Чтение 129–й страницы книги ~Графиня Де Шарни~

- О ваше сиятельство, - сказал он, - если бы только вы сами хотели жить!

И он вышел.

- Черт побери! - сказал Мирабо, глядя ему вслед, - это как раз самое
трудное.

В десять часов Мирабо встал и оделся не без легкого щегольства. Жан
причесал его и побрил, затем придвинул для него кресло к окну.

Из этого окна была видна улица.

При каждом стуке молотка, при каждом дребезжании колокольчика из дома
напротив можно было бы разглядеть, как из-за шторы показывается его
встревоженное лицо и пронзительный взгляд устремляется на улицу; затем штора
падала, но снова приподымалась на следующий звон колокольчика, на следующий
стук молотка.

В два часа Тайч поднялся наверх в сопровождении какого-то лакея.

Сердце Мирабо бешено забилось; лакей был без ливреи.

Мирабо сразу же предположил, что это бесцветное существо явилось от
королевы, а одето таким образом для того, чтобы не компрометировать особу,
его пославшую.

Мирабо заблуждался.

- Это от господина доктора Жильбера, - сказал Тайч.

- А... - проронил Мирабо, побледнев, словно ему было двадцать лет и
вместо посланца от г-жи де Монье он увидел курьера ее дяди бальи.

- Сударь, - сказал Тайч, - этот человек от господина доктора Жильбера и
имеет к вам письмо от него, поэтому я позволил себе сделать для него
исключение из общего правила.

- И хорошо поступили, - сказал граф.

Потом он обратился к лакею:

- Письмо?

Гонец держал письмо в руках и немедля подал его графу.

Мирабо развернул его; оно состояло всего из нескольких слов:

Подайте о себе весточку. Буду у вас в одиннадцать вечера. Надеюсь сразу
же услыхать от Вас, что я был прав, а Вы заблуждались.

- Скажи своему господину, что застал меня на ногах и что я жду его нынче
вечером, - сказал Мирабо лакею. И, обратившись к Тайчу, добавил: Пускай этот
парень уйдет от нас довольный.

Тайч сделал знак, что понял, и увел бесцветного посланца.

Шел час за часом. Колокольчик то и дело звонил, а молоток стучал. У
Мирабо перебывал весь Париж. На улицах толпились кучки простых людей,
которые, узнав новости, отличавшиеся от тех, что сообщали газеты, не желали
верить на слово обнадеживающим сводкам Тайча и заставляли проезжавшие кареты
сворачивать, чтобы стук колес не беспокоил прославленного больного.

Около пяти часов Тайч счел за благо еще раз подняться в спальню к Мирабо
и рассказать ему об этом.

- Ах, - сказал Мирабо, - увидав тебя, мой бедный Тайч, я уж было подумал,
что у тебя есть для меня новости получше.

- Новости получше? - удивился Тайч. - Не представляю себе, какие новости
могут быть лучше подобных свидетельств любви.

- Ты прав, Тайч, - отвечал Мирабо, - а я неблагодарная тварь.

И как только за Тайчем затворилась дверь, Мирабо открыл окно.

Он вышел на балкон и в знак благодарности помахал рукой славным людям,
которые встали у дома на часах, охраняя его покой.

Те узнали его, и по улице Шоссе-д'Антен из конца в конец прогремели
крики: "Да здравствует Мирабо!."

О чем думал Мирабо, пока ему воздавали эти неожиданные почести, которые
при других обстоятельствах заставили бы его сердце дрогнуть от радости?

Он думал о высокомерной женщине, которой нет до него дела, и глаза его
рыскали вокруг толпившихся перед домом людей в поисках лакея в голубой
ливрее, идущего со стороны бульваров.

Он вернулся в комнату с тяжелым сердцем. Начинало темнеть, а он так
ничего и не увидел.

Вечер прошел так же, как день. Нетерпение Мирабо сменилось угрюмой
горечью. Его отчаявшееся сердце уже не рвалось навстречу колокольчику и
молотку. С печатью угрюмой горечи на лице он по-прежнему ждал знака
внимания, который был ему обещан, но так и не был им получен.

В одиннадцать дверь отворилась, и Тайч доложил о приходе доктора
Жильбера.

Тот вошел улыбаясь. Выражение лица Мирабо его перепугало.

Это лицо с точностью зеркала отражало то, что творилось в его смятенной
душе.

Жильбер догадался обо всем.

- Не приезжали? - спросил он.

- Откуда? - осведомился Мирабо.

- Вы прекрасно знаете, что я имею в виду.

- Я? Нисколько, клянусь честью!

- Из дворца от ее имени... от имени королевы?

- Ничего подобного, дорогой доктор; никто не приезжал.

- Не может быть! - вырвалось у Жильбера.

Мирабо пожал плечами.

- Наивный человеколюбец! - изрек он.

Потом, судорожным движением схватив Жильбера за руку, он спросил:

- Хотите, я расскажу вам, что вы сегодня делали, доктор?

- Я? - отозвался доктор. - Я делал, в сущности, все то же, что и в другие
дни.

- Нет, потому что в другие дни вы не ездите во дворец, а сегодня вы там
побывали; нет, потому что в другие дни вы не видитесь с королевой, а сегодня
вы с ней встречались; нет, потому что в другие дни вы не позволяете себе
давать ей советы, а сегодня вы подали ей совет.

- Полноте! - промолвил Жильбер.

- Поверьте, любезный доктор, я вижу все, что делалось, и слышу все, что
говорилось, словно я сам там был.

- Ну и что же, господин ясновидящий, что делалось и что говорилось?

- Сегодня в час дня вы явились в Тюильри; вы испросили разрешения
поговорить с королевой; вы с ней поговорили; вы сказали ей, что состояние
мое ухудшается и она сделает верный шаг как королева и как женщина, если
пошлет справиться о моем здоровье, если не из беспокойства, то хотя бы из
расчета. Она стала с вами спорить, а потом как будто согласилась с вашими
доводами; она спровадила вас, пообещав, что пошлет ко мне; вас это очень
обрадовало и успокоило, потому что вы доверились королевскому слову, а она и
не подумала отказаться от своей надменности и язвительности; она посмеялась
над вашим легковерием, не допускающим мысли, что королевское слово ни к чему
не обязывает... Ну, начистоту, - сказал Мирабо, в упор глядя на Жильбера, -
так все и было, доктор?

- Правду сказать, - признался Жильбер, - будь вы там, вы и то не могли бы
все увидеть и услышать точнее, чем теперь.

- Неповоротливые! - с горечь проговорил Мирабо. - Я же говорил вам, что
они ничего не умеют делать вовремя... Сегодня человек в королевской ливрее,
входящий в мой дом, посреди всей этой толпы, кричащей: "Да здравствует
Мирабо!. - перед моей дверью и под моими окнами, прибавил бы им популярности
на год вперед.

И Мирабо, покачав головой, проворно поднес руку к глазам.

Жильбер с удивлением увидел, что он утирает слезу.

- Да что с вами, граф? - спросил он.

- Со мной? Ничего! - отвечал Мирабо. - Знаете ли вы, что новенького в
Национальном собрании, у кордельеров и якобинцев? Не источил ли Робеспьер
новую речь? Не вытошнило ли Марата очередным памфлетом?

- Как давно вы ели? - спросил Жильбер.

- Не ел с двух часов дня.

- В таком случае отправляйтесь-ка в ванну, дорогой граф.

- И в самом деле, право, вы подали мне превосходную мысль, доктор.

Жан, ванну.

- Сюда, ваше сиятельство?

- Нет, нет, рядом, в туалетную комнату.

Через десять минут Мирабо принимал ванну, а Тайч, как обычно, пошел
проводить Жильбера.

Мирабо приподнялся в ванне и проводил доктора взглядом; потом, потеряв
его из виду, он прислушался к его шагам; потом замер и дождался, пока не
услышал, как открылась и вновь закрылась дверь особняка.

Затем он яростно позвонил.

- Жан, - сказал он, - велите накрыть стол у меня в спальне и ступайте к
Оливе, спросите, не соблаговолит ли она отужинать вместе со мной.

Когда лакей уже выходил, Мирабо крикнул ему вслед:

- А главное, цветы, цветы! Я обожаю цветы.

В четыре часа утра доктора Жильбера разбудил неистовый звон колокольчика.

- Ох, - проговорил он, соскочив с кровати, - чует мое сердце, что
господину де Мирабо стало хуже!

Доктор не ошибся. Приказав накрыть ужин и украсить стол цветами, Мирабо
отослал Жана и приказал Тайчу идти спать.

Потом он затворил все двери, кроме той, что вела к незнакомке, которую
старый слуга назвал его злым гением.

Но оба слуги и не думали ложиться; Жан, правда, хоть и был помоложе,
прикорнул в кресле в передней.

Тайч не сомкнул глаз.

Без четверти четыре неистово зазвонил колокольчик. Оба кинулись в спальню
к Мирабо.

Двери в нее были закрыты.

Тогда они догадались пойти в обход через покои незнакомки и проникли в
спальню.

Мирабо, упав навзничь и почти без сознания, крепко сжимал в объятиях эту
женщину, несомненно с умыслом, чтобы она не могла позвать на помощь, а она,
не помня себя от ужаса, звонила в колокольчик на столе, потому что не могла
добраться до другого колокольчика, стоявшего на камине.