покинуть дворец, он постарался как можно тщательнее забинтовать руку,
которую он поранил, сокрушая дверь в Башне Оси. Колющая рана, которую он
получил в тот момент, когда Хуззах была похищена, и разрез, в котором был
повинен клинок мистифа, не причиняли ему особых беспокойств. Его тело,
обладавшее свойственной всем Маэстро стойкостью, уже прожило три
человеческих жизни без каких бы то ни было признаков старения и теперь
быстро оправлялось от понесенного ущерба.
ядом весь его организм и отнимало у него силы и разум. К тому времени, когда
они выходили из города, Пай едва мог передвигать ноги, и Миляге приходилось
чуть ли не тащить его на себе. Ему оставалось надеяться только на то, что
вскоре они найдут какое-нибудь средство передвижения, а иначе это
путешествие закончится, так и не успев начаться. На собратьев-беженцев
рассчитывать было трудно. Большинство из них шли пешком, а те, у кого был
транспорт - тележки, машины, низкорослые мулы, - и так уже были перегружены
пассажирами. Несколько набитых до отказа экипажей испустили дух, не успев
толком отъехать от городских ворот, и теперь заплатившие за место пассажиры
спорили с владельцами у дороги. Но основная масса беженцев шла по дороге в
оцепенелом молчании, почти все время глядя себе под ноги, отрывая глаза от
дороги только тогда, когда приближались к развилке.
маршрутов лучше избрать. Дорога прямо вела в направлении далекого горного
хребта, не менее впечатляющего, чем Джокалайлау. Дорога налево вела в места,
где было больше растительности. Неудивительно, что именно ее чаще всего
избирали путники. Наименее популярная среди беженцев и наиболее
многообещающая для целей Миляги дорога уходила направо. Она была пыльной и
неровной. На местности, по которой она пролегала, было меньше всего
растительности, а значит, тем больше была вероятность того, что впоследствии
она перейдет в пустыню. Но после нескольких месяцев, проведенных в
Доминионах, он знал, что характер местности может резко измениться на
участке в каких-нибудь несколько миль. Так что вполне возможно, что эта
дорога приведет их к сочным пастбищам, а дорога у них за спиной - в пустыню.
Стоя посреди толпы беженцев и рассуждая сам с собой, он услышал чей-то
пронзительный голос и сквозь завесу пыли разглядел маленького человечка -
молодого, в очках, с голой грудью и лысого, который пробирался к нему сквозь
толпу, подняв руки над головой.
подобрать ему соответствующее имя. Но человечек, возможно, привыкший к тому,
что никто его толком не запоминает, быстро сообщил необходимую информацию.
яростно моргать. - Ошибся. Я вообще не ладах с сексом. Он сильно болен?
мне, что она уже ушла вперед. Ведь я сказал ей, что буду ждать ее здесь,
если мы потеряем друг друга.
уставился на Милягу с глупой улыбкой, словно привык быть объектом шуток и
хотел верить в то, что это лишь очередной розыгрыш.
нотки.
готов ее рассказать.
Первого Доминиона. Это правда?
знаешь Эстабрука? - исцелился в тех местах. А я хочу вылечить Пая.
больше ждать здесь. Дух Нике уже давно отправился в путь.
Карамессе. Она запаркована вон там. - Он указал пальцем сквозь толпу
мистифом?
они стали пробираться сквозь толпу. Дадо постоянно кричал, чтобы им
освободили дорогу, но призывы его по большей части игнорировались, до тех
пор пока он не стал выкрикивать Руукасш! Руукасш! - что немедленно возымело
желаемый эффект.
Никогда еще, со времен того первого, славного путешествия по Паташокскому
шоссе, на глаза Миляге не попадался такой изящный, такой отполированный и
такой непригодный для путешествия по пустыне экипаж. Он был дымчато-серого
цвета с серебряной отделкой; шины у него были белые, а салон был обит мехом.
На капоте привязанный к одному из боковых зеркал сидел его стражник и его
полная противоположность - животное, состоящее в родстве с рагемаем - через
гиену - и соединившее в себе самые неприятные свойства обоих. Оно было
круглым и жирным, как свинья, но его спина и бока были покрыты пятнистым
мехом. Морда его обладала коротким рылом, но длинными и густыми усами. При
виде Дадо уши у него встали торчком, как у собаки, и оно разразилось таким
пронзительным лаем и визгом, что рядом с ней голос Дадо звучал басом.
возвращению хозяина. Под животом у нее болтались набухшие соски,
покачивающиеся в такт ее приветствию.
животное так ревностно охраняло автомобиль, - пять тявкающих отпрысков,
идеальные уменьшенные копии своей матери. Дадо предложил Миляге и Паю
расположиться на заднем сиденье, а Мамашу Сайшай собрался усадить вместе с
детьми. В салоне воняло животными, но прежний владелец любил комфорт, и
внутри были подушки, которые Миляга подложил мистифу под голову. Когда
Сайшай залезла в кабину, вонь увеличилась раз в десять, да и зарычала она на
Милягу в далеко не дружественной манере, но Дадо принялся награждать ее
разными ласковыми прозвищами, и вскоре, успокоившись, она свернулась на
сиденье и принялась кормить свое упитанное потомство. Когда все
разместились, машина тронулась с места и направилась в сторону гор.
на плечо Пая. На протяжении следующих нескольких часов дорога постепенно
ухудшалась, и под действием толчков Миляга то и дело выплывал из глубин сна
с приставшими к нему водорослями сновидений. Но ни Изорддеррекс, ни
воспоминания о тех приключениях, которые им с Паем пришлось пережить во
время путешествия по Имаджике, не вторгались в его сны. В очередной раз
погружаясь в дрему, его сознание обращалось к Пятому Доминиону, предпочитая
этот безопасный мир зверствам и ужасам Примиренных Доминионов.
он был в Пятом Доминионе - Блудный Сынок Клейна, любовник, мастер подделок,
- сам был подделкой, вымыслом, и он уже никогда не смог бы вернуться к этому
примитивному сибаритству. Он жил во лжи, масштабы которой даже самая
подозрительная из его любовниц (Ванесса, с уходом которой все и началось) не
могла себе представить; лжи, которая породила самообман, растянувшийся на
три человеческих жизни. Подумав о Ванессе, он вспомнил о ее пустом
лондонском доме и о том отчаянии, с которым он бродил по его комнатам,
мысленно подводя итоги своей жизни: череда любовных разрывов, несколько
поддельных картин и костюм, в который он был одет. Теперь это казалось
смешным, но в тот день ему казалось, что большего несчастья и представить
себе невозможно. Какая наивность! С тех пор отчаяние преподало ему столько
уроков, что хватило бы на целую книгу, и самый горький из них спал
беспокойным сном у него под боком.
не стал обманывать себя, закрывая глаза на возможность такого исхода.
Слишком часто доводилось ему в прошлом гнать от себя неприятные мысли, что
не раз приводило к катастрофическим последствиям. Теперь настало время
смотреть фактам в лицо. С каждым часом мистиф становился все слабее; кожа
его похолодела; дыхание было таким неглубоким, что временами его почти
нельзя было уловить. Даже если Никетомаас сказала абсолютную правду об
исцеляющих свойствах Просвета, такую болезнь невозможно вылечить за один
день. Ему придется вернуться в Пятый Доминион одному, надеясь на то, что
через некоторое время Пай достаточно окрепнет, чтобы отправиться за ним. А
чем дольше он будет откладывать свое возвращение, тем меньше возможностей у
него будет найти союзников в войне против Сартори. А то, что такая война
состоится, не вызывало у него никакого сомнения. Страсть к завоеванию и
Пехов Алексей
Посняков Андрей
Андреев Николай
Суворов Виктор
Лукьяненко Сергей
Махров Алексей