теоретического и практического образа мышления. Все, что говорилось сейча с
в трех пунктах, совершенно одинаково подходит и к неоплатонизму, и к
гуманизму. В глазах историка, повторяем, это было только вполне естественным
разделением умственного труда и практической деятельности, хотя даже и такое
разделение случалось далеко н е очень часто, далеко не очень четко и всегда
при сохранении общевозрожденческой эстетической направленности. Поэтому
лучше говорить не столько о неоплатонизме эстетики Ренессанса и не столько о
ее гуманизме, сколько о ее общей гуманистически-неоплатонич еской
культурно-исторической направленности.
эстетики Ренессанса отнюдь не исчерпывается. И тут
гуманистически-неоплатонический индивидуализм эстетики Ренессанса отнюдь не
выявляется в своей полной специфике. Специфика эта внос илась весьма
глубоким чувством ограниченности того самого индивидуализма, на котором
вырастал и весь Ренессанс, и вся его эстетика.
красив и социально-исторически обоснован. Тем не менее человеческий субъект,
взятый в изоляции от всей окружающей среды, как в природе, так и в обществе
и истории, не мог всегда и
основание и для природы, и для общества, и для истории. Весь Ренессанс
пронизан чувством недостаточности и неокончательности такого человеческого
субъекта. С одной стороны, Ренессанс и его
самоутвержденного человеческого субъекта. С другой же стороны, изолированный
и самообоснованный человеческий субъект - и это весьма естественно - не мог
взять на себя какие-то общемировые и
мощи, при всем своем прогрессивном рвении, при всем своем артистизме - и в
природе, и в науке, и в искусстве, и в обществе, и во всей истории - такой
субъект не мог не ощущать свои нед остатки, свое очень частое бессилие и
свою невозможность сравняться со всеми бесконечно мощными стихиями природы и
общества.
Мыслители и художники Ренессанса чувствуют в себе безграничную силу и
никогда до того не бывшую возможность для человека проникать в глубины и
внутренних переживаний, и художествен ной образности, и всемогущей красоты
природы. До художников Высокого Ренессанса никто и никогда не смел быть
настолько глубоким философом, чтобы прозревать глубины тончайшего творчества
человека, природы и общества. Однако, повторяем, даже самые крупные, самые
великие деятели Ренессанса всегда чувствовали какую-то ограниченность
человеческого существа, какую-то его, и притом весьма частую, беспомощность
в преобразовании природы, в художественном творчестве и в религиозных
постижениях. И эта удивительная двойственность эстетики Ренессанса является,
пожалуй, столь же специфической для нее, как и ее мощный антропоцентризм,
как ее всемирно-историческое по своей значимости художественное творчество и
как ее небывалое по грандиозности и торжественности поним ание
самоутвержденного на земле и стихийно-артистического человека.
всего, и прежде всего от человеческого коллектива, индивидуум быть такой
абсолютной основой вечно прогрессирующего исторического процесса? Не следует
ли считать естественным для гения
Рассуждая теоретически, это ведь вполне естественно для всякого
реалистически мыслящего и гения и даже негения. Поразительно тут не просто
теоретическое соображение, поразительно то, с ка кой силой, с какой
откровенностью и с какой беспощадностью возрожденческий всесильный человек
сознавал свое бессилие. В тексте нашей книги мы постоянно встречались с этим
в анализе творчества почти каждого крупнейшего возрожденческого мыслителя,
художник а и эстетика. Там это могло показаться для неподготовленного
читателя чем-то странным и маловероятным. Но теперь, пересмотрев все
главнейшие эстетические факты Ренессанса, мы едва ли будем считать этот
неимоверный дуализм эстетики Ренессанса чем-то неожи данным и маловероятным.
Дуализм этот сказывался в эстетике Ренессанса чем дальше, тем больше.
эстетики Ренессанса, автор настоящей книги сам не верил себе и искал более
мощной, и притом монистической, формулы эстетики Ренессанса. Но с тех пор
прошло много лет. Автор книги просмот рел и продумал тысячи разных фактов,
теорий, произведений и имен, относящихся к Ренессансу. И вот, в результате
работы над эстетикой Ренессанса в течение нескольких десятилетий мы должны
прийти к окончательному выводу: да, эстетика Ренессанса есть несомн енный
индивидуализм, несомненная проповедь сильного и земного человека, но в то же
самое время возрожденческий человек и его эстетика безгранично углублены во
все слабости и ничтожества человеческого существа и с небывалой
гениальностью рисуют нам как вс ю артистическую силу возрожденческого
человека, так одновременно и весь его уход от безусловного и безоговорочного
признания этой силы. Пришлось ввести для этого даже особый термин, а именно
термин "модифицированный Ренессанс". Другими словами, Ренессанс предстает
теперь перед нами не в виде какой-то монолитной и непобедимой глыбы, но в
виде постоянного и непрерывного искания какого-то более мощного обоснования
антропоцентризма, чем это давала антично-средневековая культура.
маньеризм? Вывести его за пределы всего Ренессанса было бы чудовищным
предприятием, противоречащим всем элементарным хронологическим данным. Куда
деть, например, Фр.Бэкона, которого все уче бники помещают на границе
Ренессанса и философии Нового времени? А ведь этот пророк и предтеча
индуктивных и эмпирических методов в науке опирался не только на мифы, но и
на всякого рода магию и астрологию. Куда деть всю Реформацию с ее
проклятиями по ад ресу искусства, куда деть Макиавелли с его проповедью
бесчеловечного построения человеческого общества? Куда деть Рабле с его
сатанинским смехом в адрес всех жизненных уродств? Куда деть Шекспира с его
критикой всякого индивидуализма вообще? А ведь все э то, несомненно,
является либо прямым Ренессансом, либо его непосредственным детищем. Вот и
пришлось воспользоваться особым термином "модифицированный Ренессанс", чтобы
не выводить все эти создания человеческого гения за пределы Ренессанса и
чтобы при изо бражении возрожденческой эстетики хотя бы минимально
оставаться в соответствии с хронологическими данными эпохи. Весь этот
модифицированный Ренессанс ведь уже заложен в деятельности великих
представителей Высокого Ренессанса Италии, где противоречие само
утвержденного человеческого духа тоже не выдерживает своей роли до конца и
тоже откровенно признается в своей беспомощности.
подобной силой утверждала бы человеческую личность в ее грандиозности, в ее
красоте и в ее величии. В истории эстетики и искусства не было другой такой
эпохи, которая бы так радикально, так неопровержимо и величественно взывала
к необходимости заменить индивидуальную и изолированную человеческую
личность исторически обоснованным коллективом, где основанием исторического
прогресса была бы уже не она, взятая в своей изоляции, а коллектив , взятый
в своей всечеловеческой грандиозности.
в списке литературы, помещенном в конце книги затем курсивная - номер тома,
если издание многотомное и следующая - страницы; номера страниц отделяются
точкой с запятой; номера исто чников - точкой (Ред.).
Ренессанса", где можно найти и русские переводы из произведений этото
мыслителя (см. 61, 103 - 131).
тождественна неоплатонизму, существует огромная литература, из которой мы
упомянем здесь лишь весьма ценную работу И.В.Попова "Личность и учение
блаженного Августина" (см. 98, 485 - 607) .
постановлениям против него, которые автор настоящей работы имел случай
перевести с греческого (см. 72, 844 - 849).
302 - 304; 341 - 350; 400 - 407).
Н.И.Брунова (20, 45 - 57; 80 - 84).
что ниже (с. 263 - 274) мы помещаем на эту тему специальный очерк.
ознакомление со старым трудом Л.И.Бриллиантова (см. 18), где изложены
главнейшие теологические системы восточного православия и подробнейшим
образом изучено наличие элементов восточного пр авославия в
субъективистической литературе Запада. Книга основана на большой четкости
противоположения восточного и западного богословия, чем выгодно отличается
от позднейших гораздо более туманных противопоставлений подобного рода и
западного богословия , чем выгодно отличается от позднейших гораздо более
туманных противопоставлений подобного рода.
сказать, прямо легкомысленного и игривого неоплатонизма двора Медичи во
Флоренции талантливо рисует Ф.Монье (см. 81, 267 - 326).
говорим ниже (см. с. 317-350).
нами из трудов Я.Буркгардта (21), Ф.Монье (81), Р.Зайчика (52). Количество
подобного рода примеров могло бы быть увеличено до бесконечности, однако уже
и в указанных работах их переч исление занимает десятки и сотни страниц.
Сертаков Виталий
Громыко Ольга
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Корнев Павел
Самойлова Елена