Чтение 130–й страницы книги ~Жюстина~

достаточно возбудившись, давал выход своей сперме и награждал объект своей
страсти таким мощным пинком, что несчастная, отброшенная на
пятнадцать-двадцать шагов, обычно приземлялась ценой разбитой в кровь головы
или сломанных членов. "Черт возьми, - кричал тогда Роже, созерцая результаты
своей ярости, - почему шлюха не отлетела подальше и не провалилась под
землю? Почему я ее не убил? Есть ли на свете что-нибудь более мерзкое, чем
женщина, которая помогла нам извергнуть сперму!"

Между тем пыл прибывшего отряда постепенно стих. Гаспар, который
продолжал начальствовать над бандой, объявил, что шестимесячный поход принес
около семисот тысяч ливров, добытых только попрошайничеством.

- Да здравствует христианское милосердие, черт меня побери! -
воскликнул он, показав добычу. - Будь славен мудрец, который первым возвел
его в добродетель! Вы сами видите, насколько оно нам полезно, так будем же
всегда платить проповедникам, чтобы в человеческих сердцах сильнее
разгоралась эта благородная страсть, и лучшего применения деньгам нам не
придумать.

При всем обилии мерзости, распутства, безбожия, невоздержанности и
богохульства Жюстина еще не увидела порок во всем его блеске, пока не
произошло событие, которое обнажило до конца черную душу этих злодеев.

Однажды сработала замаскированная ловушка и выплюнула в подземное
жилище мужчину лет сорока приличного вида, который, оглушенный падением, не
сразу смог объяснить, каким образом попал сюда. На этот раз это случилось
без помощи Серафины. Этот путник действительно увидел женщину неподалеку от
этого места и,

1 Говорят, что это была одна из хитрых платили сельским священникам за
проповеди рительности, добротолюбии, словом, о всех полезных для них. (Прим.
автора.)

уловок мошенников. Они о сострадании, благотвочеловеческих слабостях,

чтобы спрятаться от нее и справить свою нужду, он углубился в
кустарник, и тут земля разверзлась под его ногами. Его лошадь, груженная
чемоданом, полным золота, осталась в нескольких шагах от ямы, и он прибавил,
что раз судьба забросила его, как он полагал, к разбойникам, надо поскорее
взять сокровища, чтобы они не достались той женщине, или же, если они не
хотят причинить ему зла, пусть они немедленно поднимут его наверх.

- Ах, наверх! - заорал Роже, подходя к незнакомцу с пистолетом в руке.

- Ах, мошенник, да твои глаза никогда больше не увидят солнца.

- Боже мой, что я вижу! - вскричал путник. - Это ты. Роже? Это тебя я
вижу благодаря нелепой случайности? Да, это ты, мой брат, которого я, можно
сказать, вынянчил на своей груди, это ты, друг мой, которого я два раза
спасал от смерти... наконец, ты обязан мне всем на этом свете. О, как я
благодарен небу за то, что оказался в этом глухом лесу, в этом мрачном
подземелье: кем бы ни были эти люди, ты защитишь меня... больше мне нечего
бояться, раз моя судьба в твоих руках.

- Разрази меня гром, - снова закричал Роже, - если что-нибудь смягчит
мое сердце! Даже если бы ты тысячу раз спасал мне жизнь, негодяй, теперь ты
у меня в руках, и мы получим твое богатство ценой твоей жизни. Ты нашел,
кому говорить о братских узах или о благодарности, знай же, дурья башка, что
выгода глушит в наших сердцах все чувства, кроме жадности, алчности, жажды
крови; повторяю, что если бы ты оказал мне в тысячу раз больше услуг, о
которых ты твердишь, ты все равно стал бы нашей жертвой.

Два пистолетных выстрела в тот же миг швырнули брата Роже на землю. Тут
же появилась Серафина с вещами путника. Она заметила лошадь и, не зная, куда
подевался ее хозяин, схватила чемодан и прибежала в подземелье.

- Вот это приключение! - удивился Гаспар, подсчитав добычу, которая
составила более ста тысяч франков. - Конечно, такой брат не может не быть
виновным, если с подобным богатством заставил младшего заниматься столь
презренным ремеслом.

- Он об этом не знал, - объяснил Роже, - он думал, что я в Америке.
После того, что я совершил, мне не подобает хвалить его, но он не солгал, и
нет ничего более достоверного, чем услуги, которые он оказывал мне всю
жизнь. Только разврат заставляет меня оставаться здесь, чего я, конечно же,
не сделал бы, если бы слушал его советы и принимал его деньги, которыми он
столько раз меня одаривал. Ну ладно, я ни в чем не раскаиваюсь, а мой
поступок доказывает, друзья, что ваши интересы мне дороже, чем все узы
природы, и что я пожертвую всем на сеете, чтобы служить вам.

Братоубийство, совершенное Роже, нашло много сторонников среди
обитателей подземелья, но ни одного противника. Несчастной Жюстине велели
закопать труп, и мы предоставляем читателям самим догадываться, сколько раз
ее принуждали к тому, что с каждым днем усиливало в ее душе ненависть к
новым чудовищам, с которыми столкнул ее случай.

Однако радость при виде такой богатой добычи еще больше распалила
похоть, и эта ночь была посвящена утехам. Оргии были грандиозны, все
женщины, а также все мальчики участвовали в них без одежды, Жюстина
обслуживала в таком же виде пирующих и развлекающихся разбойников.

За десертом Гаспар вспомнил, что Серафина давно обещала рассказать
историю своей жизни, его поддержала вся компания, и вот что поведала эта
прелестная дева.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

История Серафимы. - Как Жюстина ушла от бродяг. - Новый добродетельный
поступок и его последствия. - Кто такой Ролан. - Пребывание в его доме

Я родилась в Париже от мужчины и женщины, чья в высшей степени
двусмысленная репутация не оставляла надежды на то, что плод их любви будет
отличаться высокими моральными качествами. Мой отец был сторожем в
капуцинском монастыре в Марэ{Старинный квартал в Париже.}, моя мать, очень
красивая и известная в квартале потаскушка, жила неподалеку от монастыря на
монастырские деньги, которыми снабжал ее отец Симеон, он же виновник моего
рождения. У меня был брат на год старше меня, плод той же интрижки, которого
Полина, моя матушка, воспитывала так же, как и меня, в весьма вольном духе.
Этот братец, которого назвали Эгль по фамилии моего отца, был одновременно и
самым красивым ребенком и самым отъявленным малолетним развратником во всем
Париже. Самые порочные наклонности выявились в нем в самом юном возрасте, и
маленькому шалуну ничто так не нравилось, как внушать их мне все без
исключения. Когда ему исполнилось десять лет, он уже отличался
распущенностью, страстью к пьянству и воровству, был крайне жесток и
передавал мне свои пороки с силой убеждения, необычной для своего возраста.
Он и открыл мне тайну нашего рождения, тем самым бросив в мое сердце великую
ненависть к родителям. Однако Эгль любил мать, он даже питал к ней плотские
чувства, и это сразу бросалось в глаза.

- Мне только десять лет, Серафина, - иногда говорил он мне, - но я
хотел бы спать с матушкой, как это делает Симеон; я уверен, что делал бы это
не хуже его... Я их видел... и знаю все, я и тебя научу, если ты хочешь.

К сожалению, как я уже сказала, Полина молчаливо поощряла все его
дурные качества: она боготворила моего братца, она укладывала его с собой в
постель, и Эгль не замедлил признаться мне, что именно от этой
матери-кровосмесительницы он узнал большую часть вещей, которым хотел
научить меня. Такая невоздержанность плоти объясняется возрастом моей
матери, которой было только двадцать три года, когда она бросила
тринадцатилетнего сына в мир бурных страстей. Пылкая как вулкан и прекрасная
как ангел, блудница, подстегиваемая природой, больше слушала ее голос,
нежели голос разума. Судя по ее советам, я видела, что ее мораль весьма
сомнительна. Но будучи еще слаба умом, чтобы понять ее мотивы, я принимала
за нежность то, что было следствием необыкновенной развращенности.

Таковы были приблизительные причины почти полного отсутствия нашего
воспитания; читать и писать - только этому нас учили, но ничего не
говорилось о даре божьем, о морали и религии. Симеон, самый бессовестный,
самый развратный из людей, нарочно проповедовал то, что отвращало нас от
Бога.

- Было бы хорошо, - говорил он, - перерезать горло любому, кто
произнесет его имя. Надо охранить молодежь от этих опасных знаний, тогда она
скорее избежит ошибок в жизни. Если бы только все отцы поступали так! Вот
тогда философия воцарится среди людей.

Может быть, кто-то подумает, что, мол, недалекий был человек этот
капуцин, однако как раз умом он не был обижен. Поэтому так любил
распутничать: не зря говорят, что этот порок почти всегда встречается у
великих людей и что очень редко человек талантливый не отличается безбожием
или безнравственностью.

Хотя интрижка Симеона с моей уважаемой матушкой продолжалась уже
тринадцать лет, так как он лишил ее девственности в десятилетнем возрасте,
да и сама она была плодом предыдущей связи досточтимого Симеона с уличной
торговкой, отсюда Полина, в одном лице его дочь и его любовница, имела
двойную причину завоевать его сердце, - так вот, хотя этот союз продолжался
тринадцать лет в силу указанных выше причин их взаимная страсть совсем не
охладела. Беспрекословная любезность моей матери, ее исключительное
повиновение разнообразным капризам капуцина - одним словом, сочетание всех
этих факторов делало общество Полины необыкновенно ценным для него, и не
проходило и дня без того, чтобы он не проводил с ней по пять-шесть часов.
Настоятель монастыря отец Ив, который, со своей стороны, содержал очень
красивую восемнадцатилетнюю девушку, часто присоединялся со своей любовницей
к этой парочке. В обоих семействах жила очаровательная служанка, которая
также участвовала в этих ассамблеях сладострастия, где после сытной трапезы
приносились Венере гнусные жертвы, придумать которые способен лишь гений
монахов.

Однажды, когда веселая компания собралась на очередное празднество, ко
мне прибежал запыхавшийся брат.

- Серафина, - сказал он, - ты не хочешь взглянуть, как проводят время