как грамотность превратится в видеотизм.
развитие нашей цивилизации: песнь предшествовала рассказу, - но также
потому, что стихи потребуют меньших затрат. Начнем с дюжины славных имен. В
книжном шкафу рядового читателя п оэзии стоят, мне кажется,
тридцать-пятьдесят томиков стихов. Половину этого количества можно поставить
на одну полку, или на камин, или, в худшем случае, на подоконник в каждом
американском доме. Цена дюжины стихотворных книжек в мягкой обложке
приближае тся сегодня, самое большее, к четверти стоимости телевизора. И
если такой книжной полки еще нет, то связано это не с отсутствием вкуса к
поэзии в народе, а с очевидной невозможностью развить его ввиду
недоступности книг.
электричество, как молоко в Англии, наподобие коммунальных удобств, а цена
должна быть минимальной. И в любом случае стихи должны продаваться в аптеках
(хотя бы потому, что они скрасят счет, от которого вы в ужасе). И уж
конечно, антология американской поэзии должна лежать в тумбочке каждого
гостиничного номера рядом с Библией, которая не станет возражать против
такой близости, не жалуется же она на соседство телефонного справочника.
американская поэзия - лучшее, что есть в стране. Требуется взгляд со
стороны, чтобы увидеть некоторые вещи ясно; перед нами одна из таких вещей,
и я именно тот, кто может пос мотреть со стороны. Количество стихов,
созданных на этой земле за последние полтора столетия, затмевает сходное
предприятие в какой-либо другой литературе, и если на то пошло, и наш джаз,
и наше кино, которыми справедливо восхищаются во всем мире. То же относится,
рискну сказать, и к их качеству, поскольку эта поэзия пронизана духом личной
ответственности. Нет ничего более чуждого американской поэзии, чем
европейская специализация на психологии жертвы с ее указующим на чью-то вину
перстом; чередование в злетов и падений, прометеева аффектация и вечное
нытье. То правда, что в американской поэзии есть свои изъяны: обилие
провинциальных визионеров и многословных невротиков. И все же она
превосходное лекарство, а метод однопроцентного распределения плохо ск
азывается на здоровье нации, которая могла бы гордиться поэзией не меньше,
чем свободой.
каком-то смысле эта страна - не случайное ее пристанище. И уж, наверное, не
случайно, что в этой стране индивидуализм дошел до своей эксцентрической
крайности, как в модернистах , так и в традиционалистах (он же и породил
модернизм). На мой взгляд, а также и на мой слух, американская поэзия -
бескомпромиссная и неутомимая проповедь обособленности человеческого бытия,
песня атома, если угодно, отвергающая цепную реакцию. Ей прис ущи бодрость и
самообладание, умение глядеть на худшее, не моргая. Ее глаза широко открыты
не от удивления или в предвкушении разгадки бытия, но на случай опасности. В
ней мало утешения (любимый конек европейской поэзии, особенно русской);
изобилие отчет ливых подробностей; отсутствие тоски по какому-то золотому
веку; она учит твердости в поисках выхода. Если подбирать для нее девиз, я
бы предложил строку Фроста из "Слуги служителей": "Наилучший выход всегда
насквозь".
монолитности и однородности ее корпуса, а потому, что ее путь к читателю -
моя тема. Следует заметить, что известная сентенция о роли поэта и его долге
перед обществом ставит пр облему с ног на голову. Уж если говорить об
общественном назначении того, кто сам себя нанимает, то социальная функция
поэта - сочинение стихов, и он это делает не по призыву общества, а по
собственному призванию. Хорошо писать - вот единственный его д олг, долг
перед языком. Его стихи, написанные на языке его народа, - это и есть шаг
навстречу обществу. А задача общества - выйти ему навстречу, то есть открыть
книгу и прочесть ее.
поскольку он не прекращает писать. Итак, поэзия - самая высшая форма
высказывания в любой культуре. Отказавшись от чтения стихов, общество
обрекает себя на низшие речевые с тереотипы в устах политика, бизнесмена или
шарлатана, т.е. на собственные речевые возможности. Другими словами, оно
лишается своего эволюционного потенциала, ибо то, что отличает нас от
животных, - это дар речи. Обвинения, то и дело предъявляемые поэзии , что
она трудна, темна, герметична и что там еще, говорят не столько о состоянии
поэзии, сколько о том, на какой низкой эволюционной ступени задержалось
общество.
избегает клише и тавтологии. Отсутствие этих вещей как раз и придает
ускорение искусству и отличает его от жизни, чей главный стилистический
прием, если можно так сказать, им енно клише и тавтология, так как жизнь
каждый раз все начинает сначала. Неудивительно, что общество нынче,
сталкиваясь с поэзией, пребывает в растерянности, как будто надо вскочить в
поезд на ходу. Мне уже случалось говорить, что поэзия - не развлечение
генетическая цель, эволюционный и лингвистический путеводитель. Кажется, мы
ощущаем это в детстве, когда, впитывая и запоминая стихи, овладеваем языком.
Но очень скоро, повзрослев, от казываемся от этой прекрасной практики,
убежденные в том, что мы его освоили. Хотя освоили мы всего лишь стереотипы,
достаточные для того, чтобы перехитрить врага, что-то продать, добиться
того, чтобы с вами переспали, получить повышение по службе, но не
набивать предложение смыслом, как фургон, или различать в любимых чертах
"душу-странницу", пока не поймешь, что "Память о блеске былом и значенье /Не
отменяет тщету и забвенье, /Ужас кон ца и твое униженье", пока все это не
впиталось в твою кровь, ты все еще прозябаешь среди безъязыких. И таких
большинство, если в этом есть утешение.
интуицию. И поэзия также наиболее эффективная форма душевного ускорения. На
крохотном пространстве настоящее стихотворение преодолевает колоссальное
душевное расстояние и к с воему концу нередко предлагает вам благую весть
или откровение. Это происходит потому, что в процессе сочинения поэт
использует, по большей части неосознанно, оба основных способа познания,
доступных человечеству: западный и восточный. (Разумеется, то и другое
водится в обоих полушариях, но преобладание одного из них зависит от
традиции.) Первый основывается на рациональном, точном анализе. В
общепринятых представлениях он ассоциируется с мужской самоуверенностью и
обычно иллюстрируется декартовым [cogi to ergo sum]*(1). Второй опирается на
интуитивный синтез, требует самоотрицания и лучше всего персонифицируется
Буддой. Иными словами, поэзия предлагает вам образец совмещенного
непредвзятого человеческого ума в работе. В этом и заключается главная привл
екательность поэзии, помимо использования ритмических и фонетических свойств
языка, которые и сами по себе достаточно выразительны. Стихотворение как бы
говорит читателю: "Будь как я". И в момент чтения вы становитесь тем, что вы
читаете, вы совпадаете с
и откровение, скрытые в нем, - теперь ваши. Они все еще ваши и после того,
как вы захлопнули книгу, поскольку вы не можете вернуться к тому положению,
когда вы ее еще не открывали . В этом смысл эволюции.
первый, мы бы остановились на Арнольде Шварценеггере; будь это второй, что
этически более приемлемо, нам бы пришлось довольствоваться Вуди Алленом.
Цель эволюции, согласны вы с этим или нет, все-таки красота, которая всех
переживет и окажется единственной правдой в силу того, что представляет
собой сплав духовного и чувственного. Существуя лишь в глазах наблюдателя,
идеально она может быть выражена только в словах: тут-то и выходит на сцену
стихотворение, семантически столь же безукоризненное, как и фонетически.
английский. Родиться в нем или быть усыновленным им - лучшая участь, которая
может достаться человеку. Препятствовать его носителям получить к нему
неограниченный доступ -
система распределения поэзии. Не знаю, право, что хуже: сжигать книги или не
читать их; думаю, однако, что издание поэзии символическими тиражами - это
что-то промежуточное между
о великих поэтических произведениях, по которым проехал каток забвения, а
затем вспомнишь о чудовищных демографических перспективах, на ум невольно
приходит мысль о близости удруч ающего культурного регресса. И даже не так
меня беспокоит судьба культуры, великих и малых поэтических трудов, сколько
человек, не способный выразить себя адекватно и потому обращающийся к
действию. А так как возможности такого действия ограничены мускул атурой, он
обращается к насилию, применяя оружие там, где мог бы помочь эпитет.
всеобщее распространение поэзии, как классической, так и современной. Оно
должно быть передано, по-видимому, в частные руки, но пользоваться
поддержкой государства. Ориентироват ься следует на всех, кому больше
четырнадцати. Упор должен быть сделан на американскую классику, а что до
того, кого и как издавать, пусть это решают два-три сведущих человека, т.е.
сами поэты. Литературоведов с их идеологической перебранкой лучше держат ь
на расстоянии, ибо в этой области нет другого диктата, кроме вкуса. Красоту
и ее спутницу истину нельзя подчинить какой-либо философской, политической и
даже нравственной догме, поскольку эстетика - мать этики, а не наоборот.
Если вы думаете иначе, по пробуйте припомнить обстоятельства, при которых вы
влюблялись.
назначать на роль большого поэта кого-нибудь одного - на некий период, а то
и на целое столетие. Делается это с тем, чтобы уклониться от чтения других и