напитком и решила заняться делами - разобрать съестные припасы, поправить
шкуры на просторном ложе, заправить светильники...
подбежала к нему, очень неудачно повернувшись своим злополучным пятном на
лице прямо под свет масляного светильника. Он взглянул на нее и
непроизвольная отвратительная отрыжка была реакцией на увиденное. Он
грязно выругался, сказал "Отойди!" и вновь наполнил кружку. Марьян легла
на краешек постели и горько заплакала - совсем не того ожидала она.
и жадная рука, разрывая ткань ее ритуального платья, стала шарить по
груди. И мерзкий отвратительный винный запах мгновенно вызвал в ней позывы
к рвоте. Марьян безумно испугалась и закричала - она ничего не понимала,
ей было жутко и дико. "Ты еще кричишь, дрянь!" - услышала она голос
избравшего ее в спутницы мужчины и грязная рука зажала ей рот, в то время
как вторая его ладонь со всей силы сжала молодую девичью грудь.
распластал на кровати, разорвал одежды. И вдруг с оглушающей, обжигающей
болью что-то чужое, гнусное разорвало ей внутренности, заставив на секунды
забыть ее кто она, что она, где она. Вековые дремлющие инстинкты
самосохранения проснулись в благородной принцессе. Марьян рванулась из
последних сил, высвободилась от зажавшей рот ладони и впилась молодыми
крепкими зубами в плечо насильника. Она сжимала зубы, думая лишь об одном
- чтобы прекратилась эта непереносимая боль, чтобы чуждое, гнусное ушло из
нее...
столь плотно, что вырвали кусок плоти вместе с обрывком пропотелой
полотняной рубахи. Он, прижимая правой рукой кровоточащую рану на плече,
подскочил к столу и схватил широкий нож для резки вяленого мяса и хлеба.
уродливей, ведьма!"
каменной стене и прикрывала лохмотьями платья свое оскверненное естество.
"Не-ет!" - кричала она, но кроме насильника ее никто не слышал. Они были
одни. И вдруг Марьян подумала, что он сейчас убьет ее и что ей не хочется
погибать, она счастлива здесь, в Храме Зверя, и она еще может принести
кому-нибудь пользу, она еще молода!!!
мужчина схватил ее за руку и грубо сбросил на пол, ударил ногой и попав в
левую грудь. Она попыталась подняться и он схватил ее железной хваткой за
черные кудрявые волосы и отшвырнул на постель. В неверном свете масляных
ламп его искаженное лицо показалось ей мерзее самых отвратительных злых
духов - мименгви. И еще краем сознания она с ужасом поняла, что сама
сейчас превратится в мименгви, ибо ими становились души убитых людей и
самыми злыми из мименгви были торенсины - духи убитых незамужних девушек.
Она не желала быть злым духом, ведь она так любит людей! За что?!
рычал ругательства, которые невозможно было разобрать: сплошной звериный
рев.
правую за запястье. В тусклом сиянии стенного светильника блеснул нож.
Острая боль пронеслась по чистой, не обезображенной половине лица и в
глазах полыхнул ослепительный свет. Он с извращенным наслаждением рассекал
ей кожу быстрыми нервными взмахами руки - он ее пока не хотел убивать, он
наслаждался своей силой и властью над беспомощной жертвой.
дрожала поэтому не смог одним движением отсечь, а кромсал по живому) ее
правую грудь, и затолкал нежную окровавленную плоть в раскрытый девичий
рот. Потом вновь овладел ею.
все понимала. Она понимала, что когда он насытится, он убьет ее. Она
молилась - молилась милостивому Сачхону, верховному небесному владыке
своего народа, молилась всем добрым духам, оберегающим ее царственный род
- но они были далеко, очень далеко, там где рождается солнце. И тогда она
взмолилась к силам космическим, которые, как считали жрицы,
покровительствуют Храму. Где же вы, почему позволяете надругательство над
верной служительницей вашей?! Пусть еще молода, пусть не принесла еще
пользы... как хочется жить!
ум, не вникая в смысл - и правой рукой заталкивал ей в рот ужасный кляп.
Вид окровавленной жертвы невероятно восхищал его, возбуждал, пробуждал
дотоле неведомые чувства потрясающей глубины, ему хотелось взять ее много
раз, в промежутках разрывая зубами молодое упругое тело, измазаться всему
в ее крови... Он обезумел.
обращали внимания - что стены помещения сотрясает едва заметная, но все
нарастающая дрожь, что свет становится ярче и ярче и исходит не от слабых
светильников, а просачивается из стен...
как солнечным днем, и непонимающе оглянулся.
острый нож - скосила глаза в сторону шума. Ей было почти все равно, она
уже считала себя мертвой.
Такая ж, как та, в пасть которой они вошли, только много меньше - на
длинной, словно змеиной шее из того же серо-коричневого камня, что и стены
комнаты. Только у этой меньшей головы были, в отличие от большой, зубы -
острые, слегка изогнутые клыки.
чувством бессилья он вонзил нож, что держал занесенным, в тело жертвы.
задев исстрадавшегося девичьего сердца.
как не уворачивался, но спрятаться было негде) и пожрала его. Сцена эта
длилась долго - Марьян смотрела равнодушно, не в силах пошевелиться,
смогла только вытолкнуть языком из рта свою собственную плоть.
утробы Зверя-большого открылся. На пороге стояли взволнованные маджера,
Елефеда и другие женщины. И тогда Марьян - только тогда! - погрузилась в
глубокий обморок.
опасны и она потеряла много крови. Но молодой организм оправился. Правда,
левая рука отсохла и висела вдоль тела безжизненно. Все тело еще больше
изогнуло из-за ранений, на чистой от фиолетового пятна половине лица
теперь красовались два жутких багровых шрама и несколько мелких - украв
последние остатки былой красоты.
момент той жуткой ночи она посчитала себя мертвой, ей стало все равно. И
когда Марьян очнулась в окружении добрых знакомых лиц то не поняла, почему
она до сих пор жива и зачем.
говорила: верховная жрица велела рассказывать Марьян все подряд - лишь бы
как-то пробудить у несчастной интерес к жизни. Марьян слушала с широко
раскрытыми пустыми глазами, на задаваемые вопросы односложно отвечала.
Женщины, будучи один на один с Марьян, рассказывали о своих первых
посещениях внутренности каменного Зверя, о своих переживаниях, волнениях,
сомнениях, рассказывали о давнем прошлом и о болячках настоящего,
рассказывали страшные и смешные истории, настоящие и придуманные,
волшебные и скабрезные. Марьян лежало недвижно, равнодушно, никак не
реагируя на рассказы и женщины быстро переставали обращать на нее
внимания, рассказывали сами себе - говорили о самом сокровенном, о чем
никогда никому не рассказывают. Марьян лежала, уставившись в никуда, но
она понимала каждое произнесенное слово. Ей просто все было безразлично.
Она умерла.
принесенных диковинным смерчем вместе с Марьян, и жрицы во время своих
дежурств у ее постели стали читать легенды и предания родины Марьян: про
героя Хвануна; про духа ветра Ильмунгвана Парамуна; про Арен, супругу Пак
Хекоссе, родившуюся из левого бока петушиного дракона с клювом вместо губ,
который отпал после омовения в священных морских водах; жестокую легенду
про брата и сестру великанов, живших с матерью у горы Амисан, как однажды
они поспорили кто сильнее и выносливее и проигравший платил жизнью: брат в
каменных башмаках должен был пробежать четыреста ли до столицы и обратно,
а сестра - построить стену вокруг горы, и когда стена была почти готова,
оставались лишь ворота, мать позвала дочь поужинать и пока сестра ужинала
вернулся брат и, решив что он победил, отрубил сестре голову, когда же
мать сказала, что это она отвлекла дочь, то брат не желая жить бесчестно,
вонзил меч в грудь. Елефеда пересказывала своими словами прочитанную
грустную историю девушки Аран, которую хотели изнасиловать и которая сама
отсекла себе оскверненные груди, а насильник убил ее и бросил труп в
тростники, а ее неуспокоенный дух убил начальника уезда, и убивал каждого
приезжающего из столицы на его место, пока не нашелся молодой человек, не
убоявшийся страшного духа: он нашел в тростниках тело покойной и влюбился
в бездыханную девушку и силой любви оживил ее - дух вселился в тело и они
жили счастливо, а насильника нашли и казнили...
закончила сказание Елефеда, заметив вдруг в глазах Марьян признаки
любопытства.