приходя на свидание:
голосом крикнула:
идете ли вы замуж или станете наложницей молодого полковника?
в девчонку, Надьку, смешную, умную дуру, можно влюбиться, заглядывать ей в
щенячьи глаза?
отмалчиваться. Она знала, что, когда они останутся одни, она погладит
дочку по голове, Надя всхлипнет, неизвестно почему, и Людмиле Николаевне
сделается ее пронзительно жалко, тоже неизвестно почему, ведь в конце
концов не так уж страшно для девушки поцеловаться с пареньком. И Надя ей
все расскажет об этом Ломове, и она будет гладить дочку по волосам и
вспоминать, как она сама впервые поцеловалась, и будет думать о Толе, ведь
все, что происходит в жизни, она связывает с Толей. Толи нет.
командиром, он ему покажет, как затевать романы с сопливыми.
потом спросил:
разговоре с Шишаковым, - спокойный, самоуверенный Алексей Алексеевич
смотрел на Штрума с высоты своего государственного и академического
величия. Под взглядом светлых шишаковских глаз Штрум инстинктивно ощущал
напрасность всех своих протестов, ультиматумов, волнений. Сила
государственного порядка высилась базальтовой глыбой, и Шишаков со
спокойным безразличием глядел на шебуршение Штрума, - не сдвинуть тому
базальта.
сознавала, что он, бессмысленно волнуясь и сердясь, хочет совершить
невозможное, остановить ход жизни.
жизнь. Уходу его из института придадут политический характер, скажут, что
он стал источником нездоровых оппозиционных настроений; а тут война,
институт отмечен благосклонностью Сталина. А тут еще эта жуткая анкета...
Мадьяров...
примирительное письмо Шишакову и свести на нет все события сегодняшнего
дня.
56
почтовом ящике белеет письмо. Сердце, сильно бившееся после подъема по
лестнице, забилось еще сильней. Держа в руке письмо, она подошла к Толиной
комнате, раскрыла дверь, комната была пуста: он и сегодня не вернулся.
детства материнским почерком. Она увидела имена Жени, Веры, Степана
Федоровича, имени сына не было в письме. Надежда снова отступила в глухой
угол, но надежда не сдалась.
несколько слов о том, что Нина Матвеевна, квартирная хозяйка в Казани,
после отъезда Людмилы проявила много неприятных черт. От Сережи, Степана
Федоровича и Веры нет никаких известий. Тревожит Александру Владимировну
Женя, - видимо, у нее происходят какие-то серьезные события в жизни. Женя
в письме к Александре Владимировне намекает на какие-то неприятности и на
то, что, возможно, ей придется поехать в Москву.
Толя.
лежит ли где-нибудь искалеченный в госпитале? Отец его не то расстрелян,
не то умер в лагере, мать погибла в ссылке... дом Александры Владимировны
сгорел, она живет одна, не зная о сыне, о внуке.
комнате, улучшилось ли снабжение.
этом, и знание это было тяжело ей.
ужасные невидимые бомбы, все рухнуло в нем, тепло ушло из него, он тоже в
развалинах.
нарушены. Виктор раздражен против нее, стал холоден с нею, и особенно
грустно то, что ей это безразлично. Слишком хорошо она его знает. Со
стороны все кажется романтичным и возвышенным. Ей вообще не свойственно
поэтическое и восторженное отношение к людям, а вот Марье Ивановне Виктор
Павлович представлялся жертвенной натурой, возвышенным, мудрым. Маша любит
музыку, даже бледнеет, когда слышит игру на рояле, и Виктор Павлович
иногда играл по ее просьбе. Ее натуре нужен был, видимо, предмет
преклонения, и она создала себе такой возвышенный образ, выдумала для себя
несуществующего в жизни Штрума. Если бы Маша изо дня в день наблюдала
Виктора, она бы быстро разочаровалась. Людмила Николаевна знала, что один
лишь эгоизм движет поступками Виктора, он никого не любит. И теперь, думая
о его столкновении с Шишаковым, она, полная тревоги и страха за мужа,
испытывала одновременно привычное раздражение: он и своей наукой, и покоем
близких готов пожертвовать ради эгоистического удовольствия покрасоваться,
поиграть в защитника слабых.
Виктор, забыв обо всех своих тяжелых делах, волноваться за Толю? Вчера она
ошиблась. Надя не была с ней по-настоящему откровенна. Что это - детское,
мимолетное или судьба ее?
Она довольно подробно говорила о ребятах, читающих несовременные стихи, об
их спорах о новом и старом искусстве, об их презрительно-насмешливом
отношении к вещам, к которым, казалось Людмиле, не должно быть ни
презрительного, ни насмешливого отношения.
"Нет, не пьем, один только раз, когда мальчишку провожали на фронт", "О
политике иногда говорят. Ну, конечно, не так, как в газетах, но очень
редко, может быть, раз или два".
раздраженно: "Нет, он стихов не пишет", "Откуда я могу знать, кто его
родители, конечно, ни разу не видела, почему странно? Ведь он понятия о
папе не имеет, вероятно, думает, что он в продмаге торгует".
позвонила по телефону Марье Ивановне, но к телефону никто не подошел,
позвонила Постоевым, и работница ответила, что хозяйка уехала за
покупками, позвонила в домоуправление, чтобы вызвать слесаря починить
кран, ей ответили, что слесарь не вышел на работу.
покается в том, что не смогла для Александры Владимировны создать нужные
условия жизни и та предпочитает жить в Казани одна. С довоенных времен
завелось, что у Людмилы Николаевны никто из родных не гостил, не ночевал.
Вот и теперь самые близкие люди не едут к ней в большую московскую
квартиру. Письма она не написала, лишь порвала четыре листа бумаги.
что задержится в институте, - вечером приедут техники, которых он вызвал с
военного завода.
военным, - они шли по мостовой к дому. Потом Надя побежала, а парень в
военной шинели стоял посреди пустынной мостовой, смотрел, смотрел. И
Людмила Николаевна словно соединила в своем сердце все, что казалось
несоединимым. Ее любовь к Виктору Павловичу, ее тревога за него и ее злоба
против него. Толя, который ушел, не поцеловав девичьих губ, и лейтенант,
стоявший на мостовой, - вот и Вера поднималась счастливая по лестнице
своего сталинградского дома, и бесприютная Александра Владимировна...
его, наполнило ее душу.
57