ожидает! Почему же Дэн не торопится? Стоя у окна, она смутно
почувствовала, что уже стояла раз в таком же вот волнении и ожидании у
этого самого окна в гостиной. И без всякого усилия памяти сразу
припомнила, что это было в день, когда мама получила телеграмму, так ее
расстроившую.
оранжевую бумажку и как ловко она потом маневрировала, чтобы убедиться,
что бабушка ничего не заметила. Теперь она не боялась бабушки, уже
полуслепой, почти совершенно глухой и выходившей из своей комнаты, только
когда, ее авали обедать или ужинать.
то на другую, прихрамывая, как будто у него были мозоли на всех пальцах, и
неся свою тяжелую сумку на согнутой спине, как носильщик. Как он ползет!
Но странное дело - сейчас Несси уже не так страстно хотелось, чтобы он
поторопился, наоборот, она хотела бы, чтобы он оставил ее письмо
напоследок. Сегодня, кажется, все решительно на их улице получали письма,
и все, как ей и хотелось, раньше, чем она. Интересно, получил ли уже
извещение Джон Грирсон! Вот будет ему удовольствие! Она бы дорого дала,
чтобы увидеть его вытянутую физиономию, когда он вскроет конверт! А ей
что-то сейчас уже совсем не хочется получить письмо! Она и так знает очень
хорошо, что стипендия досталась ей. И не стоит возиться, вскрывая конверт,
чтобы в этом убедиться. Некоторые конверты так трудно вскрывать!
открытым ртом воздух, следила она, как Дэн проходил мимо калитки с
беспечным видом, словно зная, что для Броуди писем быть не может. Но затем
он вдруг остановился, повернул назад, и сердце Несси сильно подскочило,
подкатилось к самому горлу. Целая вечность прошла, раньше чем раздался
звонок у дверей. Но в конце концов он прозвенел, и Несси волей-неволей
пришлось оторваться от окна и пойти в переднюю - не так стремительно, как
она когда-то, подпрыгивая, бежала за телеграммой, а медленно, со странным
ощущением отрешенности от всего, - она как будто все еще стояла у окна и
видела, как ее собственное тело медленно выходит из комнаты.
печатью на обороте было уже у Дэна в руках, и глаза Несси приковались к
нему. Она стояла в дверях, не видя улыбки, сморщившей рыжеватую, в синих
венах, щеку Дэна и обнажившей его желтые от табака зубы, почти не видя и
самого старика-почтальона, только смутно слыша слова, которых она ожидала:
"По письму сразу видно, что оно важное".
конверт толстую шершавую бумагу, глаза уже видели ее собственное имя,
написанное тонким почерком в самой середине белого листка. Она не помнила,
сколько времени созерцала это имя, но когда она подняла глаза, Дэна уже не
было, а она и не поблагодарила его, ни слова ему не сказала! Взглянув на
пустынную улицу, она почувствовала глухое раскаяние в своей невежливости,
сказала себе, что загладит ее каким-нибудь образом в другой раз -
извинится перед Дэном или подарит ему табаку на Рождество. А сейчас надо
вскрыть конверт, который он ей вручил. Закрыв дверь, она повернулась и,
решив, что ей незачем возвращаться в постылую гостиную, бесшумно прошла
через переднюю в пустую кухню. Здесь она немедленно освободилась от
письма, положив его на стол. Потом воротилась к двери, убедилась, что она
плотно затворена, подошла и к двери в посудную, осмотрела ее таким же
порядком и, наконец, видимо, убедившись окончательно в том, что она одна,
подошла опять к столу и села.
предвидела, и теперь она - в одиночестве, скрыта от посторонних глаз,
делать ей больше нечего, ждать нечего, остается только открыть письмо.
тогда, когда брала его от Дэна, а с все растущим нервным возбуждением.
Губы вдруг онемели, во рту пересохло, и она дрожала всем телом. Она видела
не этот длинный белый конверт, а себя самое, вечно согнутую над книгой, в
школе, дома, в экзаменационном зале университета, и всегда над ней
склонялась массивная фигура отца, отбрасывавшая на нее и вокруг нее вечную
тень. Письмо, казалось, как зеркало, отражало ее лицо, и это говорило ей,
что все, ради чего она трудилась, ради чего ее заставляли трудиться, вся
цель ее жизни лежит здесь, на столе, вся она - в нескольких Словах на
листке бумаги, который скрыт в этом конверте.
внутри листке, иначе пропало даром все, что она делала, пропала вся жизнь.
Она знала, что внутри - ее имя, единственное имя, которое всегда
упоминалось в школе с одной только похвалой, имя победительницы,
получившей стипендию Лэтта. И все же ей было страшно заглянуть в конверт.
как всегда справедливо подчеркивал отец, было именем почтенным,
благородным, которым она имела право гордиться? Она - Несси Броуди,
обладательница стипендии! Все это предусмотрено много месяцев тому назад,
все решено между нею и отцом. Господи, ведь она умница, самая способная
девочка в Ливенфорде, первая девочка, получившая стипендию Лэтта, гордость
семьи Броуди! Как во сне, рука ее протянулась к письму.
худые, эти пальцы. Она не хотела, чтобы они открыли конверт, а они это
сделали. Даже и в эту минуту они дрожат, сжимая листок.
конечно, ничего в этом нет неприятного - увидеть на минутку свое
собственное имя. Время настало! Сердце ее внезапно забилось в нестерпимом
безумном волнении. Она развернула листок и взглянула. Имя, которое
встретил ее меркнущий взор, не было ее именем. То было имя Грирсона. Джон
Грирсон получил стипендию Лэтта!
наполнились ужасом, и ужас этот рос, расширял ее зрачки до тех пор, пока
слова не слились, исчезли совсем. Она сидела неподвижно, оцепенев, едва
дыша, все еще сжимая в руке извещение, и в уши ей вливался поток слов,
произносимых рычащим голосом отца. Она была одна в комнате, он - за милю
отсюда, в конторе, но силой расстроенного воображения она отчетливо видела
его перед собой, слышала его голос:
Пускай бы хоть это был кто-нибудь другой, но Грирсон, сын этой мерзкой
свиньи! И после того, как я всем твердил, что ты ее получишь! Это черт
знает что такое, слышишь? Черт знает что такое! Ты безголовая идиотка, это
после того, как я столько возился с тобой, заставлял работать. Боже! Я
этого не перенесу. Я сверну твою тонкую шею!"
присутствующего здесь отца. В глазах ее по-прежнему застыл ужас, как будто
отец наступал на нее, протянув свои громадные руки. Она не двинулась с
места, даже губы не шевельнулись, но услышала свой жалобный крик:
меня, папа!
одолеть Грирсона! А еще клялась, что "Лэтта" у нее в кармане! Я опять
опозорен; на этот раз благодаря тебе! Я с тобой рассчитаюсь за это!
Говорил я, что тебе плохо придется, если провалишься!"
этого не будет, обещаю тебе! Ты ведь знаешь, что я всегда впереди всего
класса. Я всегда была твоей дочкой Несен. Ты не обидишь такую маленькую,
как я. Я в другой раз выдержу экзамен лучше.
то, что ты сделала мне!" Он бросился на нее, и, зная, что он сейчас убьет
ее, она вскрикнула, закрыв глаза, в безумном, невероятном испуге. Но вдруг
тот обруч, что сжимал ей мозг последние утомительные месяцы зубрежки,
лопнул, и она ощутила чудесный покой и тишину.
она была свободна. Она открыла глаза, увидела, что отца здесь больше нет,
и улыбнулась беспечной, насмешливой улыбкой, игравшей в ее подвижных
чертах, подобно солнечным зайчикам, и незаметно перешедшей в веселый смех.
Смех был негромкий, но судорожный, слезы потекли по ее щекам, и все ее
худенькое тело тряслось. Так она смеялась долго, потом веселость исчезла
так же быстро, как пришла, слезы сразу высохли, и лицо ее приняло хитрое
выражение. Несси не раздумывала больше, как давеча в гостиной: теперь
какая-то сила внутри ясно указывала ей путь, думать было не нужно. Сжав
губы в прямую линию, она осторожно, как какую-нибудь драгоценность,
положила на стол письмо, которое все время держала в руках, и, встав с
кресла, водила взглядом по комнате, вертя головой, как заводная кукла.
Когда она перестала ею вертеть, по лицу пробежала улыбка, и, шепнув самой
себе тихонько, Ободряюще: "Что делаешь, делай как следует, милая Несси",
она повернулась и на цыпочках вышла из кухни. Все с той же преувеличенной
и безмолвной осторожностью она поднялась по лестнице, постояла,
прислушиваясь, на площадке, затем, успокоенная, мелкими шажками пошла к
себе в комнату. Здесь она без колебаний подошла к умывальнику, налила в
таз холодной воды из кувшина и старательно умыла лицо и руки. Умывшись,
вытерлась, натерев до блеска полотенцем свое бледное личико, затем, сняв
старенькое серое платье из грубой шерсти, вынула из шкафа кашемировое,
свой лучший наряд. Но и он ее, видимо, не вполне удовлетворил, так как она
покачала головой и пробормотала:
что-нибудь получше.
и лицо ее просветлело, когда она подняла руки к волосам. Расплела косы и
несколькими быстрыми движениями щетки расчесала их, время от времени шепча
одобрительно: "Мои чудные волосы, мои красивые, красивые волосы". Наконец,
довольная тем, что расчесала до блеска массу тонких золотых волос,
Лондон Джек
Акунин Борис
Володихин Дмитрий
Бажанов Олег
Куликов Роман
Муркок Майкл