подчинению пылала в сердце его двойника, возможно, с той же яркостью, как
некогда и в нем самом, пока похоть, роскошь и забывчивость не погасили это
пламя. Но где он найдет этих союзников? Где он найдет мужчин и женщин,
которые не расхохочутся (как он сам, шесть месяцев назад), когда он станет
им рассказывать о своем путешествии по Доминионам и об угрозе миру, которая
исходит от человека с таким же как у него лицом? Уж конечно не среди членов
своего круга, у которых просто не достанет гибкости воображения, чтобы
поверить в его рассказы. Как и подобает светским людям, они относились к
вере с легким презрением, после того как их плоть вкупе со звездными
надеждами молодости поистрепались под влиянием ночных подвигов и их утренних
последствий. Высшим взлетом их религиозности был туманный пантеизм, да и от
него они открещивались, когда трезвели. Из всех известных ему людей только
Клем выказывал свою приверженность более или менее систематизированной
религиозной доктрине, но ее догматы были столь же враждебны той вести,
которую Миляга нес из Примиренных Доминионов, как и убеждения завзятого
нигилиста. Но даже если он и убедит Клема покинуть лоно церкви и
присоединиться к нему, что сможет сделать армия из двух человек против
Маэстро, который закалил свои силы в борьбе за установление своего
господства во всех Примиренных Доминионах?
она-то не станет смеяться над его рассказами, но ей столько пришлось
натерпеться с начала этой трагедии, что он не осмеливался рассчитывать ни на
ее прощение, ни тем более на дружбу. Да и к тому же, кто знает, на чьей она
стороне? Хотя она и была точной копией Кезуар до последнего волоска, все же
родилась она в той же бесплотной утробе, что и Сартори. Не превращает ли ее
это в его духовную сестру? И если ей придется выбирать между изорддеррекским
мясником и теми, кто стремится уничтожить его, то сможет ли она сделаться
верной союзницей его противников, зная, что с их победой она потеряет
единственного обитателя Имаджики, с которым ее связывает внутреннее родство?
Хотя они значили друг для друга очень многое (кто знает, сколько романов
пережили они за эти столетия - то вновь разжигая в себе ту страсть, что
бросила их в объятия друг друга, то расставаясь, чтобы вскоре забыть, что
вообще встречались?), отныне ему придется быть крайне осторожным с ней. В
драмах прошлого она играла роль невинной игрушки в жестоких и грубых руках.
Но та женщина, в которую она превратилась за долгие десятилетия, не была ни
жертвой, ни игрушкой, и если она узнает о своем прошлом (а возможно, это уже
произошло), она вполне способна отомстить своему создателю, невзирая на
прежние уверения в любви.
проделанном пути. Он сообщил, что продвигаются вперед они с неплохой
скоростью и примерно через час будут уже в горах, по ту сторону которых и
лежит пустыня.
Миляге.
мистифа?
людей, которые стояли одной ногой в могиле, но Просвет их исцелял. Это
волшебное место. Но вообще-то любое место волшебное, если только знать, с
какой стороны посмотреть. Так меня учил отец Афанасий. Вы ведь были с ним в
тюрьме, да?
присвистнул. - Вас, сэр, можно смело назвать счастливчиком. Много мне
приходилось слышать об этих мистифах, но чтобы кто-то из них выходил
замуж... Обычно, они любовники. Специалисты по разбиванию сердец. - Он снова
присвистнул. - Ну что ж, прекрасно, - сказал он. - Мы позаботимся о том,
чтобы она поправилась. Не беспокойтесь, сэр. Ой, извините! Она ведь вовсе не
она, не так ли? Никак не могу усвоить. Просто когда я смотрю на нее - это я
специально, - то вижу, что она - это она, понимаете? Наверное, в этом и есть
их чудо.
себя самого.
энтузиазм бил из него ключом, и Миляга понял, что за его молчанием что-то
кроется.
скажи.
Просвет - это не то место, где можно любить людей такими, какие они есть.
Люди не только выздоравливают там, но и меняются, понимаете? - Он отнял руки
от руля и изобразил ладонями чашечки весов. - Во всем должно быть
равновесие. Что-то дается, что-то отнимается.
Чем ближе к Первому Доминиону, тем меньше веши похожи на самих себя.
меньше у меня уверенности.
куда-то исчезло. - Не помню, чтобы отец Афанасий когда-нибудь говорил об
этом, - сказал он. - Может быть, и говорил. Не могу же я помнить все его
слова.
так, что привезя мистифа к границам Доминиона, из которого был изгнан его
народ, вернув великого мастера превращений в то место, где превращения -
самое обычное дело, он разрушит те узы, которыми отец Афанасий скрепил их в
Колыбели Жерцемита.
2
впечатления, и ни во внутренних двориках, ни в коридорах дворца Автарха
ничто не обратило на себя ее внимания. Правда, некоторые зрелища напомнили
ей естественное великолепие природы: дым стелился по заброшенным садам,
словно утренний туман, или прилипал к холодному камню башен, словно облако,
окутавшее горную вершину. Но таких забавных каламбуров было немного. В
остальном правила бал напыщенность: все вокруг было выдержано в масштабах,
которые, по замыслу, должны были производить устрашающее впечатление, но ей
казались скучными и тяжеловесными.
своей нелепости, излишества отделки по крайней мере придавали им более
человеческий облик. Кроме того, там впервые за много часов им довелось
услышать дружеский голос, хотя его заботливые тона немедленно уступили место
ужасу, когда его обладательница, многохвостая служанка Кезуар
Конкуписцентия, узнала, что ее хозяйка нашла себе сестру-близняшку и
потеряла глаза - в ту самую ночь, когда она покинула дворец в поисках
милосердия и спасения. Только после долгих слез и причитаний удалось
заставить ее поухаживать за Кезуар, но и тогда руки ее продолжали дрожать.
открылась панорама разрушений. За время ее короткого пребывания здесь она
увидела и услышала достаточно, чтобы понять, что катастрофа, постигшая
Изорддеррекс, случилась не на пустом месте, и некоторые жители (вполне
возможно, их было не так уж и мало) сами раздували уничтоживший Кеспараты
огонь, называя его справедливым, очистительным пламенем. Даже Греховодник,
которого уж никак было нельзя обвинить в пристрастиях к анархизму, упомянул
о том, что время Изорддеррекса подошло к концу. И все же Юдит было жаль его.
Это был город, о котором она давно мечтала, чей воздух был таким
искусственно ароматным, чье тепло, пахнувшее на нее в тот день из Убежища,
казалось райским. Теперь она вернется в Пятый Доминион с его пеплом на
подошвах и с его сажей в ноздрях, словно турист из Венеции - с фотографиями
пузырей в лагуне.
маленькую синюю комнату. Я буду спать там. Юдит, тебе тоже надо поспать.
Принять ванну и поспать. Нам столько еще предстоит обдумать, столько
составит* планов.
бродить по комнатам, которые Кезуар занимала все годы своего правления. На
простынях действительно было несколько кровавых пятен, но несмотря на это
кровать манила ее к себе. Но она поборола в себе искушение лечь и немедленно
уснуть и отправилась на поиски ванной, ожидая найти там очередное собрание
барочных излишеств. Однако ванная оказалась единственной комнатой в этих
покоях, убранство которой можно было с некоторой натяжкой назвать
Панов Вадим
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Ильин Андрей
Никитин Юрий
Посняков Андрей