говейно прикасаясь губами к вязаному кошельку, - это держал в своих ру-
ках человек, который спас моего отца от смерти, нас от разорения, а наше
имя от бесчестия, - человек, благодаря которому мы, несчастные дети, об-
реченные горю и нищете, теперь со всех сторон слышим, как люди восторга-
ются нашим счастьем. Это письмо, - и Максимилиан, вынув из кошелька за-
писку, протянул ее графу, - это письмо было им написано в тот день, ког-
да мой отец принял отчаянное решение, а этот алмаз великодушный незнако-
мец предназначил в приданое моей сестре.
счастья; это была записка, знакомая нашим читателям, адресованная Жюли и
подписанная Синдбадом-Мореходом.
услугу, остался вам неизвестен?
лиан, - и не потому, что мы не молили бога об этой милости. Но во всем
этом событии было столько таинственности, что мы до сих пор не можем в
нем разобраться: все направляла невидимая рука, могущественная, как рука
чародея.
как я целую кошелек, которого она касалась, - сказала Жюли. - Четыре го-
да тому назад Пенелон был в Триесте; Пенелон, граф, это тот старый мо-
ряк, которого вы видели с заступом в руках и который из боцмана превра-
тился в садовника. В Триесте он видел на набережной англичанина, соби-
равшегося отплыть на яхте, и узнал в нем человека, посетившего моего от-
ца пятого июня тысяча восемьсот двадцать девятого года и пославшего мне
пятого сентября эту записку. Это был, несомненно, тот самый незнакомец,
как утверждает Пенелон, но он не решился заговорить с ним.
каждый взгляд Жюли. - Англичанин, говорите вы?
моченный римской фирмы Томсон и Френч. Вот почему я вздрогнул, когда вы
сказали у Морсера, что Томсон и Френч ваши банкиры. Дело происходило,
как мы вам уже сказали, в тысяча восемьсот двадцать девятом году; пожа-
луйста, граф, скажите, вы не знали этого англичанина?
она оказала вам эту услугу?
вашему отцу за какой-нибудь добрый поступок, им самим позабытый, и вос-
пользовался предлогом, чтобы оказать ему услугу?
ясь в графа, - только то, которым он подписал записку: Синдбад-Мореход.
его голоса, граф добавил:
быть чуть-чуть повыше, немного тоньше, в высоком воротничке, туго затя-
нутом галстуке, в облегающем и наглухо застегнутом сюртуке и с неизмен-
ным карандашом в руках?
глазами.
знавал некоего лорда Уилмора, который был щедр на такие благодеяния.
руками, - во что же он верит, несчастный?
встречался, - сказал Монте-Кристо, бесконечно взволнованный этим возгла-
сом, вырвавшимся из глубины души. - Может быть, с тех пор ему и пришлось
самому убедиться, что благодарность существует.
свести нас к нему, показать нам его, сказать нам, где он находится? Пос-
лушай, Максимилиан, послушай, Эмманюель, ведь если мы когда-нибудь
встретимся с ним, он не сможет не поверить в память сердца!
снова прошелся по гостиной.
об этом человеке, скажите нам все, что вы знаете!
его голосе, - если ваш благодетель действительно лорд Уилмор, то я бо-
юсь, что вам никогда не придется с ним встретиться. Я расстался с ним
года три тому назад в Палермо, и он собирался в самые сказочные страны,
так что я очень сомневаюсь, чтобы он когда-либо вернулся.
нии, и глаза ее наполнились слезами.
Монте-Кристо, глядя на прозрачные жемчужины, струившиеся по щекам Жюли,
- он снова полюбил бы жизнь, потому что слезы, которые вы проливаете,
примирили бы его с человечеством.
лосом графа.
надежду, - была же родина, семья, родные, знал же его кто-нибудь? Разве
мы не могли бы...
вах, которые у меня вырвались. Едва ли лорд Уилмор - тот человек, кото-
рого вы разыскиваете; мы были с ним дружны, я знал все его тайны, - он
рассказал бы мне и эту.
Вспомни, что нам так часто говорил отец: не англичанин принес нам это
счастье.
он.
что наш благодетель встал из гроба. Это была такая трогательная вера,
что, сам не разделяя ее, я не хотел ее убивать в его благородном сердце!
Как часто он задумывался, шепча имя дорогого погибшего друга!
потустороннее озарение, это предположение перешло в уверенность, и пос-
ледние слова, которые он произнес, умирая, были: "Максимилиан, это был
Эдмон Дантес!"
ужасной. Вся кровь хлынула ему к сердцу, он не мог произнести ни слова;
он посмотрел на часы, словно вспомнив о времени, взял шляпу, как-то вне-
запно и смущенно простился с г-жой Эрбо и пожал руки Эмманюелю и Макси-
милиану.
рошо в вашей семье, и я благодарен вам за прием, потому что у вас я в
первый раз за много лет позабыл о времени.
и я уверен, что мы ему симпатичны.
показалось, будто я слышу его не в первый раз.
прекрасного особняка, заметного даже среди великолепных домов этого бо-
гатого квартала, обширный сад; его густые каштановые деревья возвышаются
над огромными, почти крепостными стенами, роняя каждую весну свои белые
и розовые цветы в две бороздчатые каменные вазы, стоящие на четыреху-
гольных столбах, в которые вделана железная решетка времен Людовика
XIII.
пурные цветы и крапчатые листья, этим величественным входом не пользуют-
ся с того уже давнего времени, когда владельцы особняка решили оставить
за собой только самый дом, обсаженный деревьями, двор с выходом в пред-
местье и сад, обнесенный решеткой, за которой в прежнее время находился
прекрасный огород, принадлежавший этой же усадьбе. Но явился демон спе-
куляции, наметил рядом с огородом улицу, которая должна была соперничать
с огромной артерией Парижа, называемой предместьем Сент-Оноре. И так как
эта новая улица, благодаря железной дощечке еще до своего возникновения
получившая название, должна была застраиваться, то огород продали.
располагает; уже окрещенная улица погибла в колыбели. Приобретателю ого-
рода, заплатившему за него сполна, не удалось перепродать его за желае-