гофрированными затылками, с американскими усиками, и о чем-то
перешептывались между собой. Председатель, в черной косоворотке, лобастый
и кареглазый, положил растопыренную пятерню на какую-то бумажку и перебил
Халабуду:
забубнил угрожающе.
одеяла или деньги. Сидор Карпович не пустил Задорова к себе, а его
управляющий разьяснил:
порядок? Ну вот, пожайлуста, у меня лежит постановление арбитражной
комиссии. Видите, лежит?
обжаловать. В крайнем случае мы внесем в смету будущего года. Вы думаете,
как: поехали на базар и купили четыреста одеял? Это вам серьезное
учреждение...
кипели и бурлили целый вечер и решили обратиться с письмом к Григорию
Ивановичу Петровскому. Но на другой день нашелся выход, такой простой и
естественный, такой даже веселый, что вся колония от нелжиданности
хохотала и прыгала и мечтала о той счастливой минуте, когда в колонию
приедет Халабуда и колонисты будут с ним разговаривать. Выход состоял в
том, что судебный исполнитель наложил арест на текущий счет помдета.
Прошло еще два дня: меня вызвали в тот самый высокий кабинет, и тот же
бритый товарищ, который в свое время интересовался, почему мне не нравятся
сорокарублевые воспитатели, сидел в широком кресле и наливался веселой
кровью, наблюдая за шагающим по кабинету Халабудой, тоже налитым кровью,
но уже другого сорта.
удерживая смех:
годится, надо снять арест, а то... вот он ходит тут, а его в собственный
карман не пускают. Он пришел на тебя жаловаться. Говорит: не хочу рабоать,
меня обижает заведующий горьковской.
аресты какие-то!
жил руки в карманы и смотрел на площадь.
Карпович, не имею права! Я ему скажу: сними арест, а он скажет: не
хочу! У тебя, я вижу, в кармане чековая книжка. Выыпиши чек, на сколько
там: на десять тысяч? Ну вот...
улыбнулся:
улыбаясь, достал книжку и написал чек.
который давно сделался важнейшей вехой в нашем годовом календаре. Но
сейчас в нем преобладала идея сдачи колонии после военной операции. Эта
идея захватила самого последнего колониста, и поэтому подготовка к
празднику проходила "без сигналов", в глубоком захвате страсти и крепкого
решения: все должно быть прекрасно. Недоделанных мест почти что и не было:
на кроватях теперь лежали красные новые одеяла, пруд блестел чистым
зеркалом, на склоне горы протянулись семь новых террас для будущего сада.
Было сделано все. Силантий резал кабанов, сводный отряд Буцая развешивал
гирлянды и лоузнги. Над воротами на белом фоне свода Костя Ветковский
старательно расположил:
а на внутренней стороне ворот коротко:
развез по городу приглашения.
красных флагов, дорога к этому метсу украшена также флагами и гирляндами.
У вьездных ворот маленький столик гостевой комиссии. Над обрывом у пруда
поставлены столы на шестьсот мест, и праздничный заботливый ветерок
шевелит углы белых скатертей, лепестки букетов и халаты столовой комиссии.
красные трусики и рубашки, в белых кавказких шляпах Синенький и Зайченко.
За плечами у них развеваются белые полуплащи с красной звездой,
отороченные настоящим кроличьим мехом. Ваня Зайченко в неделю изучил все
наши девятнадцать сигналов, и командир бригады сигналистов Горьковский
признал его заслуживающим чести быть дежурным трубачом на празднике. Трубы
повешены у них через плечо на атласной ленте.
Это представители харьковских комсомольских организаций. Всадники
подняли трубы, развесив по плечам атласные ленты, крепче уперлись в
стремена и три раза протрубили привет.
голубых повязках, каждому прикалывает на груди три колоска ржи,
перевязанные красной ленточкой, и передает особый билетик, на котором
написано, к примеру:
привета наших великолепных всадников.
харьковских заводов, сотрудники окрисполкома и наробраза, сельсоветов
соседних сел, корреспонденты газет, на машинах подьезжают к воротам
Джуринская, Юрьев, Клямер, Брегель, и товарищ Зоя, члены партийных
организаций, приезжает и бритый товарищ. Приезжает на своем форде и
Халабуда. Халабуду встречает специально для этого собравшийся совет
командиров, вытаскивает из машины и сразу же бросает в воздух. С другой
стороны машины стоит и хохочет бритый. Когда Халабуду поставили на землю,
бритый спрашивает:
только теперь уже все.
утащили хлопцы.
Колонисты, украшенные бутоньерками, широкими нарядными рядами ходят по
дорожкам с приезжими, улыбаются им алыми губами, освещают их лица то
смущенным, то открытым сиянием глаз, на что-то указывают, куда-то
увлекают#46.
седел, пошептались с дежурным командиром Наташей Петренко, и Синенький,
разгоняя смеющихся гостей и колонистов, галопом ускакал на хозяйственный
двор. Через минуту оттуда раздались поднебесные звуки общего сбора,
который всегда играется на октаву выше всякого другого сигнала. Ваня
Зайченко подхватил. Колонисты, бросив гостей, сбегались к главной
площадке, и, не успел улететь к Рыжову последний трубный речитатив, они
уже вытянулись в одну линию, и на левый фланг, высоко подбрасывая пятки и
умиляя гостей, пронесся с зеленым флажком Митя Нисинов. Я начинаю каждым
нервом ощущать свое торжество. Этот радостный мальчишеский строй,
сине-белой лентой вдруг выросший рядом с линией цветников, уже ударил по
глазам, по вкусам и по привычкам собравшихся людей, уже потребовал к себе
уважения. Лица гостей, до этого момента
доброжелательно-покровительственные, какие бывают обыкновенно
у взрослых, великодушно относящихся к ребятам, вытянулись вдруг и
заострились вниманием. Юрьев, стоящий сзади меня, сказал громко:
меня. Я уверен, что везде все готово, и не задерживаю следущей команды:
Лондон Джек
Флинт Эрик
Акунин Борис
Шилова Юлия
Андреев Николай
Херберт Фрэнк