Невы. Думая о спуске новых кораблей, он весело погля-
дывал в окно на плывущие, как лебеди, по голу-
бому простору, в утреннем солнце, белые льдины.
Зашла речь о делах духовных.
- А скоро ли, отче, патриарх наш поспеет?
спросил Петр Феофана.
- Скоро, государь: уж рясу дошиваю,- ответил тот.
- А у меня шапка готова! - усмехнулся царь.
Патриарх был Св. Синод; ряса - Духовный Регламент,
который сочинял Прокопович; шапка - указ об учреждении
Синода.
Когда Феофан заговорил о пользе новой коллегии,-
в каждой черточке лица его заиграло, забегало, как живчик,
что-то слишком веселое: казалось иногда, что он сам смеет-
ся над тем, что говорит.
- Коллегиум свободнейший дух в себе имеет, нежели
правитель единоличный. Велико и сие, что от соборного
правления - не опасаться отечеству бунтов. Ибо простой
народ не ведает, как разнствует власть духовная от са-
модержавной, но великого высочайшего пастыря честью
и славою удивляемый, помышляет, что таковой прави-
тель есть второй государь, самодержцу равный, или
больше его. И когда услышится некая между оными
распря, все духовному паче, нежели мирскому последуют,
и за него поборствовать дерзают, и льстят себя, окаян-
ные, что по самом Боге поборствуют, и руки свои не
оскверняют, но паче освящают, аще бы и на кровопро-
литие устремилися. Изречь трудно, коликое отсюда бедствие
бывает. Вникнуть только в историю Константинопольскую,
ниже Иустиниановых времен - и много того покажется.
Да и папа не иным способом превозмог и нс токмо госу-
дарство римское пополам рассек и себе великую часть по-
хитил, но и прочие государства едва не до крайнего
разорения потряс. Да не вспомянутся подобные и у нас
бывшие замахи! Таковому злу в соборном духовном пра-
вительстве нет места. Народ пребудет в кротости и весьма
отложит надежду иметь помощь к бунтам своим от чина
духовного. Наконец, в таком правительстве соборном
будет аки некая школа правления духовного, где всяк
удобно может научиться духовной политике. И так, в Рос-
сии, помощью Божией, скоро и от духовного чина гру-
бость отпадет, и надеяться должно впредь всего лучшего...
Глядя прямо в глаза царю с усмешкою подобо-
страстною, но, вместе с тем, такою хитрою, что она каза-
лась почти дерзкою, заключил архиерей торжественно:
- Ты ecu Петр, К-амень, и на сем камени созижду
церковь Мою.
Наступило молчание. Только члены всепьянейшего со-
бора галдели, да праведный князь Яков Долгорукий
бормотал себе под нос, так что никто не слышал:
- Воздадите Божия Богови и кесарева кесаревы.
- А ты, отче, что скажешь? - обернулся царь к Сте-
фану.
Пока говорил Прокопович, Стефан сидел, опустив го-
лову, смежив глаза, как будто дремал, и старчески бескров-
ное лицо его казалось мертвым. Но Петру чудилось в этом
лице то, чего боялся и что ненавидел он больше всего -
смиренный бунт. Услышав голос царя, старик вздрогнул,
как будто очнулся, и произнес тихо:
- Куда уж мне говорить о толиком деле, ваше ве-
личество! Стар я да глуп. Пусть говорят молодые, а мы
послушаем...
И опустил голову еще ниже,-еще тише прибавил:
- Против речного стремления нельзя плавать.
- Все-то ты, старик, хнычешь, все куксишься! - по-
жал царь плечами с досадою.- И чего тебе надо? Гово-
рил бы прямо!
Стефан посмотрел на царя, вдруг съежился весь, и с та-
ким видом, в котором было уже одно смирение, без всякого
бунта, заговорил быстро-быстро и жадно, и жалобно,
словно спеша и боясь, что царь не дослушает:
- Государь премилостивейший! Отпусти ты меня на по-
кой, на безмолвие. Служба моя и трудишки единому
Богу суть ведомы, а отчасти и вашему величеству, на кото-
рых силу, здравие, а близко того, и житие погубил. Зре-
ние потемнело, ноги ослабли, в руках персты хирагма
скривила, камень замучил. Одначе, во всех сих бедствиях
моих, единою токмо милостию царскою и благопризре-
нием отеческим утешался, и все горести сахаром тем усла-
дился. Ныне же вижу лицо твое от меня отвращенно
и милость не по-прежнему. Господи, откуда измена сия?..
Петр давно уже не слушал: он занят был пляской
князь-игуменьи Ржевской, которая пустилась вприсядку,
под песню пьяных шутов:
Заиграй, моя дубинка,
Заваляй, моя волынка.
- Отпусти меня в Донской монастырь, либо где будет
воля и произволение вашего величества,- продолжал
"хныкать" Стефан.- А ежели имеешь об удалении моем ка-
кое сумнительство, кровь Христа да будет мне в поги-
бель, аще помышляю что лукавое. Петербург ли, Москва
ли, Рязань - везде на мне власть самодержавия вашего,
от нее же укрыться не можно, и нет для чего укры-
ваться. Камо ' бо пойду от дцха Твоего и от лица Твоего
камо бегу...
Куда (церковнослав.).
А песня заливалась.
Заиграй, моя волынка.
Свекор с печи свалился,
За колоду завалился.
Кабы знала, возвестила,
Я повыше 6 подмостила,
Я повыше 6 подмостила,
Свекру голову сломила.
И царь притоптывал, присвистывал:
Ой, жги! Ой, жги!
Царевич взглянул на Стефана. Глаза их встретились.
Старик умолк, как будто вдруг опомнился и застыдился.
Он потупил взор, опустил голову, и две слезинки
скатились вдоль дряхлых морщин. Опять лицо его стало,
как мертвое.
А Феофан, румянорожий Силен, усмехался. Царевич
сравнивал невольно эти два лица. В одном прошлое,
в другом - будущее церкви.
В низеньких и тесных палатах было душно. Петр велел
открыть окна.
На Неве, как это часто бывает во время ледохода,
поднялся холодный ветер с Ладожского озера. Весна
превратилась вдруг в осень. Тучки, которые казались ночью
легкими, как крылья ангелов, стали тяжелыми, серыми
и грубыми, как булыжники; солнце - жидким и белесова-
тым, словно чахоточным.
Из питейных домов и кружал, которых было множе-
ство по соседству с площадью, в Гостином дворе и далее
за Кронверком, на Съестном и Толкучем рынке, доносился
гул голосов, подобных звериному реву. Где-то шла драка,
Володихин Дмитрий
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Андреев Николай
Орлов Алекс
Березин Федор