духа и так ужасно серьезен, что, если бы я мог поклясться в этом на
раскаленном железе, на пылающих углях, или расплавленном свинце, или горящем
сургуче, или еще на чем-нибудь в этом роде, я бы с радостью причинил себе
боль, чтобы успокоить свои чувства. - И мистер Тутс быстро окинул взглядом
комнату, словно в поисках какого-нибудь достаточно мучительного средства
осуществить свое ужасное намерение.
рукой, вследствие чего его нос стал еще более пятнистым, остановился перед
мистером Тутсом и, зацепив его крючком за лацкан фрака, обратился к нему со
следующей речью, в то время как мистер Тутс смотрел ему в лицо с большим
вниманием и не без удивления.
вам надлежит отнестись милосердно, а милосердие - ослепительнейший алмаз в
короне, украшающей голову британца, а вы перелистайте конституцию,
изложенную в "Правь, Британия", и когда найдете, это и будет та самая
хартия, которую так часто распевали ангелы-хранители. Держитесь крепче! Это
ваше предложение застигло меня немножко врасплох. А почему? Потому что,
понимаете ли, я держусь в этих водах особняком, со мною нет других кораблей,
и, может быть, они мне не нужны. Осторожно! Первый раз вы окликнули меня по
поводу одной молодой леди, которая вас зафрахтовала. Теперь, если мы с вами
будем водить компанию, имя этого молодого создания никогда не следует
называть, и упоминать о нем нельзя. Бог весть, сколько зла произошло из-за
того, что до сей поры его называли слишком часто, а потому я молчу. Вы меня
хорошо понимаете, братец?
ваша речь кажется мне неясной. Но, честное слово, я... Капитан Джилс, это
очень трудно - не упоминать о мисс Домби. Право же, здесь у меня такая
ужасная тяжесть, - мистер Тутс патетически коснулся обеими руками своей
манишки, - что и днем и ночью мне кажется, будто кто-то сидит на мне верхом.
братец, - может быть, они действительно трудны, - обойдите их сторонкой,
измените курс, и расстанемся весело!
чем тут дело, но после того, что вы мне сказали, когда я пришел сюда в
первый раз, мне, пожалуй, приятнее будет думать о мисс Домби в вашем
обществе, чем говорить о ней с кем-нибудь другим. Поэтому, капитан Джилс,
если вы мне доставите удовольствие быть знакомым с вами, я буду очень
счастлив и приму ваши условия. Я хочу быть честным, капитан Джилс, - сказал
мистер Тутс, отдернув протянутую было руку, - а потому считаю своим долгом
сказать, что не могу не думать о мисс Домби. Для меня немыслимо дать
обещание не думать о ней.
лучшему после такого искреннего отпета, - мысли человеческие подобны ветру,
и никто не может за них поручиться на какой бы то ни было срок. А что
касается слов, договор заключен?
могу взять на себя это обязательство.
благосклонно-снисходительным видом формально признал их знакомство. Мистер
Тутс был, по-видимому, весьма успокоен и обрадован таким приобретением и
восторженно хихикал вплоть до окончания своего визита. Капитан в свою
очередь не был огорчен ролью покровителя и остался чрезвычайно доволен своею
осторожностью и предусмотрительностью.
же вечер его ждал сюрприз, устроенный ему таким бесхитростным и простодушным
юношей, как Роб Точильщик. Сей наивный юнец, распивая чай за одним столом с
капитаном и смиренно наклоняясь над своей чашкой и блюдцем, в течение
некоторого времени наблюдал исподтишка за своим хозяином, вооруженным очками
и с великим трудом, но с большим достоинством читавшим газету, и, наконец,
нарушил молчание:
поверх очков.
отозвался Роб с трусливой улыбкой.
об этом, - сказал Роб, потирая руки и вставая. - Если бы вы были так добры,
капитан, и поскорее нашли себе кого-нибудь другого, это мне было бы на руку.
Боюсь, что к завтрашнему утру вам никого не удастся подыскать. Как вы
думаете, капитан?
сказал капитан, долго разглядывавший его физиономию.
мягкосердечный Роб, мгновенно почувствовав и оскорбление и негодование, -
который предупредил вас по всем правилам, а вы на него смотрите хмуро и
обзываете его изменником. Вы, капитан, никакого права не имеете ругать
бедного парня. Только потому, что я слуга, а вы хозяин, вы на меня
клевещете! Что я сделал дурного? Растолкуйте мне, капитан, какое я совершил
преступление?
преступление я совершил? Что я такого сделал? Украл какие-нибудь вещи?
Поджег дом? Если так, почему вы меня не обвиняете и не судите? Но порочить
репутацию мальчика, который был вам хорошим слугой, только потому, что он не
может вредить самому себе ради вашей выгоды, - какое это оскорбление и какая
награда за верную службу! Вот почему ребята сбиваются с прямого пути и
погибают! Я вам удивляюсь, капитан, удивляюсь!
к двери.
капитан, не спуская с него пристального взгляда.
койку! - воскликнул Роб, продолжая пятиться. - Получше, чем была у меня
здесь. И там мне не нужна будет ваша похвала, капитан, а это большая удача,
после того как вы закидали меня грязью, за то, что я беден и не могу вредить
самому себе ради вашей выгоды. Да, я раздобыл себе другую койку. И если бы я
не боялся оставить вас без слуги, я бы мог уйти хоть сейчас, только бы не
слышать, как вы меня ругаете, потому что я беден и не могу причинять вред
самому себе ради вашей выгоды. Почему вы меня упрекаете за то, что я беден и
не намерен действовать во вред себе ради вашей выгоды, капитан? Как вы
можете так поступать, капитан?
этого не говорил.
невинный, начиная хныкать громче и продолжая пятиться в лавку. - Уж лучше
выпустите из меня кровь, но не порочьте меня!
такой штуке, как линек?
слыхал! О такой штуке я никогда не слыхивал.
ней познакомишься, если не будешь начеку. Я твои сигналы прекрасно понимаю,
приятель. Можешь идти.
такой удачи. - Но помните, капитан: я не просил у вас разрешения уйти
немедленно. Вам не удастся еще раз опорочить меня только потому, что вы по
собственному желанию меня прогоняете. И вы не имеете права задерживать мое
жалование, капитан!
чайницу, и отсчитал Точильщику его деньги, бросая на стол монету за монетой.
Роб, хныча и всхлипывая, тяжко оскорбленный в своих чувствах, подобрал их
одну за другой с хныканьем и всхлипываньем и завязал каждую в особый узелок
в своем носовом платке; затем он поднялся на крышу дома и наполнил шляпу и
карманы голубями; потом спустился вниз, к своей постели под прилавком, и
связал в узел свои вещи, хныча и всхлипывая все громче, как будто сердце у
него надрывалось от воспоминаний, после чего он пропищал: "Прощайте,
капитан; я ухожу от вас, не помня зла!" - и, наконец, переступив через
порог, дернул за нос Маленького Мичмана, на прощанье нанеся ему оскорбление,
и с торжествующей усмешкой зашагал по улице.
не произошло ничего из ряда вон выходящего или неожиданного, и продолжал
читать с величайшим прилежанием. Но ни единого слова не усвоил капитан
Катль, хотя прочитал их великое множество, ибо все это время Роб Точильщик
карабкался вверх по одному газетному столбцу и спускался вниз по другому.
покинутым, как теперь: ведь теперь старый Соль Джилс, Уолтер и Отрада Сердца
были для него поистине потеряны, а мистер Каркер обманул его и жестоко
осмеял. Все они были слиты в образе вероломного Роба, с которым он не раз
делился дорогими ему воспоминаниями; он доверял вероломному Робу, и доверял
ему с радостью; он сделал его своим товарищем, как единственного уцелевшего
из экипажа старого судна; он принял командование Маленьким Мичманом, а
помощником у него был Роб; он намеревался исполнить свой долг по отношению к
нему и был расположен к мальчику, словно они оба потерпели кораблекрушение и
были выброшены вдвоем на необитаемый остров. А теперь, когда по вине