отливают агатом, яшмой, кораллом, и над ними насупились громадные сердитые
тучи.
Конечно, надо было ехать не куда-нибудь, а в Испанию. Мы едем прямо в
Испанию, твердо пообещала она себе и все смотрела, как там, над бурными
волнами, кружатся и вспыхивают огни маяков... хорошо бы запомнить их
навсегда. А "Вера" вскинется на дыбы, словно заартачился конь-великан,
взревет всеми своими моторами, так что кровь стынет в жилах, и опять очертя
голову бросается вперед.
вопли, и Фрейтаг высунулся в иллюминатор поглядеть, что происходит. "Вера"
медленно, лениво поворачивалась. Вокруг вертелось с полдюжины лодчонок, а в
них полно каких-то восторженных личностей - вопят, размахивают пестрыми
шарфами, почти все повскакали с мест, того гляди опрокинут свои утлые
скорлупки и пойдут ко дну. А вдоль причалов снова тянется аккуратный ряд
неподвижных испанских судов, будто машины на автомобильной стоянке. После
Фрейтаг прочитал на доске объявлений что здесь к всеобщей забастовке
присоединились портовые эабочие и никто не разгружает прибывающие суда, с
чем бь они ни пришли. Все выглядит уныло, гнетуще, и от крикунов, которые,
раскачиваясь в лодках, шумно приветствую! корабль, никакого веселья, одна
суматоха. Еще не успев толком выйти из гавани, "Вера" опять начала с маху
зарываться носом, и доктор Шуман объяснил профессору Гуттену, что предстоит
поистине классический переход, придется давать всем огромное количество
снотворных и успокоительных - хорошо хоть, уже высадили весь народ с нижней
палубы, это немалое облегчение. Профессор Гуттен воспользовался случаем и
попросил каких-нибудь таблеток для жены, она страдает бессонницей.
полночь, ревела в тумане сирена маяка, на полупустом корабле горели все
огни, торопливо сновали матросы. Дженни накинула поверх халата длиннополое
пальто, надела туфли на босу ногу и побежала к борту. В эту минуту к трапу
нижней палубы мягко подошел французский лоцманский бот - маленькое, почти
неосвещенное суденышко, на нем чуть позванивал небольшой колокол; Дженни
перегнулась через перила и смотрела: в молчании - впервые за все время -
соскочили на тесную палубу шестеро кубинских студентов. За ними спустилась
миссис Тредуэл, протянув для надежности руку одному из моряков на боте, и,
не оглядываясь, села спиной к кораблю, который покидала. Следом сошли жена
мексиканского дипломата и няня-индианка с младенцем. Моряк взял ребенка у
нее из рук, индианка ступила на скользкие, мокрые доски суденышка, мелькнули
узкие босые ступни. Так приятно было слышать быструю, отрывистую, в нос,
французскую речь, и так страстно, чуть не до тоски Дженни захотелось тоже
оказаться на этом суденышке, а оно, позванивая колокольчиком, медленно вышло
из круга света, отброшенного кораблем, и, чуть мерцая собственными скудными
огнями, направилось к благословенным берегам Франции, к возлюбленному Городу
Света... когда же она туда попадет? Дженни припала лбом к перилам и залилась
слезами, потом бегом бросилась к себе в каюту. Эльза стояла у иллюминатора,
она тотчас обернулась, спросила участливо:
катерок с официальными лицами. Ни один новый пассажир не поднялся на борт
"Веры", и никто не сошел. Дженни едва не расхохоталась, ей вдруг ясно
представилось потрясающее зрелище: Дэвид с напускной бодростью и с бешеными
глазами на борту этого суденышка, которое уносит его к берегам Англии, а
ведь они оба вовсе туда не собирались... На палубу "Веры" поднялся
встрепанный, чумазый мальчонка с охапкой газет, но Дэвиду и Дженни не
удалось купить у него газету: они не могли у него понять ни одного слова, а
мальчик не понимал их. У них были только немецкие деньги, и Дэвид вложил в
руку мальчонки шесть марок, тот на них посмотрел хмуро, недоверчиво, но
назад не отдал, однако и газету им не дал.
молодого моряка.
расположились за столом на солнечной стороне временно закрытого бара. Дженни
зашла туда же и умышленно села неподалеку, чтобы слышать их разговор; Дэвид
с ней пойти не пожелал. Но англичане, к ее разочарованию, довольно долго
молчали, только раскладывали и просматривали какие-то бумаги, передавали их
друг другу, подписывали. Один из них спросил капитана, не будет ли он столь
любезен разъяснить непонятную запись, и довольно сердито ткнул пальцем в
какое-то место на раскрытой странице. Потом оглянулся, заметил Дженни,
понизил голос, полдюжины голов ближе склонились одна к другой, и, к
огорчению Дженни, теперь уже только по лицам и жестам видно было, что все
недовольны друг другом и никак не сговорятся. Капитан Тиле весь побагровел,
растерянный, озадаченный, он так раскипятился, что даже дряблая шея вздулась
и вылезла из-за воротника, глаза налились кровью. Молодые англичане
сохраняли полное самообладание; теперь они откинулись на спинки стульев,
вскинув головы, хладнокровно положив руки на край стола, и свысока взирали
на немца - пускай выставляет себя распоследним дураком, они уже самой своей
праведной невозмутимостью заставляли его лишь острей почувствовать, что он
кругом виноват. Дженни с удовольствием на все это смотрела: британцы и
вправду оказались такие, какими их рисуют газеты и романы. Они держались
словно на светском приеме, куда по недоразумению проникло некое незваное
ничтожество и докучает порядочным людям.
есть, вы можете что угодно себе позволить, только немцам нечего ждать
справедливости или хоть сколько-нибудь приличного отношения.
- Я только обязан следить за тем, чтобы он соблюдался.
тем беспомощней краснеет от какого-то затаенного смущения.
долга, кто же этого не знает! Но неужели положение таково, что мы даже
обжаловать его не можем?
капитану.
Дженни Дэвиду.
пассажиров, проходили тихо и довольно приятно; даже Левенталь, заметив,
сколько в кают-компании стало свободных мест, подсказал официанту, что,
пожалуй, герр Фрейтаг мог бы теперь получить отдельный столик. Официант с
радостью сообщил герру Левенталю, что герр Фрейтаг уже и сам об этом подумал
и соответствующие распоряжения уже сделаны. Уильям Дэнни встал с постели и,
не спросясь доктора Шумана, снял с головы повязку; доктор поспешил снова
перебинтовать его, но разрешил выходить к столу. Одно непрестанно жгло
Уильяма Дэнни: досада, что Пасторе все сошло с рук (сошло, и хоть бы что!),
а ведь она его чуть не убила.
доктор Шуман. - Вы думаете, почему я вам ввел сыворотку против столбняка?
Так что уж разрешите мне довести лечение до конца.
Дэнни, - а сперва еще отдубасить за милую душу.
натуры, холодно возразил:
которую вы каким-то образом умудрились вывести из себя.
дар речи:
вписать его в актив своего жизненного опыта. До свидания, до завтра.
и высокого нравственного удовлетворения: в кои-то веки справедливость
восторжествовала, и хоть избрала она для этого самый окольный и, несомненно,
отнюдь не похвальный путь, но доктор Шуман от души радовался ее торжеству.
на сказочный замок, что поднялся среди кудрявых рощ на изумрудно-зеленом
лугу; ровный ковер подстриженной травы спускался к самой воде. До берега
было рукой подать, и Дженни показалось, что ее вновь обманывает обоняние, ей
нередко чудились в воздухе престранные дуновения. Вот и сейчас будто
потянуло свежескошенной травой и теплым запахом пасущихся коров.
Самойлова Елена
Контровский Владимир
Андреев Николай
Володихин Дмитрий
Василенко Иван
Майер Стефани