей - это бы еще ничего, против тигров - это бы тоже ничего,
против львов - ничего, но я сражаюсь со стихией, с морем, с набегающей
волной, с наводнением! Вчера вода доходила мне до щиколоток, сегодня уже по
колено, завтра поднимется до пояса, послезавтра захлестнет с головой... Вот
смотрите, доктор, мне следует быть с вами откровенным. Сперва меня охватило
уныние, потом отвращение. Я мечтал о роли третейского судьи между революцией
и монархией.
что, если когда-нибудь она неосторожно пустится вброд через реку и
поскользнется, я по-мужски брошусь в воду и спасу ее. Но нет, никто и не
думал, доктор, всерьез пользоваться моей помощью; меня хотели просто
ославить, лишить народного признания, погубить, уничтожить, обессилить,
обескровить. И вот теперь, доктор, я скажу вам, что бы мне следовало
сделать: умереть вовремя - это было бы для меня лучше всего; а главное
проиграть красиво, как античный атлет, с непринужденностью подставить шею и
достойно испустить последний вздох.
смерть Мирабо.
справиться о вашем здоровье?
безразлично!."
льва, и устремил на Жильбера взгляд, пытаясь проникнуть в самую глубину его
сердца.
ничего, кроме того, что сказано. Я подожду до завтрашнего вечера.
придет господин Вебер, тогда вы правы, а я ошибался. Но если, напротив, он
не придет, ну, тогда... тогда, значит, вы ошиблись, доктор, а я был прав.
Демосфен, спокойствие, отдых и никаких волнений.
внимание в этой комнате, Мирабо улыбнулся.
за вас ручаюсь.
злой гений.
прячась под вуалью.
оставалась полуоткрытой, чтобы облегчить ей путь к отступлению, похожему на
бегство.
сделал было два шага вперед, словно решив преследовать этот призрак, но
остановился и прошептал:
доктор, такой ученый человек, не попытался изгнать этого демона, которого
Тайч искренне считал посланцем преисподней.
кликнул Тайча и велел отворить окна, чтобы подышать утренним воздухом.
снедаем лихорадочным нетерпением.
часов, Мирабо отказался этому верить и потребовал, чтобы принесли часы.
а он пускай заменит вас при мне.
вашему сиятельству?
определить тебя на сегодня в привратники именно потому, что ни на кого,
кроме тебя, не могу положиться. Всем, кто будет справляться о моем здоровье,
отвечай, что мне лучше, но я еще не принимаю; и только если приедут от... -
Мирабо промолчал, потом решился: - Только если приедут из дворца, если
приедут из Тюильри, ты впустишь посланца, слышишь? Под любым предлогом не
отпускай его, покуда я с ним не поговорю. Видишь, мой милый Тайч, удаляя
тебя, я возвышаю тебя до ранга наперсника.
Лукьяненко Сергей
Шидловский Дмитрий
Шилова Юлия
Перумов Ник
Березин Федор
Шилова Юлия