что надо. Но сначала преклони колена вот тут, рядом со мной, и вместе
помолимся.
и не стал повторять за дядей "Отче наш". Конча будет его ждать, она обещала,
что они после обеда останутся вдвоем. Он стиснул кулаки, прижал их к губам,
его ослепила и оглушила неистовая, жгучая похоть - обрушилась, как внезапный
удар неведомо откуда, удар такой силы, словно это и не наслаждение, а
смертельный недуг или иное какое-то бедствие, раньше он и не подозревал, что
так бывает, и никто его не предостерег.
что надо для утреннего омовения; он не оборачивался к старику, весь горел от
ярости и страха, от того, что мятежное тело едва его не опозорило: уж
конечно, благочестивый старый лицемер прикинулся бы возмущенным, а сам отдал
бы все на свете, чтоб еще хоть раз, хоть на миг ощутить такое... Иоганн
делал свое дело и постепенно успокоился, даже немного устыдился столь грубых
мыслей о своей злосчастной обузе и, наконец, когда старику принесли завтрак,
даже довольно правдоподобно притворился, будто вовсе не спешит уйти. Но,
едва шагнув за порог, он пустился чуть не вскачь, как жеребец, и засвистал
песенку "Das gibt's nur einmal, das kommt's nicht wieder..." {Это раз в
жизни дается, это назад не вернется. (нем.)}.
шезлонге, под шалью, укутанная, точно после тяжелой болезни, и прихлебывала
горячий бульон. Теперь она ни с кем не разговаривала и до конца плаванья
сидела или ходила в одиночестве; еду ей носили в каюту, лицо у нее все время
оставалось печальным и растерянным, будто она стала плохо видеть или только
что получила какое-то недоброе известие. Миссис Тредуэл с ней не
заговаривала, и они вполне естественно стали держаться как чужие, каждая
замкнулась, точно шелковичный червь в своем коконе, - обеих это вполне
устраивало. Однако Бог весть почему, по какой-то злой прихоти, миссис
Тредуэл после завтрака принесла апельсин и протянула Лиззи со словами:
лучше.
сдирала с кого-то кожу.
выходу. Прежде всего, как и в прошлый раз, выпустили на верхнюю палубу и
спровадили по трапу на пристань оставшихся пассажиров третьего класса. Рука
об руку сошли на берег и скрылись навсегда молодожены, ни словом ни с кем не
простясь. Ушла кубинская чета с крохой дочкой и сынишкой; на ходу муж
поклонился кое-кому из молодых помощников капитана, и жена им кивнула на
прощанье. Дэвид и Дженни отправились вдвоем получать французские визы -
наконец-то они на этом порешили. Они спускались по трапу следом за испанской
труппой; танцоры ни разу не взглянули на своих недавних сообщников -
студентов с Кубы, даже бровью не повели в их сторону; они стремительно
уходили, унося узлы и свертки, которые пополнились добычей, награбленной на
Тенерифе, трещали языками и вообще выглядели и вели себя в точности так же,
как при посадке на корабль в Веракрусе. День выдался на диво теплый,
погожий, и вся компания сразу же расположилась в тенистом скверике
неподалеку от пристани; тут они расселись на пяти или шести скамейках и,
казалось, впервые за все время почувствовали себя легко и беззаботно.
консулу; этот весьма серьезный бородатый молодой человек был преисполнен
важности и только руками развел: он крайне сожалеет, но у него нет права
предоставлять визы транзитным пассажирам. Он проводил их до дверей, самым
суровым, непреклонным тоном повторяя изъявления сочувствия. Дэвид взял
Дженни за локоть, и они ушли ни с чем; пока спускались с крыльца, Дженни
старалась не выдать разочарования, потом спросила убитым голосом:
тихие, словно чего-то ждали. Дженни с Дэвидом сели на скамью поодаль, и
Дэвид ни с того ни с сего достал бумажник, раскрыл свой паспорт, взглянул на
билет.
переправить Дэвида в Саутгемптоне на английский катер - от одной мысли об
этом Дэвид пришел в ужас. Казначей немного поворчал в усы насчет людей,
которые посреди океана по пять раз передумывают, куда им плыть, - что ошибка
вышла не по вине пассажира, он, конечно, не верил. Дженни хотела его
переубедить, но Дэвид решительно вывел ее за дверь; впрочем, он не успел
помешать ей на ходу чересчур горячо поблагодарить казначея.
слышал, будто капитан не раз клятвенно заявлял, что после Виго, где он
избавится от постылого быдла с нижней палубы, следующая стоянка будет только
в Бремерхафене. Он не зайдет ни в Хихон, ни в Булонь, а не захочет, так не
остановится и в Саутгемптоне. Если верить слухам, капитан полагал, что
плавает по вражеским водам и его долг - в целости и сохранности привести
немецкий корабль в родной немецкий порт без каких-либо международных
осложнений. Вильгельм Фрейтаг с нетерпением ждал Булони - хоть бы скорей
высадились эти студенты, и век бы их больше не видать, не говоря уже о
миссис Тредуэл. Но и сейчас корабль, казалось, почти обезлюдел. Кроме Дэвида
Скотта и Дженни, никто не сходил на берег - пассажиров предупредили, что,
если у них нет в Виго неотложных дел, следует оставаться на борту, так как
"Вера" должна до темноты снова выйти в море; что тому причиной: портовые
правила, погода или забастовка докеров - им не объяснили. От казначея Дэвид
узнал! что дальше от Виго до любого порта билетам одна цена и что теперь
капитан вправе высадить пассажиров, где пожелает, или всех скопом отвезти в
Бремерхафен.
кто-то там возражал, - благодушно прибавил казначей. - Но уж в
Саутгемптон-то, я так считаю, мы наверняка не зайдем.
смягчились, будто они незнакомы, встретились впервые и каждый сразу открыл в
лице другого что-то очень милое. Недавняя вспышка ярости довела до белого
каления все привычные мысли, взгляды и чувства, какие вызывала в Дэвиде
Дженни, все это расплавилось, смешалось и теперь отливалось в какие-то
совсем иные формы, до того новые, до того неожиданные, что он и сам себе
показался другим, незнакомым; и та прежняя Дженни, которую он, как ему
казалось, знал, вдруг исчезла. Молча он следил, как у него на глазах она
превращается в совсем другое, неведомое существо - эту женщину он прежде не
знал, быть может, он ее и не узнает никогда, и однако перед ним - та, кого
он сам создал для себя, как раньше создал ту, прежнюю: из клочков и обрывков
всего, о чем так сбивчиво, так бестолково мечталось. Они оперлись рядом на
борт, руки их скользнули по перилам, нашли и тихо сжали одна другую.
сказала Дженни. - Право, не знаю, кого на этот раз клясть, кто виноват -
паршивенький мошенник-агент в Мехико говорил, что я могу получить
французскую визу в любом порту, а этот старый враль казначей в Веракрусе,
когда было еще не поздно, уверял, что мы не зайдем в Булонь, но не беда,
мол, вы только поговорите в Виго с французским консулом...
высадят, лишь бы рано или поздно нам с тобой где-нибудь высадиться вместе.
Мне только этого и надо, Дженни, ангел, и ты ни о чем не беспокойся.
Дженни и на минуту блаженно прижалась щекой к его рукаву. - Дэвид, лапочка,
когда ты такой, я готова забраться на исконное место и опять сделаться твоим
ребром!
мужчинами, прибавил он мысленно. Но когда-нибудь и это станет неважно,
только поможет со всем покончить... А пока переменим тему.
с нами до самого Хихона.
Дженни.
Огромные валы вздымались, круто изгибались, громоздились гневными зелеными
горами, внезапно рушились, за ними разверзались новые бездны. Еще не дойдя
до Бискайского залива, "Вера" едва не сбилась с курса. Дженни не могла
уснуть, почти до утра она просидела у иллюминатора, смотрела, как
вспыхивают, кружатся и снова вспыхивают яркие огни огромных маяков на
побережье. Да, Испания прекрасна, ей и во сне не снилась такая красота:
суровый скалистый мыс, потом встает из вод огромное плоскогорье, дальше
невысокие горы, словно зеленые-зеленые мшистые кочки, потом опять гневно
вздымаются скалы, будто чьи-то яростные кулаки, но окрашены они мягко,
Володихин Дмитрий
Эриксон Стивен
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей