он переправил в Швецию на имя финансового агента Виста, который тут же
перевел акции в наличные деньги, незаметно уплывшие в Германию.
безопасности я ставлю условия - чтобы премьером стал Штюрмер, а в министры
юстиции посадили нашего человека.
МанасевичМануйлов проводил в премьеры Штюрмера, то почему бы, спрашивается,
жрецу "макавы" не позаботиться о своем собственном министре юстиции?..
посиживает, пока мы тут хозяйничаем.
ему, беспортошному, сказки сказываешь, а он, будто украл что, под ногами у
меня половицы пересчитывает...
что мы ему прикажем. А без хорошей юстиции, подумай сам, мы все ноги
протянем...
плохо. А нет ее - и без юстицки в тюрьме навоешься!
****
Манифест болгарского царя Фердинанда начинался чудовищными словами:
делавший за царя в Ставке всю работу верховного) боялся показать этот
позорный манифест Николаю II.
его в воображении немцев вроде сказочномогучего витязя, ведущего династию
Романовых на край пропасти.
отлично исполненные художественные открытки с видами картин Верещагина, в
которых был отображен весь морозный ужас зимы 1812 года, - запугать хотели,
что ли?
подлоги и опять дамочки, взяточки, рюмочки... Таково общее впечатление.
для меня все равно - что водки выпить, что придавить Гришку Распутина!
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
ХВОСТОВЩИНА С ХВОСТАМИ
(ОСЕНЬ 1915-ГО - ОСЕНЬ 1916-ГО)
ПРЕЛЮДИЯ К СЕДЬМОЙ ЧАСТИ
Ставкой и фронтами; ответственность была велика, ибо достаточно одной бомбы
с немецкого "альбатроса", чтобы в династии Романовых все перевернулось вверх
тормашками! Секретность маршрутов очевидна, и Хвостов никак не мог разуметь,
почему в Берлине всегда знают, в какое время на какую станцию прибудет
литерный с самим царем и наследником престола.
всех сослуживцев, доверяя их одной императрице... Алиса успокаивала мужа,
что Хвостов "привез мне твои секретные маршруты, и я никому ни слова об этом
не скажу, только нашему Другу, чтобы Он тебя всюду охранял". В ноябре, когда
царский поезд отошел от станции Сарны, разведка задержала его движение -
навстречу летели немецкие самолеты, неся бомбы... Распутин всегда имел копию
маршрута, дабы обращать свои молитвы за царя и наследника соответственно их
географическому положению. Будучи трезв, Гришка помалкивал. Но стоило
"заложить за галстук", как он начинал трезвонить направо и налево все, что
знал, дабы показать свою осведомленность в делах государства. Каждую субботу
Распутина призывал на уху Игнатий Манус, усиленно потчуя его мадерой первого
сорта. В союзных посольствах были убеждены, что именно из квартиры Мануса
сведения о делах Ставки струятся в лоно германского генштаба. Николай II в
письмах к жене подробнейшим образом описывал обстановку на фронте и планы
будущих операций (После революции, при разборе бумаг императрицы, была
найдена карта с детальным обозначением войск всего фронта, которая
готовилась в Ставке лишь в двух экземплярах - для Николая II и генерала
М.В.Алексеева. Интересно, кто мог ею пользоваться?), не забывая при этом
напомнить: "Прошу, любовь моя, не сообщай этих деталей никому, я написал их
только тебе"... Только тебе - это значит, что будет знать и Распутин! Сама
императрица в военных делах не разбиралась, но зато чутко воспринимала
распутинские директивы, рождавшиеся в его голове после тяжкого похмелья. В
ноябре она диктовала мужу: "Теперь, чтобы не забыть, я должна передать тебе
поручение от нашего Друга, вызванное Его ночным сновидением. Он просит тебя
приказать начать наступление возле Риги..." В результате была страшная
ночная атака у озера Бабитэ, шрапнель косила стрелков; обратно ползли по
окопам, словно крабы, боясь поднять головы... Вот так! А вывод тошнотворный:
в одном случае наступление не состоялось, ибо Распутин, пожалев своего
сыночка, сорвал призыв ратников; в другом случае наступление состоялось
только по-тому, что Гришка видел приятный сон...
начальник СевероЗападного фронта, прикрывающего столицу от немцев под Ригой
и Двинском. Они предупредили Николая II об угрожающем положении в
Петрограде.
таковые возникнут, - заметил Горемыкин.
сейчас не пятый год, и солдаты не станут стрелять в народ, как бы энергично
я ни приказывал.
известен в Берлине, он обсуждался в нашем посольстве в Стокгольме, а
Рузского скоро сместили!
****
относившихся к родителям. Сестры отлично владели английским, хуже
французским, а по-русски говорили неграмотно, употребляя такие выражения,
как "ашо", "нетуги", "гляньте", "аль не знаешь". Царица выдавала им "на
булавки" по пятнадцати рублей в месяц, они ходили в ситцевых платьях, спали
на железных кроватях под серыми суконными одеялами, будто солдаты. Надо
отдать справедливость, что воспитаны они были без зазнайства: если старик
лакей ронял что-либо на пол, все четыре великие княжны сразу же бросались
поднимать... Заводилой и главным критиком своих венценосных родителей была
Ольга, самостоятельная, начитанная в русской истории, тайком от семьи
писавшая стихи. Все четыре царские дочери были подевичьи несчастны.
Царского Села страшные вещи, и потому богатейшие невесты мира совсем не
имели женихов. Правда, незадолго до войны Ольгу возили напоказ в Румынию,
были все шансы для того, чтобы она стала румынской королевой, но Ольга,
вернувшись домой, долго бродила по царскосельским паркам, а потом заявила,
что жениху отказывает, ибо не может представить себе жизни без России. Ее
женихом стал великий князь Дмитрий Павлович, которого Николай II выделял
среди своей родни, еще не зная, что он станет убийцей Распутина. Ольга
безумно влюбилась в Дмитрия, но роман закончился катастрофой...
характером, возненавидела Распутина - лютейше и страстно. По вечерам в
гостиной Александрии стрекотал киноаппарат, царская семья очень любила
просматривать хроникальные фильмы о себе, снятые практичным Хвостовым.
родителей, а когда экран заполнял Распутин, рассказывающий сказки наследнику
Алексею, Ольга открыто фыркала, возмущаясь:
всех сестер, Ольга устроила матери крупный семейный скандал.
боимся. Только один Распутин шляется к нам, когда ему вздумается! Иногда,
мама, стоит послушать, что говорят в госпитале солдаты... Мне все противно,
и я лучше уеду на фронт санитаркой, только б не видеть твоего любимца? Боже,
где у тебя глаза? Неужели ты сама не видишь, что над нами все смеются...
человек даже не может придумать такой подлости. Скоро до Белецкого дошли его
слова, записанные филерами: "Мне царицка надоела - я теперь с дочкой ее, с
Ольгой... ничего девка!" Белецкий велел усилить наблюдение, доложил Хвостову
- Надо брать, - отвечал министр.