ребенок мельничный жернов с ладошки на ладошку кидает, а коршун бойчее
утки реку переплывает.
зазвенело!
лины в гору бежит, садись, да и кушай! Да!
два комара мост рубили, а два голубя волка разорвали, а два ребеночка
козу вверх вместо мячика бросали, а две лягушки рожь молотили.
кошке медвежий язык варили.
того ли еще я там насмотрелся: иду, вижу - цирюльник женщине бороду бре-
ет, а грудной младенец на свою мать кричать смеет!
а кляча их работу хвалит, себе на спину мельницу валит.
а рыжая корова хлебы в печь сажает.
ты налгал с целую гору!"
одна из них тоже милостыню выпрашивала, и когда кто ей подавал, она при-
говаривала: "Награди тебя Господь".
Видит он, что стоит она у дверей и дрожит, и сказал ей ласково так:
"Взойди, тетка, погрейся".
ее гореть стали, а она того и не заметила.
лишь бы пламя потушить!
свои диковинные штуки и фокусы. Между прочим, заставлял он и петуха под-
нимать тяжелое бревно и носить как перышко.
лист трилистника с четырьмя лепестками (а кто им запасется, тому уж гла-
за не отведешь!), и потому она увидела ", что петух носит не бревно, а
соломинку. Она и крикнула: "Люди добрые, да разве же вы не видите, что
петух-то поднимает соломинку, а не бревно?"
колдуна с позором. Он же, обозленный этим, сказал про себя: "Хорошо же,
я вам отплачу!"
новала свою свадьбу и шла вместе со всеми поселянами через поле в мес-
течко, где была кирха. И вдруг весь свадебный поезд наткнулся на сильно
разлившийся ручей, через который не было ни мосточка, ни бревнышка. Не-
веста, не будь глупа, тотчас подобрала платье повыше и собралась перейти
ручей вброд. И чуть только она вступила в воду, кто-то (а это и был сам
колдун) и крикнул около нее насмешливо: "Эй! Где у тебя глаза-то? Или ты
это за воду приняла?"
платье, среди льняного поля, покрытого синими цветами.
лы, так что он даже не знал, кому из них после смерти свое королевство
завещать. Когда пришло время умирать, призвал он их всех к своей постели
и сказал: "Милые дети! Я кое-что обдумал, а что обдумал, то и вам отк-
рою: тот, кто из вас ленивее окажется, тот и должен после меня коро-
левством править".
мне принадлежать: ведь я так-то ленив, что когда лягу в постель и спать
задумаю, так мне лень глаза закрыть".
нив, что когда сяду у огня погреться, то скорее дам пяткам обгореть, не-
жели ноги от огня отодвину".
ленив, что если бы меня вешать стали и петлю уж мне на шею надели, и дал
бы мне кто острый нож в руки, чтобы я ту веревку перерезал, так я скорее
бы дал петлю затянуть, нежели до нее руку поднял".
королем быть".
вечером утруждать себя, залегли в траву и давай своей леностью хвас-
таться.
справиться. Забота о чреве - главная моя забота: ем я немало да, пожа-
луй, и пью не меньше. Четыре раза покушав, я опять пережду маленько, по-
ка меня снова голод проберет, так-то мне лучше! Раннее вставанье - не
мое дело; а когда время подходит к полудню, я опять ищу себе местечко,
где бы уснуть. Коли господин меня кличет, я делаю вид, будто не слышу;
кликнет в другой раз - так я еще повременю, поднимусь, да и потянусь не
спеша. Вот так-то, пожалуй, еще можно жить на свете".
да нет, да и скажу, что уж она поела. Зато высыпаюсь я отлично часов по
пяти в ларе с овсом. Потом выставлю из ларя ногу и проберу лошадь раза
два по животу, вот она и вычищена, и выглажена. Кто там смотреть станет?
Но и при этом служба все же мне кажется очень тяжелою!"
быть не может. Лег я на солнце, уснул. Начало на меня капать, но я вста-
вать и не подумал! Пускай себе дождь идет. Но дождь-то в ливень превра-
тился, да такой, что волосы с головы моей срывать стал и вдаль уносить
клочьями, даже дыру в голове у меня продолбил. Я залепил ее пластырем,
да и все тут. Таких-то бед немало уж у меня бывало".
бы силы свои поберечь. Потом начну работу потихонечку да все посматри-
ваю, нет ли там когонибудь, кто бы мне мог помочь. На тех, кто подойдет,
я и свалю работу, а сам только присматриваю: ну, да с меня и того до-
вольно".
навоз из стойла выгребать и на телегу наналивать. Я, конечно, этого ско-
ро не делаю: возьму немного на вилы, приподниму чуть-чуть да отдохну с
четверть часика, пока на телегу вскину. Довольно и того, если за день
возик вывезу: ведь не помирать же мне над работой".
не боюсь, только сначала недельки три поотлежусь, да еще и платья-то с
себя не снимаю. А пряжки зачем на башмаках носить? Пусть сваливается
башмак: не велика важность! И вот, когда мне приходится на лестницу под-
няться, так я, обе ноги на первую ступеньку поставив, уж начинаю ос-
тальные ступеньки пересчитывать, чтобы знать, на которой отдохнуть".
моей работой присматривает, только он по целым дням не бывает дома. Но я
все же ничего не упускаю: хоть еле ползу, а все же всюду поспеть стара-
юсь. Меня с места сдвинуть - разве только четверым здоровым малым под
силу. Случилось мне до нар добраться, на которых уже шестеро друг около
дружки спали: прилег и я к ним и заснул. Так заснул, что и не разбудить,
а хочешь домой залучить - так на руках снеси".
дороге не переступить: а где он лежит, там и я лягу, хоть будь тут грязь
и лужа... Лягу и лежу, пока солнышко меня не обсушит: ну, разве что по-
вернусь настолько, чтобы оно на меня светить могло".
да мне было лень к нему руку протянуть, чуть с голоду не помер. Ну и
кружка передо мной стояла, да такая-то большая и тяжелая, что я ее при-
поднять не мог, и решил - лучше уж жажду терпеть, И повернуться-то мне
на бок не хотелось: весь день лежал, как чурбан".
и икры во как раздуло! Лежим мы втроем на проезжей дороге, а я еще и но-
ги вытянул. Едет кто-то в телеге и переехал по моим ногам. Оно, конечно,
мог бы я ноги поотодвинуть, да не слыхал, как наехала телега: комары у
меня в ушах жужжали, в рот мне влетали, а через нос вылетали, ну, а
прогнать их кому же охота!"
зать: целый день таскать туда и обратно тяжелые толстые книги для моего
Круз Андрей
Андреев Николай
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Беляев Александр